На трагический инцидент в Москве

   

Не знаю я, кто прав, кто виноват,
Мне почему-то ближе дагестанец,
Он не москвич, но и не иностранец,
Убитый же москвич, такой расклад.

Но, я не прав, что начал так свой стих,
И этим подчеркнул национальность,
Хотя она, конечно, и реальность,
Но в мыслях я запутался своих.

Ну, в общем, драка, бытовой конфликт,
Здоровый лоб цепляется к девчонке,
В нечистых выраженьях и не тонких,
Он к ней почти как банный лист прилип.

А парень девушки стоял недалеко,
И хулигану сделал замечанье,
Ответ циничен был, итог печален –
Один удар и с ног он сбит легко.

Беда случилась – хама наказал,
Предотвратил возможность нападенья,
Но, оказался роковым удар,
И может быть последствия паденья.

Но дальше разбираться должен суд,
Кто виноват – защита иль угроза,
Но, тут на всех напал какой-то зуд,
Как будто всем вкололи в вену дозу.

И ключевое слово в ней одно –
Он дагестанец, выходец с Кавказа,
И наши души обнажают дно,
Когда идёт на свет из них зараза.

Кавказец он, мордвин или таджик,
Но, земли их Россия собирала,
Не смесь ли языков и наш язык,
В нём слов чужих намешано немало.

А кровь? Ты кровь свою разлей,
Чужих кровей найдёшь такой букет, что ахнешь,
Татарин, немец, славянин, еврей,
И всякими другими пахнешь.

Я в мыслях вновь запутался своих,
Несёт меня волна, как нынче многих,
Ведь «свой», «чужой» в судебной тяжбе миф,
Когда суд честный, справедливый, строгий.

А если нет – о чём тут разговор,
Пусть будет линча суд, пусть будут свара, ссора,
Пусть будут маски, форма, произвол,
В присутствии хоть тыщи прокуроров.

Когда ж из душ извергнется кураж,
И протрезвеем мы, как после пьяни,
Увидим мы, что суд у нас – муляж,
А мы язычники, не христиане.