Есть у меня! - Стихи для охотников
Стихи для охотников и для тех, кто им симпатизирует
Воспоминание о рогатке
Прорвав блокаду Ленинграда,
На Запад двинулась война.
И тишина большого сада
Была в награду пацанам.
Так мало было нас, - голодных,
Взрослеющих не по годам,
Уже поступками свободных,
Отвыкших от опеки мам.
Мы все тогда уже ловили
Дрова и рыбу на Неве,
А думали и говорили
Не об игре, а о еде.
Но без игры – какое детство?
И всё же – взяли мы своё!
Придумали играть в индейцев,
В охотников – на воробьёв…
Хоть не был нам тогда загадкой
Ни автомат, ни карабин, -
Вооружились мы рогаткой,
Оружием номер один.
Сучок с развилкой, две резинки,
Кусочек кожи, нитки, вар.
Приятель – «сборка» без запинки.
В итоге – вкусная жратва.
А рядом сад – большой, тенистый,
Ну, прямо, как дремучий лес!
И птиц полно там голосистых,
И множество укромных мест…
И долгий летний день охоты –
Среди кустов, густой листвы –
Игра, романтика – Работа –
По добыванию жратвы.
По вечерам, как по традиции
Сходились мы за костерком.
Раскладывали на тряпице
Харчи, добытые тайком: -
Головку лука, три картошины,
Соль в гильзе, редко чёрный хлеб…
А над костром – шипела крошечная –
Дневная «дичь» на вертеле.
Теперь, когда я заряжаю
На зорьке доброе ружьё, -
Я ту рогатку вспоминаю
И первых битых воробьёв.
Первый чирок
Как давно это было, но было…
Поднимался над озером
Тихий туманный рассвет.
Весь оставшийся мир
Камышами от нас заслонило.
Нам тогда на двоих –
Было с братом почти тридцать лет…
Как давно это было, но было!
И берданка была
И патронов в кармане пяток.
И огромная тень,
Нам казалось, зарю заслонила,
И, как клякса, упал
В неподвижность затона чирок.
Как давно это было, но было.
Потянулись внезапно к ружью
Все четыре руки,
Но чуть старшая страсть
Тогда младшей курок уступила…
Ах, какими тугими
Бывают порою курки!
Как давно это было, но – было…
Сизый дым расстилался
Над светлой озёрной водой.
Пара пёрышек как-то отдельно –
Поплыла, поплыла…
А чирок, -
Почему-то чирок был живой!
Как давно это было!
Да было ль?
Новых выстрелов эхо
Металось в сырых камышах.
Тело птицы всё билось, -
Всё билось, всё билось…
И утихло –
Лишь только у нас на руках.
Как давно это было…
И всё-таки, всё-таки было!
Вместе с первою горечью
Первый горячий восторг…
Как я счастлив, что память мне –
Всё это, всё сохранила!
Хоть не мало их стреляно
За полстолетья… - потом.
На тяге
Я встану у того куста…
Нет, может лучше тут, под ёлку?
А если он потянет там, -
То снова будет всё без толку
Как жаль, что тяга коротка!
И сколько в ней душевной муки.
Стихает шелест ветерка,
И явственней другие звуки:
Трещат дрозды, стучит желна,
Косач чуфыкнул на поляне…
И это всё – весна, весна!
Приветствуют её земляне.
И только ОН один молчит,
Темнеет, а его не слышно…
Ах, сердце, только не стучи,
И без тебя тут звуков слишком.
И, наконец-то, силуэт
Мелькнул над дальними кустами.
Там пара… - но не с самкой, - нет!
Какой красивый пируэт! -
Да это ж схватка меж самцами!
Уже веду по ним стволами…
Фортуна, подари дуплет!
Но сердце вдруг сказало: НЕТ!
И руки опустились сами.
Думы весенние
Кричат вороны по-весеннему,
Снуют у старого гнезда…
Ах, если б выспаться на сене мне,
Как в те далёкие года!
Потом в потёмках с сеновальчика
Спустившись в стылые луга,
Пойти тихонечко вразвалочку, -
Туда, где рыжие стога.
Звеня серебряными льдинками,
Перебрести живой ручей.
В густых кустах за болотинкою
Услышать крик куропачей,
И поспешить, успех загадывать…
А на подходе, чуть дыша,
Присев на корточки, наглядывать
Знакомый контур шалаша.
