История с продолжением

   Стёрлись жёсткие подошвы, волос выгорел в лучах, он, щетиною обросший, и котомка на плечах. Ветер вывернул карманы: ни копейки за душой, а деревья-великаны нависают над тропой. Он шагал, судьбой побитый – так уж вышло, что сидел. Никогда не был бандитом, за поступок нары грел.
   Та история, как мир: заступился за девчонку, с той поры – её кумир! Десять лет «тянул лямчонку». Трое было... он один, приставали, как обычно. Вырвав кол из городьбы, вслух ругнулся неприлично...
   Двое выжили в больнице, третий умер, тоже там. Суд был в самой аж столице, срок назначили года.

   Дни летели и тянулись. Вот однажды почтальон, письмецо в конверте с улиц – парень сильно удивлён. Ведь ни батьки и не мамки (сиротою с детства жил), в интернате спозаранок коридоры «колесил». А посланье от девчонки: благодарности слова, и ещё... что нужно сколько, будет ждать(!), уже ждала.
   Так писали, отсылали... сроку был почти конец, в зону письма перестали, и пропал с сумой гонец. «Может просто заболела, может сильно устаёт», – это думал так он смело, – «Я вернусь, и всё придёт!».

   ...лес закончился, посёлок: «Вон и Детский дом вдали!», – билось сердце новосёла, – «Запах, вкус родной земли!». Всё как раньше, только что-то, на душе не по себе... мимо клуба шёл асфальтом: «Кола нету в городьбе». Палисадник той девчонки, окна настежь: «Кто-то есть!», – слышен голос её звонкий, закурил он, чтоб присесть. Дым клубится сигареты, курит жадно и дрожит. Видит, мальчуган раздетый с огорода в дом бежит:
   – Мама, мама! Я купался! А вода, как молоко...
   – Ну, скорее вытирайся, кашу ешь. Схожу в СЕЛЬПО.
   Распахнув калитку сада, вышла в улицу она, и кумира мимо рядом, вдаль была увлечена. Он, конечно, не окликнул, развернулся сам не свой, знал, что с болью этой свыкнет, в интернат пошёл – домой.
   
   В Доме детском накормили, напоили, всё поняв, поработать предложили, на довольствие приняв. Так трудился он, где нужно: тротуары подметал или снять с дощечки стружку, пробки, лампочки менял. Как-то раз, перед обедом, директриса говорит:
   – Путь в СЕЛЬПО тебе же ведом? Возьми деньги, купи бритв. Молодой, красивый парень, прячешь истину свою. Что ль ходил бы ты с усами. Слышишь? Правду говорю.
   Магазин, прилавки, люди... много разностей лежит. Лезвий он купил дешёвых, звуки... женщина кричит. Побежал на голос прямо, видит  дама вся в слезах:
   – Приключилось чего с Вами?
   – Вор! Хватайте его! Ах!
   Подоспели стражи в шапках, руки вывернув назад, говорят:
   – Попался, сладкий.
   – Что вы? Я не виноват!
   – Разберёмся в отделеньи, там расскажешь всё ты нам. Рожа страшная, бездельник. Дать тебе бы по ушам!

   Снова камера, засовы, стены в надписях и смрад: «Не поддамся на уловы, что хотят пусть говорят».

   Вызывают на дознанье, прокурор в бумагах крот:
   – Ты напишешь сам признанье или всё наоборот?
   – Объясните, в чём же дело? Что хотите от меня?
   – Ух, смотрите, какой смелый! А глаза-то как блестят.
   – Ничего не понимаю. Я за бритвами ходил.
   – Морда – заросль сплошная. Сумки резать их купил! Жертва помнит и расскажет, как всё было в самом деле... Перестанешь быть отважным. Ой, ну, что мы погрустнели?
   – Я всё понял...
   – Или вспомнил?
   – Я не резал и не брал. Я рабочий из Детдома, там спросите...
   – Вот нахал!
   – Нет, не я.
   – Кому ты «лепишь»? Вижу сквозь и в глубину... За все трупы мне ответишь. Удушил-то не одну!
   Опустил глаза, и мысли в голове переплелись: «Что творится в этой жизни, да и это ли есть жизнь? Ведь докажут для отчёта, будут звёздами «светить». А я снова за кого-то, стану в зоне чифирить... Не хочу! Я не виновен! Драться(!) драться до конца. Есть Господь – он благосклонен и разыщет подлеца! Хотя, в прошлый раз, отсидка... ну, почти что ни за что – парни дерзкие и шибки, налетели горячо...».
   Сигарета догорела. Прокурор:
   – Ну, ладно, хватит. Раскручу я это дело – по счетам за все заплатишь.

