Равновесие

(рассказ-эссе)

«Оставьте меня…», «…не надо меня учить…», «…хватит меня доставать…» – эти фразы… этот перезвон… стоит колокольным набатом. Любим же мы умничать – вне-дряться в чужые проблемы, чужое ментальное пространство, не задумываясь, что можем причинить этим вред. «Я бы на твоём месте…» – неужели так и будет? Нет, надо что-то делать, – ведь жизнь постоянно обновляется… и только личное, только что-то своё, – не назидание, и уж никак не насилие, – вот, что… ценно!

Я сидела у окна, разглядывая пожелтевшую от времени белую краску подоконника. Что же вот эта уже не белая старая поморщившаяся краска обладает каким-то опытом, который позволяет ей предостерегать новые, сияющие белизной, краски? – в моём вообра-жении проплывали длинной чередой вереницы нравоучений, – странно, ведь совсем не обязательно, что они предназначены именно для этого подоконника. Да и для подоконни-ка ли? И потом для этих красок уготовано совершенно другое время. О каком же таком опыте может идти речь? Я водила рукой по морщинистому лбу подоконника, краска ещё хорошо держалась. И вот теперь в её новом качестве – в ожидании тех дней, когда её со-скоблят, или она сама отшелушится – её станут учить те, которые давно уже в мусоре? – Как всё это объяснить моей бабушке…

– А-ню-та! – Раздалось произносимое по слогам. Это был её голос.

– Ну, что ты без толку сидишь у окна? Иди кушать.

– Я не хочу.

– Тебе надо есть!

– Я уже ела, – утвердительно говорила я, но бабушка меня не слушала. Она жила уже другой, новой жизнью и меня понимать не хотела… а, может, и не могла…

– Я лучше пойду погуляю, – отвернувшись от окна, я встретилась глазами с бабушкой. В какой-то миг мне показалось: я увидела себя… или, может, это то, что думала она.

– Возьми на дорожку, – говорила бабушка, провожая меня взглядом, – может, что-нибудь купишь?

Уже идя по улице, я чувствовала, как бабушка смотрит в окно на меня и вспоминает себя. А я думала: мы живём нашим воображением, и у кого его нет, или пусть даже слабо развито, тот попросту не живёт; не в смысле, конечно, биологическом, а – человеческом! Мы сами рисуем картины нашего бытия. И если что-то не так, значит надо развивать воображение… Я остановилась.

– Мама, хочу вон то, – сказала девочка, указывая на приглянувшийся ей разноцветный брикет на палочке…

Я смотрела на неё: у неё всё ещё впереди, она ещё многого не знает, не знает… И не задумывается… куда девается всё… потом. Конечно, сценарий этого спектакля написан не нами. Будь человек чуточку сообразительнее или даже доверчивее, жил бы интереснее. Тот, кто придумал всё это, наверняка придумал и продолжение. А мы боимся… не доверяем… Умеем же мы верить в завтрашний день – что у нас всё будет… в конце концов… А тут почему-то страх, но почему?

– Тётя, что ты на меня так смотришь? Мама, мама, почему она на меня так смотрит? Она что, хочет меня съесть?

– Потому, что я не тётя, а дядя, – вырвалась у меня хриплая страшилка. «Для неё я тётя, а для моей бабушки я беззаботная девчонка, смотрящая в окно».

– А я тебя всё равно не боюсь. Мама, посмотри, какая смешная дядя, – девочка засмеялась своим детским смехом, вжав шею, как бы стесняясь, и пряча в раскрытые ладони лицо до глаз, которые продолжали смотреть на меня.
 
Нет, она не верила в то, что говорила: для неё это была всего лишь игра. Игра без конца и, может быть, без начала. Она ещё не задумывалась, что игра кончится… обязательно кончится… потому что однажды уже началась…

– Посмотрел бы я на тебя, мальчик, если бы ты был без мамы,– не выходя из образа, сказала я. Взгляд девочки наполнился недоумением, и в глазах даже проступили слёзы недоверия.

– Ишь, девчонки разыгрались… ладно нам пора. Вот тебе твоё мороженое, – мама взяла девочку за руку, и они пошли дальше, как ни в чём не бывало…

Хорошо вот так стоять у палатки и смотреть, как проходит жизнь.

Двое «смельчаков», рассуждающих о смысле, вдруг остановились, переглянулись и изменили курс, направляясь прямо в мою сторону:

– Тебе какое? А, может, по два?

«По три, – подумала я, – нос подотри».

Они стояли в задумчивости, поглядывая на меня, как трап с самолётом: один огромный – «Портос», другой маленький – «Буратино».

– А Вам какое, девушка? – спросил маленький.

