Вшивый интеллигент

Семен Иванович Кривух
Был в детстве очень милым мальчиком.
Его воспитывали строго, но не били
Лишь иногда грозили пальчиком.

Учили музицировать и петь,
Тренировали грацию под ритмы вальса
Преподавали живопись, зубрили этикет
А так же, выучить поэтов ренессанса

Архитектура и скульптура, режиссура
По Станиславскому учили мастерству актера
Был мальчик занят от рассвета до заката.
Но в списке не стояла физкультура

О чем Семен уже Иванович жалел
Когда кулак с неинтеллигентным профилем сближался
Он вспомнил строки из Бородино, безрезультатно.
Пенсне слетело, профиль поломался

Он боль интеллигентно перенес,
Упав во мрак, храня молчанье
Вокруг него внезапно закружился хоровод
Дантэс в глаза смотрел, ища в них понимания

Безумство пляски почему-то возглавлял Толстой
Выкрикивая постулаты нового завета,
За ним скакал Есенин, Маяковский был Рублев,
Гюго показывал наличье партбилета...

Когда Семен Иванович пришел в себя
Оставив где то там безумный гениев банкет.
Лежа в одних трусах он думал,
Где свой потерял, такой же точно, красненький билет.

Вдруг осознав нелепость своих мыслей
И вспомнив что произошло.
Его скулу пронзило острой болью,
Нагое тело от мороза пробрало.

Поднявшись кое как на четвереньки
Увидев что пенсне разбился.
Профессор философии Кривух,
Впервые в жизни грязно матерился

Излив своё негодование
В ночной декабрьский мороз,
Семен Иванович поднялся
и по простому вытер нос.

Не узнавая местной подворотни
он осмотрелся правым глазом.
В углу над мусоркой тускнел фонарь
от куда то воняло газом.

Вдоль стенки прошмыгнула чья то тень,
интеллигент напрягся коченея.
Возле дыры в подвал остановился кот,
взглянул и скрылся где теплее.

Здоровый глаз привыкший к темноте
узрел у мусорного бака кучу тряпок.
Секунды две мозг сомневался,
но минус двадцать, плюс торчащий тапок.

Замерзшими руками еле-еле
на принципы санитарии наплевал,
униженную гордость затая
он драную штанину одевал.

Однако где то в глубине души
отнесся к женской шубке с благодарностью,
и к женщине за то что та,
питалась видно с неуемной жадностью.

Укутавшись в рванье,
и презирая запах нечистот.
Семен Иванович пошел искать спасенье.
У тех кого он называл народ.

На прелесть падающих хлопьев снега
в лучах фонарного столба.
Знаток искусства не обратил внимание,
его заботило что улица пуста.

Сосредоточившись, определив свои координаты
и вспомнив где опорный пункт защитник чести.
Профессор двинулся вперед,
в надежде на спасенье и благородной мести.

Не долго прошагал крепыш,
герой позорного побоя.
Из переулка показался свет.
В лице хранителей народного покоя.

Профессор вышел на дорогу,
размахивая что есть мочи рукавом.
Взывающий за малым не остался
лежать раздавленный шипованным конем.


Три пары богатырских глаз
смотрели недоумевая.
На лицах их читалось оскорбление,
сей наглости бомжа не понимая.

Семен Иванович замерзшими губами
промямлил шепеляво «Произвол...»
На что сотрудник ППС Марьянов
ответил коротко и внятно «Вон пошел!»

Оторопев от сказанного выше,
интеллигент забыл про облик свой.
И пригрозил обидчику начальством.
Ей богу, образован но дурной.

Искусству мастерски владеть дубинкой,
мог обзавидоваться гуру каратэ.
Согнувшись пополам, Семен был послан
блестящим сапогом в пике.

Нравоучение было быстрым,
плевком закончив воспитание,
бойцы невидимого фронта
исчезли, будучи в негодование.

Униженный и оскорбленный,
не в силах сдерживать слезу.
Как малое дитя профессор хныкал,
пока не услыхал «Ты че в снегу?!»

Одетый по такой же моде,
над ним склонился бородач
«Вставай братан, окоченеешь.»
Профессор замер, усмирив свой плачь.

Подняв под руки перекошенное тело,
от снега отряхнув бока.
Наглядный представитель уличной богемы
повел к подвалу нового дружка.

