История Марьюшки Гамильтон

                По мотивам  Д.Л. Мордовцева

Ой, люли, да тарара,
      Это Русь, а не гора.
Ворон черный тут сидит,
    «Лютый век» - в трубу трубит.
Ой, люли, да тарара…
     Сбрита саблей голова!*

          

За стеной за крепостною –
Всё обыкновенное.
Вроде гул прошел волною,
Видно, дело скверное.
   Вдалеке, чу, речь людская
   И воронье карканье.
   Не к добру молва мирская
   И засовов шарканье.
Говорит один охранник:
- Что творится в Питере?
Может дать народу пряник
Иль послать всех к матери?
  - У Петра другие планы, -
   Отвечает камерный, -
   Как живут в Европе страны?
   Невдомек им матерный.
Что-то зачастил «забавы»
Смертью царь наш, батюшка,
До сих пор на кольях главы,
Казням нету краюшка.
   Гарнизон ворон привадил
   Свежей человечиной.
   Лучше б людям жизнь наладил
   Всю, слезой отмеченной.
             *       *       *               
* - здесь и далее жирным курсивом выделены   
     реминисценции на темы  старинных
     казачьих песен.





Перед крепостью – собранье,
     Словно маслениц гулянье.
Барабаном созывали,
     Правосудья ожидали.

От крепостных ворот
Скрипит телега в черном.
Увенчан эшафот
Солдатами с ружьем.
   Поправив отворот,
   Палач прошел над терном.
   Он здесь не первый год,
   Снял шапку с меховьем.
И следом вся толпа
                в руках зажала шапки.
«Царь едет!  Едет царь!» -
                раздались голоса.
 Петра грудь колесом,
                Россия ж вся в охапке,
 А в ней, всё как и встарь:
                проклятий полоса.

             *       *       *
 
Петр  Лексеевич, родный батюшко,
Не одень меня в холста платьюшко,
Отпусти меня в поле-полюшко,
Натерпелся я горя-горюшка.

Под крутыми скалистыми склонами
Тихий Дон подмывал правый брег,
И рыбацкая лодка поклонами
Чтила Дон, как святой оберег.
   На горе у обрыва у самого
   Дитко Марьюшка смотрит на плёс.
   На коленях у дедушки старого
   Не роняла тогда внучка слез.
А в казачьей степи – диво-дивное:
Есть и дичь, и любое зверьё,
Лошадей бродит стадо станичное,
Их пасет брат Васюта  Трепьёв.
 
 Он поет тихо  песни любимые:
  «Как у нас во Черкасск на Дону
   Собирались казаченьки милые
   Во един круг…»
                Ой, я не могу.

               *       *       *
          А донские конники
             Понацепят   звоники,
        Разобьют  кандалики
            И гуртом на ялики.

Над боярышником плачет горлинка,
Деток Марьюшке жалко ее.
Хоть и жили станичники скромненько,
Но кормили и дичь и зверьё.
   Как-то ехал с охоты с добычею
   Батька Марьюшки вскачь на коне.
   И запомнилась встреча та лучшею –
   Ведь отец прокатил на седле,
Диким полем, той степью бескрайнею,
Против ветра,  чтоб дух захватил.
Нагадала любовь Марье раннюю
В Спас цыганка. Господь не простил.
   Мол, войдет в терема чудо-барские,
  Там и долюшку сердца найдет.
Годы шли и палаты став царскими
Обожгли в девятнадцатый* год.
   Марья рода была знаменитого,
   Имя предки несли Гамильтон.
   И характера стала открытого,
   При дворе изучив моветон.
Бог создал красоты ослепительной,
Что смущала дворцовых вельмож.
Предложенья руки покровительной
Сделать только слепой ей не мог.
   Очарован и Петр был, и Меншиков*2,
   И Шафиров*3, Головкин*4 и Брюс*5.
   Гамильтон всех отвадила сменщиков,
   Проявив свой изысканный вкус.
______________________________________
* - казнь Марьюшки состоялась в 1719 году.
*2 - Светлейший князь  Александр Данилович Меншиков, сподвижник Петра 1, генералиссимус;
*3 -  подканцлер барон Петр Павлович Шафиров;
*4 - канцлер граф Гаврило Иванович Головкин;
*5- Граф Яков Вилимович Брюс, ученый, государственный и военный деятель.
               
