Муки творчества

   В одну из многочисленных редакций русскоязычной прессы Германии вошёл  немолодой человек. На его одутловатом лице, изборождённом глубокими морщинами, застыл благоговейный трепет. Одет посетитель был более, чем странно:  весь его туалет представлял собой набор неподходящих один к другому ни по цвету, ни по размеру предметов одежды. Зелёный пиджак c объёмными плечами и рукавами, свисающими ниже кистей рук,  резко контрастировал с оранжевой в синию полоску рубашкой. Из потёртых, неопределённого цвета брюк, возможно, изначально принадлежащих этому солидного возраста господину, он явно вырос. Стоптанные сандалеты на босу ногу завершали наряд посетителя. Из разинутых пастей видавшей виды обуви торчали пальцы с сухими мозолями, бесстыдно демонстрируя такие чёрные,  изогнутые коромыслом ногти, что перед ними в паническом страхе ретировалась бы любая хищная птица.
  Мужчина, имеющий  возможность своим обличьем  украсить обложку детского  сборника с ужастиками о похождениях Бармалея, пригладил буйную растительность на голове и оглядел таблички на дверях. Найдя кабинет Досужева, главного редактора газеты,  он судорожно сглотнул, медленно, как в гипнотическом сне, поднял руку и трижды стукнул в дверь.
   - Войдите! – отозвался раздражённый голос ответственного работника, по горло занятого правками и сокращениями  «в подвал».
  Посетитель глубоко вздохнул и переступил заветный порог. Свершился факт исторической встречи автора с редактором!    О ней давно и с вожделением мечтал  этот странный дяденька, видом своим  напоминающий переселенцам из стран СНГ о позорной прослойке тамошнего общества - гражданах  без определённого места жительства.
  Хозяин кабинета окинул гостя оценивающим взглядом. «Ну и прикид! Богема... – подумал он неприязненно. – Каждый художник от слова «худо» оригинальничает, выпендривается, лишь бы выпятиться и обратить на себя внимание!..»  Но вслух, не сбрасывая маску занятости, сдержанно спросил:
  - Чем могу быть полезен?
 - Здравствуйте! – скромно улыбнулся гость. -  Моя фамилия Писакин. Я принёс вам серьёзный материал.
 - Что у вас? Очерк, рассказ, статья? – спросил Досужев, поправляя широкий светлый галстук под воротом безукоризненно белой рубашки. Элегантный пиджак из серой ткани висел на спинке стула.
  - Да... То есть нет... – неопределённо промямлил  гость.
  - Присаживайтесь, господин Писакин, рассказывайте. Что-то я вас не припоминаю? Вы у нас раньше не публиковались?
  - Я ещё никогда не публиковался...
 - У  вас  рекламный материал? – оживился Досужев.
 - Да... То есть, нет... Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, – Писакин вынул из внутреннего кармана своего зелёного балахона измятый листок.
 - Оставьте в отделе писем, -  сразу потускнев, сухо  буркнул  редактор. -  Время будет,  посмотрю. Учтите, рукописи мы не возвращаем.
 -  Может, сейчас глянете? – заканючил Писакин. - Я так старался... Год писал! Я не гонюсь за авторской славой, жизнь заставила взяться за перо.
  Писакин лукавил: привело его к редактору именно страстное желание обнародовать рождённое им в муках бессонных ночей.
  - Ладно, давайте, что там у вас? - неожиданно легко согласился Досужев. Он почувствовал,  что от Писакина отделаться будет не так-то просто. А, может быть, и какая-то идея возникла в творческой голове редактора, постоянно вынашивающей сногсшибательные планы и не менее грандиозные проекты.
 Он взял листок у Писакина, бегло прочитал текст, нацарапанный далеко некаллиграфическим почерком, с неимоверным количеством ошибок и полным отсутствием знаков препинания:
                Я  спИрва  любил  сАсеТку
                А  потом  Иё  сИстру.
                Ни с  Адной  из  них  в  развеТку
                Ни  за  Што  бы  нИ  пАшёл
                Я  хлИщу  Ат  горя  воТку
                АдиночИствА  гнИтёт
                Мне  любов  как  скАвАроТкой
                Больно  по  уху  дала
                Я  б  хАтел  найти  пАдруШку
                Чтоб  сгАтовила  обеТ
                ПАстирала  мне  пАдушку
                И  квартиру  убрала
  - Что это?! – у Досужева глаза выскочили на лоб. -  Высоко вас занёс Пегас! И вы хотите, чтобы мы опубликовали эти ваши, простите,  «нескладушки»?!
