синдром - на чьей стороне бог

- Мам, что там перекусить?
     Мама хитрит с завтраком. Не больно разносольно, времена как всегда настраивают на экономию на всём, сын учится, у самой с заработком как у всех, то есть  никак, вот разве что – чем бог послал , что бы как то перекрутиться и выкрутить, дабы  вернувшийся с ночного дежурства сын, не пошел в универ голодным.  Машинально мама замечает, как сын что-то сегодня долго возится в  ванной, потом так же непростительно долго переодевается у себя в комнате,   мама, в конце концов, не выдерживает:
- Смотри – опоздаешь.
     Опаздывать крайне не рекомендуется. Если преподаватель к моменту твоего прихода  уже отметит присутствующих на лекции, то пиши пропало, прогул. А каждый пропуск занятий -  это отработка. А за любая отработка пропущенных часов тянет за собой почасовую оплату преподавателю, потому  как последний приходит на эти отработки сверх установленного норматива рабочего времени. Это, разумеется, по своему выгодно университету и самому  преподавателю – как способ пополнения бюджета заведения и лично учителя. Но для студента, особенно при небольшом доходе в семье каждое такое внеплановое расходование денег выходит довольно накладным, потому как единовременно лишаешься половины стипендии, а за два пропуска – так и всей.
     Наконец, сын присел к столу, а мама занялась собственными сборами на работу. Пробегая пару раз мимо стола с завтраком, она не смогла не заметить полного  безразличия к её кулинарным способностям: может действительно уж слишком она завинчивает гайки с этой экономией, и ещё раз укорив себя, что мало  что может дать своему родненькому в жизни, пожалев его за эту необходимость подрабатывать ночными дежурствами, когда сверстники нежатся в постелях, подумав «как же тебя изматывают эти бессонные ночи, и тут же на день на лекции», ещё так пару раз вздохнув, мама напоминает:
-  Сынка, кушай, а то опоздаешь…
     Ей тоже некогда. И причем уже давно. Некогда поднять голову, некогда как следует уделить внимание ребёнку, так ведь вот уже и не ребенок,  ему и времени нужно всё меньше и меньше, собственное бытие  рассыпается на работу и после работы. Причём много лет приходится работать на двух работах. Где-то по двенадцать-четырнадцать часов в день. Нет, работа ей нравится, или она уже уговорила себя, что нравится. В конце концов, чем-то заполнять жизнь необходимо.
     Как и всякий раз, только начав жалеть себя, женщина спохватывается. Вот ещё, краля выискалась. Не сложилась жизнь – так чего на зеркало пенять. Подумаешь времена не лёгкие. Вон были времена. За любой мало-мальски нужной вещью приходилось отстаивать в очередях по нескольку недель. Да ещё ходить отмечаться каждые три-четыре часа. Ночь – не ночь. Тащись к входу магазина. Не пришёл – из списков выбыл. Очереди конечно на руку. Все ж таки движение вперёд. Может и изобретено было  это изматывание нервов специально в расчете на слабохарактерных. Бросил ходить - не получил. Сам вроде, как и виноват. Чем это ты лучше  других. Кому тут легко. А сейчас практически всё доступно, были бы деньги. Разве что были бы, а так и проблем меньше.
     Чтобы совсем не распускаться, женщина подходит к зеркалу – этот жест её сразу отрезвляет, проверенный способ. Да дела – зеркало не лжёт, кому они нужны твои усилия по добробыту. Теперь-то точно уже личную жизнь не склеить. А самой много ли тебе там надо. Отражение гладит осуждающе: а чего ты ещё хотела. Старуха. Пользуйся пока тем, что осталось. Нет. Мы ещё пока поживём. Бог с тобою отражение. В конце концов, не смотритесь часто в зеркала, и все будет более душевным в этом мире. Разве что вы из элитного салуна глянули на себя в золочёную оправу.
        И мама, потеряв интерес к зазеркалью жизни,  заходит на кухню попрощаться: парень сам не свой – всё стынет, а он  просто сидит как истукан.
- Ну, что ты в самом деле. Смотри на часы.
        Она целует непослушный с детства хохолок на макушке и уже готова бежать на остановку, как вдруг замечает: у сына дрожат руки. Господи, и вот что там еще могло случиться. Её всё близко к сердцу принимающий малыш не должен был идти в доктора. И вновь,  как уже много раз это случалось с момента поступления сына на медицинский, она  раскаялась, что потворствовала тому  в выборе профессии. С его-то впечатлительностью. Она помнила, как в первые смены работы на неотложке парень прибегал уставший, но счастливый, что кого-то спас сам, непосредственно – он. В этих хрущовках с носилками и не развернуться, приходилось пару раз сносить людей вниз на себе. Да, вначале действительно  сын гордился собой очень и всё  считал. Считал тех, кого избавил, пусть и не в  одиночку, но от верной смерти. А мама, слушая его рассказы,  соответственно гордилась сыном – вот какие они молодцы. Однако со временем к нему перешла обычная сдержанность врачей неотложки: мы не боги, не разрывайся ты так, судьба – выживет, не выживет – не судьба.  Он уже понял на своем горьком опыте – никому особо этот героизм не нужен.  А мама, как и всякая мать, считала  - пусть будет по его. 