Поправить ветки, ветром сбитые,
Под спину бросить сена клок,
Благословлять тобой обжитый,
Почти что райский уголок.
И дожидаться с нетерпением,
Когда, поправ покой ночи,
Своим многоголосым пением
Откроют утро косачи.
Первый глухарь
Я знаю, что немногим приходилось
Весной в току стрелять по глухарю.
И помню, как со мной это случилось, -
Ту, – первую и трудную зарю.
Тогда в лесах суровых вологодских
Охоте нас учил хороший друг.
Нас двое было – молодых, «гор;дских»,*
И всё, как есть, нам нравилось вокруг.
Ток глухариный на краю болота
Так близок был к стальному полотну,
Что заблудиться не было заботы,
Но шум стоял, похоже, как в войну.
И как назло, когда уже над лесом
Вставала моя первая заря, -
Большой состав тянулся, видно, с лесом,
А надо было слушать глухаря.
Под тихий шёпот птицы, грохот резкий
Я шёл, я прыгал, в лужах застревал,
А глухарю, привычному к «железке»,
Весь этот шум нисколько не мешал.
Я «доскакал», но что мне это стоило!
С меня сошло, наверно, семь потов…
За то я был награды удостоен, -
Прекрасной птицей северных лесов.
* - вологодское произношение.
Охота с подсадной
Я так люблю охоту с подсадной,
Быть на разливе любо нам обоим.
Но нет её, увы, теперь со мной…
Есть чучело, и я его пристрою –
Там, где водой залитые кусты
Задерживают вешнее теченье,
И почки ив до самой темноты
Любуются зеркальным отраженьем.
А на простор, где струи посильней,
Чтоб веселее на воде «плясали»,
Я выставлю две пары гоголей, -
Пролётные их проглядят едва ли!
Теперь пристроить к берегу шалаш,
Загнать пониже за кусты байдарку,
И… все приготовления, - шабаш!
Заря идёт, я жду её подарков.
Королевский дуплет
Два гуся стремительно падали…
Красивых, больших, неживых,
Но им направление задали
Два выстрела метких – моих.
И эхо, от скал отражённое,
И стая, оставив двоих,
Рванулись вперёд, а сражённые –
Стремительно падали вниз.
Обмякшие, без напряжения…
Их крылья уже не несли.
То было теперь не движение,
А лишь притяженье земли.
И, опережая событие,
Как крики, что ветер унёс,
Явившийся вдруг, по наитию,
Навстречу им рвался вопрос.
Вопрос этот вечный: а надо ли,
И будет на что поменять?…
А гуси – безжизненно падали, -
Падали на меня.
Воспоминания
Свирь, голубая дорога!
Стаи гусей в вышине…
Сердце сжимает тревога,
Тянет туда по весне.
Помнишь, туда пробираясь,
Мы утопали в снегах
Или на лодке спускались
Так, что неслись берега.
Дней непогожих печали,
Зорек вечерних красу –
С радостью всё мы встречали
На «Ленинградском» мысу.
Там, в плывунах и болотах
Столько отстояно зорь,
Столько утиных налётов,
Выстрелов в даль и в упор.
Столько угодий открыто,
Столько костров сожжено,
Столько стоянок обжито…
Только всё это - давно
В осенней тишине
Стихает лес к исходу сентября, -
Нет пенья птиц, и осторожней взлёты,
И лишь случайно ясная заря
Пробудит гомон стаек перелётных.
Лесной ручей, уняв свой летний пыл,
Совсем притих среди разбухших кочек.
Осинник звонкий без листвы застыл,
И филин клич не бросит среди ночи.
Но, словно споря с этой тишиной,
Распевно, мелодично, музыкально –
Призыв бросает рябчик молодой
Своей подруге свистом уникальным.
И на ответный зов издалека,
Бывает, что порою сбитый с толку
Летит… на смерть, летит на зов манка
Охотника, что спрятался за ёлку.
С гончими
О гончих собаках писали не раз
Писатели разных столетий.
Так может, и мне наступила пора
Стихом этой теме ответить?
Когда-то их своры носились в полях,
Лисиц и волков загоняя.
Скакали охотники вслед на конях,
Прекрасней забавы не зная.
Такие охоты – теперь лишь в кино, –
На нынешние не похожи…
Но я ещё помню, как очень давно
Охотился с гончими тоже.