- Много вы тут понимаете! – обиделся Писакин.
  Он заговорил быстро и пылко, поразив редактора довольно насыщенным словарным запасом:
  - Это же белые стихи! Очень модные сейчас, кстати.  Видел я, что вы тут печатаете! Всякие бездари шлют вам чёрте-что, чепуху всякую! Многие сейчас изгаляются, выдумывают всякие там «эпитеты» да «метафоры», состязаясь с собратьями по перу в «изящной словесности»! Пишут сущую бессмыслицу. Читать нечего! Ждёшь, ждёшь, когда какой-нибудь ваш хвалёный поэт что-то стоящее  выродит в очередном своём «опусе», а в итоге до последней строчки некую тарабарщину с грехом пополам дожуёшь, а глотать нечего! Пшик и разочарование от такого чтива! Лучше бы ваши бумагомаратели занялись полезным физическим трудом!  А то пишут, лишь бы потешить себя миражной славой. А меня, между прочим, нужда по большому... счёту к творчеству толкнула. Это ж, если хотите знать, крик души!
 - Ну, вот что, - придя в себя от изумления и уловив краткую паузу в страстной тираде Писакина, с металлической ноткой в голосе отчеканил редактор. - Во-первых, не надо так огульно критиковать наших авторов; во-вторых, не рассчитывайте поправить  своё финансовое положение за счёт редакции. За стихи мы не платим даже хорошим поэтам. А ваше «творение», откровенно говоря, слабое в художественном плане. Схематично  раскрыты образы героев, к тому же  тема вашего произведения не актуальна, она не отражает современной действительности и проблематики общества.
 - Ещё как отражает! – всплеснул руками Писакин. - Это же и есть наша суровая действительность. Наша наиглавнейшая проблематика. Нет общения – вот, наша действительность! Сидим по своим норам, на корню засыхаем. Жизнь проходит! Я здесь бедствую так, что врагу не пожелаешь! Хорошо тем землякам,  какие живут в Германии своими кланами, а у меня близких нет, мне словом не с кем перемолвиться, хоть волком вой!  От тоски дичать начинаю! Я стихи сочинять начал, чтобы умом не тронуться. Напечатайте, умоляю вас! Есть ведь добрые  люди, они должны отозваться. А  то ведь без людского сочувствия  и внимания наложить можно, извините, руки на себя!
 - Ну, хорошо, – устало махнул рукой  Досужев. - Опубликуем. Но только - в прозе, если, конечно,  разрешаете текст подвергнуть основательной правке.
 - Я согласен, согласен! - обрадовался Писакин. – Главное, вы смысл не исказите, и сохраните моё авторство...
 Через месяц в газете, где главным редактором был  Досужев, под фамилией Писакина вышла заметка: «Я, одинокий, интересный мужчина в расцвете лет,  ищу подругу, которая поймёт мою израненную, тонкую  душу, и сочувственно отнесётся к моему увлечению стихосложением...»
  Вместе с газетой Писакину пришёл приличный счёт: заметка была помещена в разделе объявлений и рекламы (ни для кого не секрет, что русские газеты в Германии выживают за счёт этой рубрики!). 
  Но в Писакине всё пело от восторга: впервые вышла в свет одна из его работ! Доказал он-таки кое-кому, что попадёт в прессу! 
«Жить и не крикнуть - не в моих правилах! Меня не заткнёте!» – мысленно обращался Писакин к своей многочисленной насмешливой родове, не признающей его поэтического дара и постоянно упрекающей в пустом времяпровождении.
  Пусть ему пришлось немного схитрить, намеренно подчеркнув перед редактором своё «сиротство» в расчёте на то, чтобы разжалобить. Но разве он не одинокий островок, заброшенный в море непонимания!
   «Надо писать, писать как можно чаще, - довольно потирал руки Писакин. - Пусть обо мне вся Германия узнает, а там и успех придёт, никуда не денется!»
  В мечтах ему рисовалась сладость триумфа: все родственники, ещё недавно называвшие его «бездельником-алкашом», низкопочтенно тянутся к нему, всеми признанному поэту, заискивают перед ним, осыпают цветами и поют дифирамбы!..               
                09.03.08.