     Но на третий год встретился Ванюшка,
Разудаленький царский денщик.
Полюбила несчастная Марьюшка,
Где ей знать, что Орлов – «временщик».
   Было время, связь шла незамеченной,
   Только близкие знали о ней.
   Но не скроешь, коль станет отметиной
   Весь живот, хоть корсетом зашей.
Захотела бежать вместе с соколом
В край родной, где течет Тихий Дон.
Только Ваня ответил ей холодно,
Безучастно воспринял он стон.
    Делец петровский, карьерист,
   Натурой – мелкий эгоист.
   Зубастую увидев пасть,
   Он струсил: «Как бы не пропасть!
Хоть съешь ребенка моего!
Меня не трогай одного!»
Он чувства низкие души
Пытался скрыть в дворца тиши.
   Он знал, что выгодно и как,
   В доносах был большой мастак.
   Используя  любой обман,
   Набил он руку и карман.
Увлекшись Марьи красотой,
Любви не испытав, святой,
Не мыслил он покинуть двор,
И с нею поступил, как вор.
                *       *       *
Как прикинулся он серым заюшком,
      Добрым молодцом был, 
                горностаюшком,
Горе вслед шло змеей подколодною,
Мышью в щель проползло подкопенною
Вот и подъехала телега к эшафоту.
Прекрасно личико преступницы младой.   
*- после казни Марии Орлов спился и умер в 
    горячке.
Солдаты стражи разгоняют вкруг басоту,
Мария свечку держит левою рукой,
   А правой крестится, читая отходную.
  Вдруг из толпы раздался
                сердобольный плач:
   - Ох, мать, Владычица!
                Да как же молодую,
   Голубку бедную казнить начнет палач!?
Но никого не видит фрейлина*, стеная.
Приставник с мамушкой
                поддерживают стан.
Воспоминания о детстве, все сминая,
Перенесли ее в родной казачий стан.

                *         *         *
          Привязала стружек
                Я у крут бережок,
         Зелен где камышок,
               Тополиный пушок.

Перед ней Тихий Дон растекается,
 Власьич в лодке-каюк, знай, сидит,
  Окунь с голавлей в водах играется,
    Чешуя их под солнцем блестит.
      От станичников песня доносится,
       Заунывно над степью звучит.
       Это горе на волюшку просится,
      В такт ей иволга в роще свистит.
    Стонет дятел, болит, ох, головушка,
   Голос матери чудится вновь:
 «Как же, дитятко? Вымолви словушко?»
Горько слушать, в виски бьется кровь.

                *        *        *
Молодец девку взял, прибесчествовал,
       Целовал да за руки хватал.
Отошедши,  злодей приусердствовал,
       Насмехаться над дивчиной стал.

Бал кружился, двор хвалился,
Ягужинский* суетился,
Словно батюшка женился.
Бобрик*2 пред Петром делился: 
             
* - придворное звание Марии Гамильтон.
* - Граф Павел Иванович Ягужинский, один из ближайших помощников Петра 1, генерал-прокурор;
*2 - шут при дворе Петра 1.       
       
   
    «Как-то в полдень, очень смело
   В церковь пчелка залетела.               
 Уйма свеч пред образами,
Все горят, горят огнями.
 Воск светильников стал капать.
   Горько пчелке, стала … плакать».
Царь подернулся плечами,
Улыбнулся вскользь усами.
А пчелинец сказ продолжил:
   «Как-то дед, что 100 лет прожил,
     Мне, юнцу, поведал притчу.
      Я начало только вычту:
        Не сложилась жизнь влюбленных.
    Чувств отведав,  потаенных,
 Предпочли смерть.
                - Как?
                - С обрыва.
   Мать была на грани срыва.
   Плач, могилу орошая,
   Дал цветок – Иван-да-Марья».
Услыхав такие речи,
Марья в сад пошла со встречи.
Ваня с барыней кружился.
- От зазнобушки отбился?
- Ой, не бойся ты, Авдотья, -
Молвит Глинская, - сегодня
С ними спляшет и перина.
Под роброном*, чай не шина.
- Тяжела, неужто, стала,
Недотрога  «после бала?».
    Злой язык жжет пуще ада:
    Марья – в обморок от яда.

             *        *        *               
 *- (устар.) буквально с франц. – круглое платье. Очень широкое женское платье с округленным шлейфом.
Совыканьеце-то наше было тайное,
Расставаньеце-то наше вышло явное.