На теплых трубах отогревшись,
с железной кружкой кипятка.
Семен Иванович собрался с духом,
уже не так страшна была судьба.

«Я не бомжара, извините не бездомный...»
Григорий уличный повеса просто ржал.
«Я философию преподаю, не смейтесь.»
«Я не смеюсь, я тоже генерал.»



Профессор еще час не унимался,
потом испил предложенную водку.
Тепло и хмель сработали на славу,
интеллигент к Морфею прыгнул в лодку.

Чесанье головы и храп соседа,
профессора вернули из небытия.
Все тело ныло, левый глаз чуть приоткрылся.
В углу была крысиная возня.

Интеллигента передернуло,
он попытался встать,
но резкая пронзительная боль
заставила его лежать.

Он приподнялся боком,
боль, с трубы упал.
Свою работу хорошо
сапог казенный знал.

Попытка разбудить бомжа,
не увенчалась ни каким успехом.
От холода приятный тенор сел,
он даже был проигнорирован подвальным эхом.

Четыре дня Семен Иванович лежал,
просил Григория сходить в больницу.
Тот улыбался, пальцем у виска вертел
и предлагал в субботу съездить в Ницу.

Но нужно должное отдать ему,
сердечно гостя приютил.
Кормил и помогал справлять нужду.
Лекарственные травы приносил.

Как оказалось Гриша бывший столяр,
пытался бизнесом заняться продавая лодки.
Не заплатил, квартира, дело, превратились в угли,
жена сбежала и не обошлось без водки.

Уж десять лет в окаменевших джунглях,
он знал где, как и что добыть.
О новой жизни даже и не думал.
Хватило старой, главное дожить.

Еще через два дня лечения,
отеки спали но переливались синевой.
Профессор умоляя упросил Гришаню,
что б тот в ночи провел его домой.



Гришаня по выделывался малость,
потом подумав выдал «Черт с тобой»
И через время, под руку два бОмжа
брели по снежной и пустынной мостовой.

Семен Иванович был холост,
из родственников лишь сестра была жива.
Но та с семьей жила в Саратове.
Они с ней виделись в году раз или два.

Поэтому он и не удивился
угрюмо черным окнам своего жилья.
Войдя в подъезд Григорий поднапрягся.
Профессор улыбался как детя.

Поднявшись на второй этаж,
Семен Ивановичь нажал звонок.
Минута тишины, шуршание,
потом донесся слабый голосок.

«Кто там, я никого не жду»
профессор выдохнул с великим облегчением.
«Ну слава богу Анна Гермовна не спит»
Григорий посмотрел уже с почтением.

«Прошу простить меня за поздний час,
это Семен Иванович Кривух».
Дверь щелкнула и приоткрылась на цепочке.
На удивление, время было после двух.

В образовавшийся проем смотрело,
заветренное временем лицо старушки.
Седые пряди, тусклые глаза.
Бессонница замучила подушки.

«Ну что стервец, теперь пришел за мной...»
профессорская челюсть вниз упала
«и почему явился ты?
Грешна, тебя ж не доставала.»

Убрав цепочку грешница открыла настежь дверь.
«Могли бы мужа моего прислать,
ты не один, прислали с подкреплением.
Входите, нечего порог топтать.»

Старушка шаркая ногами
направилась прилечь в кровать.
Укрывшись, челюсть положив на тумбу,
провозгласила «Можешь жабирать!»



Бабуля с пол часа не унималась,
и лишь перекрестившись и поцеловав распятие.
Уставшие, замученные слуги ада,
были избавлены, от данного проклятья.

Затем Семен Иванович узнал,
что то дверь в квартиру выбили, замок сменили,
о том что приезжали племяши,
но разругавшись за жилье отбыли.

Поэтому оставленный профессором
у Анны Гермовны второй комплект ключей,
теперь уже был бесполезен.
Закончилось всё выносом дверей.

Помывшись и переодевшись
Семен Иванович как будто бы воскрес.
Горячий чай с малиновым вареньем,
подняли настроение до небес.

Григорий так же вымылся,
оделся в новое, не брезгуя бельишком.
На предложение остаться жить,
ответил коротко с укором «Это слишком.»

Затем, друзья обнявшись распрощались,
и каждый вновь пошел своим путем.
Но раз в неделю, вечером в субботу.
Играют в шахматы, интеллигент с бомжем.