«Смычок»* англо-русских, где с Азой Арон,
Дунай – «костромич»** рыжебокий –
Всплывают из памяти, как дивный сон,
Но только – уж очень далёкий.
А осень уже раздевала леса.
И в тихой прозрачности далей
Так дивно звучали собак голоса
От страсти, мольбы и печали.
И выстрелы были, и «р;га»*** отбой,
Глоток «на крови» за удачу…
А зайцы – в тороках у нас за спиной –
Итогом, – а как же иначе?
* - пара гончих обычно разного пола.
** - гончая собака костромской породы.
*** - духовой муз. охотничий инструмент.
Заяц, погоди!
Вторая половина ноября, -
Одели звери зимние наряды,
И старый заяц в кочки у ручья
Залёг к утру с берёзкой белой рядом.
Как затянулся нынче чернотроп,
И зайцу страшно в новой светлой шубе.
А вот зимою – наметёт сугроб,
И рядом с ним его не видно будет.
И он лежит, хоть близятся шаги…
Подняться? – Нет, заметят в рыжих кочках,
Но страх сказал привычное: - беги!
И меж кустов он замелькал вприскочку.
Белей берёз, что не дают стрелять,
Уходит в крепь, где старая деляна…
Вдогонку выстрел, - промах – и опять!
Мелькнул в кустах, и вновь пуста поляна.
А сердце так колотится в груди, -
Я эту встречу ждал с таким волненьем…
И я кричу: -
«Ну, заяц, погоди!
Я вновь приду,
Я наберусь терпенья!»
Самая желанная
Е. Матвееву
Для нас охоты нет желанней,
Когда своей честной компанией
Мы бодро гоним из кустов
Под выстрел глупых кабанов.
Что за восторг, какие виды!
А кабанов истошный крик,
Да и трофей весьма завидный –
Вепристый, мощный, саблевидный –
Кабаний настоящий клык!
Но хватит шуток, лишь во снах
Стреляем мы по кабанам.
Прошёл тут слух, что Женька взял…
А кто видал? А кто едал?
Хотя бы пулю показал!
Пришлось поверить на словах,
Но всё же – ах!
Ну, а попытки, -
Правда, были…
Мы их гоняли и тропили,
Но кабаны, - ох, как умны, -
На то они и кабаны!
Когда-то в Шушарах
Памяти С. Новоуспенского
Всплывают из воспоминаний старых,
Как некогда прочтённые тома
Охоты дупелиные в Шушарах,
Там, где сейчас высотные дома…
А раньше – по кустам и мочажинам,
За пазухой у Пулковских высот
Охотника ждала любая живность,
Готовая взлетать в любой черёд:
Бекасы, стайки серых куропаток,
Чирки по лужам, в поле – дупеля.
Всего за десять лет такой достаток
Приобрела войной сожжённая земля.
У станции - через канаву мостик,
Тропинки в никуда… И мы вдвоём –
Два парня с одностволками, как гости
Непрошеные, в пустоши идём…
Вместо собак - верёвочка с груз;ми, -
«Карманный пойнтер», наш эксперимент,
Мы по траве её потянем сами,
Готовые стрелять в любой момент.
Всё то, что между нами затаилось
Верёвочка поднимет над землёй…
Взлетает дупель! Браво, получилось!
Стреляй, Серёга, следующий – мой.
На облаве
Укутан снегом зимний лес,
Прекрасен утренней порою…
А я с ружьём наперевес
Стою под старою сосною.
Я не один, - цепочкой след
Идёт по линии стрелковой.
И где-то рядом мой сосед
Стоит со штуцером курковым.
И дальше кто-то и за мной…
Укрывшись ветвями, кустами,
Стоят с надеждой и мольбой,
И все с надёжными «стволами».
Шумят загонщики вдали…
И скачет заяц из загона.
Вон, - куропатки пронеслись
Тетерева летят вдогонку.
Но только это – не для нас!
Хоть и обидно, - зря спугнули.
Но не на них нацелен глаз,
Не для того в патронах –
пули…
Выстрел
Г. Москвичёву
Быстро жми на курок, -
Пусть ударит боёк,
Разобьёт чуткий капсюль гремучий.
Пыхнет порох дотла,
И рванёт из ствола
Злая пуля сквозь сумрак колючий.
Лишь на миг озарит
И тотчас же сгорит
Пламя выстрела в чаще тенистой.