И, вдруг, всплывает,  ох,
                ужасный зимний вечер,
Пустынный дом, тот, где малышку родила,
Безумство страшное и оправдаться нечем.
Чтоб с Ваней жить, как «закусила удила»:
   Накрыв подушкою, родившееся чадо,
 Услышав крик младенца, бросилась бежать.
  В дверях столкнулась с Катькой*:
                - Сделай всё, как надо!
- Простите, фрейлина. Не стану убивать!
Вернулась в комнату, приподняла подушку.
Несчастный смотрит, молча на убийцу-мать.
- Ну,  почему же я не вспомнила кукушку,
И птичьи яйца!   Разве  нужно  убивать?
   Как подхватила спеленатого ребенка,
   И побежала в темень к проруби речной,
   Никто не видел!
                Злополучная пеленка
   Была уликой зверства.
                Час приходит мой.
                *        *        *
   «По именному своему великого   государя указу:
Девку Марью Гаментову, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от него трижды брюхата и двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое ее душегубство ...
казнить смертью».
                27 ноября 1718 года.
              Ой, не вечор-то, не вечор
               Да мне малым-мало спалось,
          Ветер развевал шатер,
              Да не во сне ль привиделось?
          Будто сокол мой родной
              На заре на  утренней
          Распрощался уж со мной,
              Да и стал меня живей.
_____________________________________
*- горничная фрейлины – Екатерина Терповская. Она знала с какой целью Мария принимает лекарства, выдавая их за средства «от запору».
               
               
В руке дрожащей гаснет вдруг свеча,
Сама восходит эшафот, шатаясь,
И шубка лисья валится с плеча,
Осталась в платье, лентами взвиваясь.
 
  Ну, здравствуй, Марья!
                Вот и я пришел
  С тобой проститься, -
                сухо царь промолвил.
  Она к ногам склоняется на пол.
- Прости, помилуй! – может грех замолит.
        Царь поднимает.  Замерла толпа,
       Вся превратилась словно в ожиданье.
      «Закон мне не пресечь. Твоя тропа
    Проложена лишь к Богу на свиданье.
Ты казнь прими.  Бог грех простит.
                Ты верь».
Царь-государь! О, господи, помилуй!
Зачем  Ты открываешь к небу дверь?
Неужто небеса даруют силой?

   «Пусть не коснется палача рука
   Твоих ланит, вотще.
                Прощай, Мария!»

   Царь наклонился, плечи сжал слегка,
   Поцеловал!
                В толпе уж эйфория!
- О, Матушка!  Ты  замолила  мя!
Мария голову в мольбе  нагнула.
Царь отошел и, к палачу склонясь,
Промолвил что-то…
                В воздухе  блеснуло…

                *         *         *
        Белы руки ее опустилися,
         Резвы ноги ее подломилися,
На помост с плеч свалилась головушка,
    Отлетела душа, чай,  зазнобушка.
 
    Раздался вздох разбуженной толпы.
    Царь посмотрел на волосы, на тело    
    Осиротели терема столпы…
    А кровь текла, остановиться не успела…
Петр голову за волосы поднял,
Слегка подбросил, подхватив за уши.
Глаза… Он вспомнил, как  их целовал,
Как ночи наслаждался до удушья.
    Царь медленно прильнул к ее губам,
    Еще дышавшим, утренней прохладой.

   Такая смерть …
                Не место здесь рабам …
    Опять проблемы у графьев  с усладой.

            Главу Петр грубо  кату передал*,
          И  облизнул с ладони каплю крови.
      Таков Марии Гамильтон финал*2.
   А  у Петра… не дрогнули и брови*3.

                *         *         *
    Учили древние: не приближайся к трону,
    И не ищи монаршей сам любви,
    Не примеряй в тщеславии корону,
    Чтоб не закончить годы на крови.
 
                *         *         *
                Прощай белый свет!
                Эх, прощай Тихий Дон!
         Простите казаки-товарищи!
Пусть сокол в станицу снесет мой поклон
              О том, что Россия…
                в пожарище.
____________________________________________
*- в действительности «Петр бросил голову наземь,
    перекрестился и уехал.
*2- голова Марии Гамильтон хранилась в 
   Кунсткамере 60 лет «чтоб все знали, какие у нас
   в России красавицы», - сказал Петр 1.
   
















































____________________________________________
О М.Г. Петр 1 еще говаривал так: «любить девок   хорошо, да не всегда, инако, забудем ремесло».
*3- по мнению ряда историков убиенные Марией 
   младенцы вполне могли быть и Петра 1.