Одинокого одинаково!

Трудно петь, но куда труднее при этом,-
смертным быть, на этой планете поэтом.
Миры гармонии, откроет чувство,
лишь встав над мраком и страданием,-
высокое рождается искусство,
когда свою находит форму содержание.

Средь бренных орд, что сыты суетой,-
так гений горд, роковой красотой.
Но, как бы ни были велики гении,
не один не властен над собой,-
увы, творцы, участвуя в творении,
над его не властны судьбой!

Зависит, видно, неспроста,
в горниле жизненных мгновений,-
далеко не только от творца,
судьба его творений!
У всего свои здесь законы,-
чтобы в вечной не пропасть ночи.

Слиться вместе, серости склонны,-
да раздельность, предпочтут лучи!
Предвосхищая свисток судейский,
в вечной игре художества,-
быть может, разум житейский,
верный признак ничтожества?

Ничем не уличить никчемность, учтивости пустых потуг,-
да звезд лучи имеют ценность,
хоть их огонь давно потух.
Сквозь безмолвное и забвенное,-
мановением гения злого, так преодолевает мгновенное,
избранное временем слово!

Когда здесь остается от Светила,
лишь чистое сияние вдали,-
какая-то неведомая сила за ним влечет нас от земли.
Ну, что ж, что пруд не океан,
в нем ведь тоже отразилось небо,-
пускай не гений графоман, лишь бы серостью он не был!

Удел серости двуликий, неизменен издавна,-
кадить признанным великим, и казнить непризнанных.
Достигают по-разному цели,
меж дверей продираясь ли, туч,-
просочится серость сквозь все щели,
да не всюду пройдет луч.

Путь мастерства поэтического,
как и всякой страстности,-
от высокой косноязычности, до прекрасной ясности!
Паутиной ли, тиной, затянутся дни,
отлетят, что мгновения, и останутся от эпохи одни,-
лишь творения гения.

Да, если б только прекрасная ясность,
поэта к заветной вела высоте,-
всё ж самая коварная опасность,
в пути от красивости к красоте!
Душа ведь его лишь родня, как у смертного всякого,-
недугу и неге огня, одинокого одинаково!