Вздрогнут ветки берёз,
И по ним вместо слёз
Тихо иней стечёт серебристый.
Нападавший медведь
Мог, наверно, успеть,
Но его задержала собака…
А две пули в стволе
И мгновенный дуплет
Всё же – опередили атаку.
Если скажут, не верь,
Что поверженный зверь
Только мясо на стол новогодний.
Шансы были равны…
Но закалка войны
Не дала промахнуться сегодня.
На лесной опушке
Припоминаю – на одной охоте
Случайно мне присутствовать пришлось, -
Машина, лес и егерь на работе,
А поисков объект – огромный лось.
Стоял, жуя он что-то, на опушке,
К нему машина медленно ползла…
Ему казалось детскою игрушкой
Урчание зелёного «козла».*
Спокойно дело сделала винтовка,
Потом настала очередь ножей.
То – не охота – мясозаготовка,
Но не ругайте сильно егерей.
С такой зарплатой, что у них бывает,
Любым прибытком будешь дорожить,
А жить в лесу – нельзя, не убивая…
Убийством лес живёт,
и будет жить.
*- так в просторечии называли
советский внедорожник ГАЗ-69.
Облетают гуменники
Облетают нас теперь гуменники, -
Отпугнули их от кормных мест.
Пришлые дурные «соплеменники»
Шарят с «автоматами» окрест.
Нет покоя ни чиркам, ни свиязи,
Даже гаги видят – дело швах…
Лодки не стоят теперь на привязи, -
Днём и ночью рыщут в островах.
Цели у них нет гастрономической.
Всё, что может бегать и летать,
Целью стать должно категорической –
Для стрельбы, – чтобы стрелять, стрелять!
Не нужны пейзажи им с закатами,
Дела нет до птичьей им судьбы.
Хочется ребятам с автоматами,
Чтоб плечо устало от стрельбы.
Такая вот, охота!
От предков наша страсть к охоте
Из глубины веков пришла.
Но коль ровнять её к работе,
То многих потрудней была!
Поскольку требовала силы,
Смекалки, ловкости, чутья,
Чтоб зря по лесу не носило
В напрасных поисках зверья.
Рубить зимовья, ставить плашки,
Бродить за соболем в горах –
Не то, что в койке у милашки
Или у тёщи на блинах.
Поэтому в былое время,
Живя в тисках лесных оков,
Довольно редким было племя
Охотников лесовиков.
А вот, бояре, да дворяне,
Чтоб от безделья не страдать
Охотой занимались рьяно,
Но только той, где благодать:
Где лошади, псари, собаки…
Что за охота? – баловство!
Зато, какие после – враки,
Зато, какое хвастовство.
Недолго длился век «спортсменов» –
Любителей болот, полей, -
Красивый пойнтер непременно,
Стрельба бекасов, дупелей…
Потом пришла пора покруче,
И я свидетель этих дней,
Когда охотник понял – лучше
Стрелять всё то, что посытней.
Хотя сперва стреляли в меру,
И подрастающим стрельцам
Конечно, оставляли веру,
Что дичь надёжно будет там,
Где базы, лодки, подсадные,
Где есть порядок, егеря;
Где унимаются «шальные»,
И взносы плачены не зря…
И вот, - пришёл охотник «новый»! –
Вооружённый до зубов…
На транспорте. К стрельбе суровой,
Как пионер, - всегда готов!
Кто за зверьё замолвит слово,
Кто новым преградит пути?
От оптики и «нарезного»
Всему живому – не уйти.
Есть у меня!
Да, есть у меня забота,
И есть у меня маята…
И отдых, она и работа,
И страсть она, и мечта.
А к ней – и кино, и фото,
Ход лыж и байдарки бег,
И много ещё чего-то
Примеренного к себе:
Там пасмурные рассветы
И снежных просторов синь,
И с дальних краёв приветы,
И трепет родных осин;
Там праздники есть и будни,
Которых забыть нельзя…
Моментов нимало трудных
И искренние друзья.
Там труд до седьмого пота
И много, чего не счесть…
Да, есть у меня – Охота,
И как хорошо, что есть!
Частично взято из моего сборника "Три охоты"
Свидетельство о публикации №111091707973
Очень понравилось! Спасибо!
С уважением,
Александер
Александер Титов 01.11.2011 23:10 Заявить о нарушении
Всеволод Воробьёв 02.11.2011 23:24 Заявить о нарушении