Живы и измучены, болью обид!

Как перестает преградой быть, замерзшая река зимой,-
тела тяжесть может устранить, на время и душа порой.
Когда в душе, как в бездне, пусто,
хоть горсть бы грусти наскрести,-
тогда-то и спасает нас искусство,
печалью, настоящей почти.

Так опускается, небо на землю,
чуть слышно ресницами струй шелестя,-
чтобы была та, питаясь и внемля,
как на руках материнских дитя.
Словно от земного вдали, мы как в небе в душе легки,-
небо тела и небо земли, в этом мире странно близки.

Минули чуть лишь тучи, вновь в сияньи святыня небес,
да не зря слушать душу и случай,-
нас учили и Бог, и Бес.
Пока вы гости на погосте, пока ни поглотила вас мгла,-
о душе своей позаботьтесь,
чтоб она не сгорела дотла!

Как и тело, пусть и бессмертьем дыша,-
то и дело, болеет и гибнет душа.
Невеселым, значит, будет дело,
коль душе отводится вторичность,-
ведь лицо другое, у нас тело,
не отсюда ли идет двуличность?

Для трагедий преграды нет,
телом лишь, когда жизнь хороша,-
сколько бы ни случилось бед,
больше чуть, если б чтилась душа!
Но пусть угрожает то и дело, высоту сгубить,-
да только как душе без тела, на земле прожить?

И всё ж шикарным завершая траншем, земной свой удел,-
нередко гибнут души раньше, своих бренных тел.
Коль чувствуют и свет, и пустоту,
быть может, души не бесплотны,-
и одолеют после тела высоту,
лишь те, что были чистоплотны?

Так духа для идеал, тут стих есть смысла кристалл.
Лазурной музыкой, со словом бирюзовым,
пронизанная, словно колокольным зовом,-
должна взлететь душа к основам снова,
в пространство музыки и слова,-
ведь нет у ней отечества иного!

Точно выбросившееся на сушу, китовое тело,-
тут и стих есть то, что души с собой могут сделать!
Да, как бегущая в ручье вода,
чтобы можно было из него напиться,-
быть должна душа чиста,
чтобы в тело новое смогла вселиться!

Когда душа, как птица, просится,
порхнуть скорее за порог,-
как в ней легко тогда проносятся,
ветра восторгов и тревог!
Живы и измучены, болью обид,-
до сих пор не изучены, души как вид!