Французский язык и воспитание чувств

- Attention! L'exercice trois...следом раздалась легкая карандашная дробь о  письменный прибор на учительском столе и вновь, закрепляя достигнутую тишину:
 -Attention!
  Взгляд, совсем не строгий, осмотрел класс, задержался на мне какое - то мгновение и неожиданно прозвучало:
-Читает Ирина Краснова.
  Ирочка...
  Ирочка, ученица пятого класса обычной средней куйбышевской школы, была очаровательной девочкой и моей соседкой по парте, что меня немало смущало и радовало. Ирочка ходила в обычной школьной форме для девочек, но в отличие от многих, выделялась капроновыми чулочками, вызывая мой неподдельный интерес. Взор мой, хотел ли  того, нет ли, постоянно натыкался на ее открытые выше колен ноги и, сидя за партой, я восхищался их красотой. Как же мне хотелось дотронуться...но это еще было далекое от настоящих мужских желаний, влечение к женщине. Под разными предлогами, когда даже моя природная робость уже не могла меня сдержать, я спрашивал ее о чем - то. Ирочка утвердительно отвечала, по-женски утомленно и с неким превосходством, прикрывала глаза и наклоняла голову. Все это приводило меня в неописуемое волнение и желание скакать и прыгать до потолка, смешить и быть клоуном, только бы Ирочка посмотрела на меня. Однако, стараясь не обнаружить свои чувства, я демонстративно возмущался недостойным соседством с девчонкой, требуя немедленно меня пересадить, негодуя шипящими звуками.
   
  Внезапно Ирочка запнулась на каком - то слове в предложении и замолчала. Сердце мое дрогнуло от переживания,- Ирочка ни как не могла произнести неудобное слово. Людмила Анатольевна, учительница французского языка, подошла помочь Ирочке. Но подошла не с ее стороны, а почему - то с моей. Вряд ли в этом был тайный или злой умысел, но дальнейшее настолько оказало сильное влияние на меня, что спустя многие, долгие годы, я помню до мельчайших подробностей произошедшее.
   - Так, Ирочка, посмотрим, и Людмила Анатольевна наклонилась к ней. К моим мальчишеским плечам впервые прикоснулась женская грудь, которую я почувствовал так внезапно и остро. Упругая, горячая, с твердыми пуговками. Жар накрыл меня. Горло перехватило, язык вдруг стал шершавым и сухим. Голоса неожиданно исчезли, изредка обозначались обрывками французских и русских слов. В голове гудел, вырываясь наружу, колокольный звон, оглушая меня до боли в висках и затылке. В глазах занемело, словно кто-то пальцами надавил на них, оставляя темные пятна. Дыхание остановилось, а потом, вдруг,  прерывисто, тяжело хватая  раскрытым ртом воздух, я задышал трудно, с хрипом.
Билась одна мысль, лишь бы Людмила Анатольевна не почувствовала, не увидела бегущих от спины, по шее к затылку, мурашек. От Людмилы Анатольевны исходил запах барбарисок и несильных духов.
  Ощутила ли молодая женщина мое волнение и стук сердца, не знаю, но она выпрямилась, положила свою узкую ладонь на мою, стриженную по мальчишечьи, голову, качнула ее в одну, другую сторону и, не меняя полуулыбки на лице, глянула на меня и сказала:
-Платон, продолжи.
Как мне удалось продолжить, не помню. Я читал упражнение, а Людмила Анатольевна смотрела задумчиво в окно, наклоняла голову в конце очердного предложения, то ли соглашалась со мной, то ли думая о чем - то своем. О чем...

Ирочка по- прежнему сидела со мной за одной партой, так же была хороша, наклоняла головку, прикрывала глаза, смотрела на меня пристальнее и долго, хотя я уже не спрашивал ее, и только лишь  ждал, когда начнется урок французского языка и Людмила Анатольевна, оставляя запах барбарисок, скажет, легко царапая нёбо, картавя, как истинная парижанка, выпускница Сорбонны:

-Платон, encore fois...
-bien...


сентябрь, 2011