       За эти пару лет, подработок  фельдшером, она наслушалась много чего такого. Обеспеченные люди до скорой доводят себя редко. На то у них деньги и возможности – профилактика, одним словом, и любовь к себе единственному и неповторимому.  Неотложку вызывают чаще всего только такие вот как они сами больные, которым за делами-работой некогда особо ходить по врачам, сидеть под этими кабинетами, тратя больше времени на сам процесс посещения, чем на внимание к болячке, да и доходов на лекарства какие-то действенные собственно кот наплакал. Получается, тратишься с минимальным эффектом. Вот и тянут такие до последнего, а там: то ли пан, то ли пропал.
        По привычке жалея в глубине души своего ребёнка, и машинально при этом поглаживая его по голове, мама, в конце концов, очнулась, заметив окончательно остывший завтрак:
- Да что же  случилось?
- Ма, да ты знаешь долго рассказывать – мне уже идти надо.
      Но этот убитый  голос дал знать -  что маме-то теперь как раз никуда стало не надо. Не уйдет эта работа. Как-то выкрутится, отговорится от этого опоздания, хотя тут накатила недавно новая волна проверок таких вот недисциплинированных работников, как когда-то в советские времена, и что это за времена, что то ли были, то ли есть, то ли и не бывает других.  Она обняла сына:
- Что-то случилось у тебя?
       Руки по-прежнему подрагивали на льняной старенькой скатерти.
- У тебя?
- Нет, мам.
       Где-то в глубине души отлегло. Больные, в конце концов, на то что бы болеть. Совершенно не злорадно рассудила женщина.
- Нет. Мам не у меня.
Не у меня…..
       Ночью был выезд. В отдалённую деревеньку. Туда на район вызывают редко. Если уж действительно, что-то неординарное. У них своя районная скорая обычно обслуживает. Но часть района находится на другой стороне реки, была там когда-то паромная переправа, да нарушена, а ближайший мост - немалый круг, вот и дергают соседние районы на обслуживание.
       Приехали. В дома столпотворение. Понять ничего невозможно. Собственно семья из трёх человек. Мама и две дочки. Старшую, видимо, родили еще здоровые в душевном и телесном плане родители. А вот младшей повезло меньше. Если вообще жизнь можно считать даром божьим. Родилась с отклонениями. Уже давно никого не удивляют и не смущают всяческие генные мутации. Времена такие - не до жиру. Кому как повезёт. На здорового малыша, имеется в виду. Этой паре не повезло. То есть не повезло изначально,  а потом беда одна не ходит, и пошло – поехало. Отец семейства тогда почти сразу же отъехал на заработки, да так заработался, что стало не до тяготившей семейки. Младшая эта – невезучая  родилась от него ли, от кого другого  - не столь важно, главное в том, что получила она при рождении тяжелейшую форму хромосомной патологии – синдром Дауна. Такой вот букет житейских проблем.
        Нельзя считать такое положение слишком драматичным. Авария на ЧАЭС дала в свое время всплеск таких отклонений в развитии. И вот не миновала и эту богом забытую деревеньку. Но условия жизни часто бывают столь  чудовищны, что в итоге непонимание своего статуса малышом зачастую не наказание, а благодеяние. Никто ведь так и не постиг: кому небеса сыпят полные закрома, а у кого отнимают последнее. Девочки те  в деревне росли, как трава при дороге. Но в глуши как –то проще вырасти достойными здравомыслящими существами, так как этих самых соблазнов для растления души и тела не так-то много. А если чего никогда не пробовал – тебя и не особо тянет. Это ж ещё захотеть надо.  Да и надо знать чего хотеть.
       Старшей на сегодня уже восемнадцать, а младшей – двенадцать.
- Мам, может к ним нужно автаназию применять в роддоме?
        Мама, работавшая бухгалтером на комбинате для людей с умственной отсталостью не нашла, что сказать сыну. Может быть о том, что они всего на всего другие. По сравнению с достигшими всех высот в жизни. И любят книжки, цветы, животных, влюбляются в других людей.
       А может это считается таким примитивным, что лучше избавить их от тягот жизни. Потому как плохого в жизни таких людей  в десятки раз больше, чем позитивного. На каких весах проверить эту гуманность.
- Сейчас конечно проще провериться, чем  тринадцать лет назад, но ведь и сейчас не все делают аборты. Я когда-то читал, что те, кто против называют это «евгеникой через аборты»?