   Вновь столица, окна, зданье. Солнце светит – благодать. В помещенье заседанье...
   Секретарша:
   – Суд! Всем встать!
   Длился тот процесс немало – фигурантов много очень. Двадцать женщин, оказалось «им убито», между прочим!
   Приговор судья читает (зал застыл и ожидает):
   – Был судим и срок сидел за убийство человека. Не исправился! Засим, удалить его из века. Для наживы грабил женщин, убивал, в лицо смотрел. Вынес суд: такие вещи перекроет лишь расстрел! Подсудимый, есть желанье? Мы, – гуманная страна!
   – Проведите вновь дознанье. Вы судья – Вам власть дана.
   – Суд окончен. Без поправок. По закону исполнять. От себя, скажу вдобавок, поскорее расстрелять.

   Утро. Скрежет по металлу, броне-двери отворяют:
   – Значит женщин убиваешь... Всё, пошли!
   – Куда?
   – Узнаешь.
   Привели в какой-то бункер, словно каменный мешок. «Судьбы здесь людские тухли», – пронеслось, – «За кем грешок!».
   Голос тихий и спокойный:
   – Если хочешь, помолись. Только вряд ли того стоит... всё равно уже не жизнь.
   – Ну, за что?!
   – Молчи, дурак. Встань, удобней тебе как.
   Воронёный пистолет, ствол, направленный в лицо...
   Вдруг:
   – Постойте! Есть секрет, слишком много тут концов!
   Прибегает человек, задыхаясь, говорит:
   – Не стрелять, он не виновен. Случай с сумкой весь подстроен!

   Солнце, утро, зданье, окна. За воротами тепло. Он в столице, одинокий, но зато в душе светло. «И куда теперь идти? Денег нет, как нет пути. Там на Родине, не ждут. Может быть, остаться тут?», – так он думал, брёл неспешно, – «И к тому же, ещё внешность...».
   Раздаётся за спиной:
   – Иван Петрович? Вы живой! Как я рад, что всё прошло!
   – Да... конечно... хорошо. Разве мы знакомы с Вами?
   – Объясню, поймёте сами. Нам бы дальше скрыться с глаз, я поведаю рассказ. Будет очень интересно. Обещаю. Это честно.
   Шли они не очень долго, приглянулся парк красивый, там скамейки есть под ёлкой, а вокруг людей не видно. Сели молча, закурили, бывший зек вопрос задал:
   – Вам известно моё имя. Вы же кто? Я не узнал.
   – Русский я, из-за границы, кличут Мишею меня. Прибыл, чтобы поделиться: кто Вы есть, и кто есть я. Я тот парень, что был в драке и что выжившим остался.
   – Ах, ты... и посмел, не постеснялся!
   – Подождите, не спешите. Всё послушайте про дело, а потом уж... как решите: захотите – бейте смело. 
   – Ладно. Слушаю тебя, но смотри(!) я за себя...
   – Понимаю Ваши чувства, расскажу вначале устно. После  Вашего суда я уехал вникуда, поселился за границей, там работал и женился. У жены отец богат (зятю – мне), был очень рад! Бизнес «в гору» наш пошёл. Тесть помощника обрёл. Эти годы, что я там, как помягче бы слова... вроде деньги и успех, но пропал весёлый смех. Не могу забыть тот вечер... ту девчонку... с Вами встречу. Знал о сроке Вашем долгом, дни считал, как на иголках. Виноват я перед  Вами и хочу помочь деньгами.
   – Откупиться за вину? Нет, тебя я не пойму. Или ты не понимаешь, честь(!) продать мне предлагаешь.
   – Иван Петрович, извините. Но и Вы меня поймите: я не выкуп предлагаю, заработать нанимаю. Уверен, будет толк от Вас! А здесь что делать? Как сейчас...
   Иван задумался: «Ну, да... ему сопутствует беда. А что тут держит? Ничего! Здесь он родился, и всего».
   – А если соглашусь, поеду, где паспорт взять? Пройдут они по жизни следу, а там судимость, всё такое...
   С улыбкой, Миша:
   – Всё устрою.

   Прошло три года, дело шло (довольно-таки хорошо!),
   Враги заклятые когда-то, теперь же дружные магнаты,
   Они работали прилежно и перешучивались между...
   У Миши появился друг, Иван женился – стал супруг.
   Забыт прошедший инцидент: срок давности, с теченьем лет...

       «Умом Россию не понять...», - красиво выражено, точно!
       Но, в продолжение сказать: живём мы как-то здесь... порочно.


       2011г.