 - Когда-то у деда, - вспоминает мама, - были такие старинны весы. Без чашечек, без гирь -  безмен назывались. Что-то сродни булаве с рисками в виде цены деления. И на ланцужку из кожи. Вот на тех весах бы это проверить. Такие весы сродни рычагу – дайте мне точку опоры и я переверну мир.
- Да я не к тому, что перевернуть. Тут дело вообще сразу во всем. И врач – человек. Но  в  эту ночь всё чаще беспробудно пьющая мамочка привела домой группу собутыльников. Случайно приехавшую в гости к одному местному дружку. Подвыпившая компания постепенно вошла во вкус и стала подъезжать-лапать да издеваться над    старшей. Та конечно сначала  растерялась – мать пьяная в дым, у кого искать защиты?  Даже для неё, казалось бы мало балованной родительским вниманием и много видавшей того, что и видеть-то рановато происходящее оказалось неожиданностью.
       Но тут на выручку пришло средство прогресса – мобильник:   парень, к счастью, был в зоне доступа.  И, знаешь,  надо отдать должное её другу – соседский мальчишка не стал рассусоливать: «Куда он один против городских прощелыг?», а не побоялся пришёл на звонок и   помог подружке отвязаться от хулиганящей во всю  компашки. Молодые люди, выскочив на улицу,  отправились ночевать к бабушке паренька на другой конец деревни. Час спустя, так и не заснувшая сестра, стала настоятельно собираться – вернуться и  забрать младшую. Мало ли чего.
        Бабушка и внук пытались отговорить:
- Да кому она твоя юродивая надо то.
        Но девушка стояла на своем:
- Боюсь я за неё. Всё равно не спится – пойду проверю, что там и как.
       Тогда друг вызвался её проводить обратно ,   однако немного повертевшись под окнами, и помня, как с боем выбирались из родного дома молодые люди не решились войти туда снова. Так как гулянье, судя по всему, набрало обороты. Какие-то дебошние крики, хлопанье дверями, звуки падающей  посуды и мебели – настораживали.
         Посоветовавшись друг с другом,  сделали звонок  в  милицию. Мало ли чего там. Раз уж у всех в итоге сердце не на месте.
         Наряд  добирался часа два. Куда им  торопиться в такой глуши. Обычно это сплошная бытовуха по пьяни. Глядишь пока приедешь всё и уляжется. Чего попусту встревать в эти семейно-бытовые конфликты.  Пили, пьют и будут пить. А там будет видно. Вот ведь -  как знали за ранее  - прибыли уже не для профилактики правонарушения, а сразу  на место преступления.
         Девочку, оставшуюся один  на один с пьяной компанией,  материны собутыльники изнасиловали и почти придушили  на глазах этой самой своей мало соображавшей матери в собственном доме.
         Когда мы приехали, она лежала в самой дальней спальне, если можно так назвать все эти комнатушки, разделенные дощатыми перегородками с облупившимися обоями. Там на каком-то топчане она так и лежала в грязноватой разодранной ночнушке, никто даже не удосужился прикрыть её хоть каким покрывалом. 
         Все были заняты другим. Происшествие в целом  малоприятное, как для смотрителей закона, не говоря уже про действующих лиц. И в общем-то никому оно то и не надо. В какой-то Тмутаракани. Групповое. Особо тяжкое. Что там происходило между блюстителями закона и преступившими его до нашего приезда -  сказать трудно.
Скорую, ведь, вызвали не милиционеры, а караулившая их приезд старшая сестра, которая чуть позже вошла в дом и увидала всю эту кровавую драму. Но её попросили ничего не трогать, а подождать на улице. Вот она и встретила врачей. Когда бригада неотложки прибыла на место, то кроме факта преступления была уже : между находившимися в доме мужчинами договорённость – не возбуждать уголовное дело. И статья неважная, и  факты на лицо. И портит статистику. А это  плохо отражается на заработной плате.
        Но тут еще было одно смягчающее вину обстоятельство.  Ребенок-то ребенок. Хотя, двенадцать лет – не то чтобы уже и совсем ребёнок. Но при её умственном развитии – этот кровавый инцидент  нельзя считать травмой. Было решено - доктора там, что надо сделают. А эта даунша - так кому она в принципе нужна. Ни замуж, ни так для себя. Чего и носиться с такими….
        Однако бригада скорой оказалась на другой позиции, и врач вызвал прокуратуру……
Все пошло и поехало совсем в другом направлении.
        Сын на руках вынес малышку в машину и отправился на судебную экспертизу.
- Ма, ну вот зачем оно ей надо…..
         Да видимо никому оно не надо. Так просто подвернулась под руку.
Когда-то  была примета, говорят и сейчас знающие рекомендуют то же: если поставить живому свечку «за упокой» в церкви всё равно, что проклясть - заручившись поддержкой своего бога. На чьей стороне бог?