– Большое… – неделикатно ответила я, и теперь уже мне пришлось ретироваться, я развернулась и пошла… Вот детский сад, в который я ходила, вот качели… Покачаться?
Маленький… Верим же мы в себя. Почему же мы не можем верить в другое, неподвластное рассудку, воображению. Что же там?.. Или то же самое?.. А здесь?.. Сон, просто сон. Всё плывёт перед глазами: только что это было и вот уже стало прошлым. Неужели так пройдёт вся жизнь – быстро – пролетит как одно мгновение? Нет, не видим мы буду-щее, да и на прошлое смотрим сквозь пальцы. Мы живём настоящим. Только оно является для нас реальностью. Но настоящее быстротечно – это миг. Разве приходит кому в голову, что та маленькая девочка, несмышлёная, уже где-то в будущем бабушка со своими нотациями и нравоучениями? А этот «Портос», верзила, ведь когда-то был маленьким пухленьким мальчиком. Надо остановиться, застыть, не поддаваться впечатлениям… Но как? Опять это недоверие и страх… всё сон… всё это – сон! …А, может, и это – иллюзия?!
Воображение…


Нас несёт куда-то… всё дальше и дальше. И чем ближе мы к этому «куда-то», тем всё быстрее и быстрее мчится время. И мы ничего не можем сделать, ничего не можем предпринять. Словно отбываем какое-то наказание.

И летим во времени туда, где всё точно также, но с точностью до наоборот, – в антимир. Преследователь и жертва. Жертва и преследователь. Меняются местами. Всё повторяется в обратном порядке. И опять мы летим со скоростью времени. И так до бесконечности.

Самолёт готовился к взлёту. Трое в чёрном – две женщины и мужчина – стояли на взлётной полосе. Никто из пассажиров и команды не мог их видеть. Видел их только командир лайнера. Между этими четырьмя завязался мысленный разговор:

– Рейс 1213… На вас выпал выбор…

– Я догадывался, что это скоро произойдёт… но, может быть…

– Командир, вы боитесь за команду… за пассажиров… или…

– Да ни за кого я не боюсь… просто не хочу видеть, как людей выворачивает наизнанку…

– Решение окончательное и обжалованию не подлежит…

Со стороны казалось, командир сидел в задумчивости, готовясь к предстоящему полёту, перебирая последовательность действий. «Решение окончательное и обжалованию не подлежит, – мысленно повторял он, – и слова-то прямо как у людей…»

– Шеф, летим? – как ни в чём не бывало, весело спросил помощник. Он никогда не разделял этой серьёзной задумчивости командира перед стартом. Ему нравилось просто летать… просто жить, а задача, ответственность, работа – все эти понятия не для него… да и не хотел он вовсе быть командиром.

– Летим, – ответил командир, продолжая про себя: «Знал бы ты, что тебя ждёт, умник…»

Двадцать лет назад уже всё… всё было задумано, а, может, много… много раньше, – но уже двадцать лет назад всё было точно известно! Андрей вышел прохладным утром в одном нижнике на крыльцо своего полуразвалившегося дома. Как вдруг понял, что видит себя как бы со стороны – неприятное ощущение, – продолжая видеть всё как обычно перед собой. Раздвоение наступило так внезапно, как во сне, что он даже не успел как следует испугаться, – просто подумал, что ещё не до конца проснулся. Увидеть себя со стороны и в то же время оставаться самим собой – Андрей знал – не удавалось ещё никому. Не так, чтобы представлять, или видеть в зеркале, а именно быть и тем и другим одновременно, осознавая себя и в том и в другом. И вместе с тем понимать, что это – лишь ощущение, а не реальность. Что-то вроде ощущения согласованности.

Тот, что видел как обычно, спустился по ступенькам во двор. Другой же не преминул продолжать наблюдать с крыльца. Какое странное чувство себя в двоих.

– Не в двоих, а намного больше. Просто пока в двоих.

При этих словах он стал поворачиваться назад и одновременно ждать, когда он повернётся к себе лицом. И две пары глаз встретились.

– Ну, вот, наконец-то, и встретились.

Разговор не был речью, это была мысль. Неприятное ощущение стало пропадать, появился даже интерес.

– Это с непривычки. Потом привыкаешь. Правда, кто как. Если себя не обманывать, то всё будет как надо.

Непонятно, кто с кем разговаривал, – рождалась мысль, и всё.

– Раз на раз не приходится. У некоторых – такая! головомойка... а тут просто повезло. Хотя, что значит, повезло, – кто что ищет, тот то и находит.

– Да, уж от себя не бегал…

Разговор так бы и продолжался, если бы не опять эти трое.

– Ну, ладно, разговорились… Андрей, тебе предстоит отправиться в антимир, чтобы через двадцать лет… – Андрей слушал и внимал им, как будто давно их знал, подчиняясь какой-то субординации – …примерно в это же время, будучи командиром авиалайнера, подвергнуть пассажиров и лётный состав такому же испытанию. Тебе будет напомнено.

– Хорошо, а откуда я вас знаю?

– Во-первых, все трое – это одна… как бы это сказать… сущность; во-вторых, ты находишься в таком состоянии, что для тебя нет сейчас ни времени, ни пространства, – делай выводы!

– А…

– Ты хочешь спросить, кто мы изначально? Несложно догадаться, хотя это теперь не важно…

– Не похожи? А ты на себя посмотри…

Андрей так увлёкся необычным ощущением себя в двоих, что даже не заметил – или не осознал – то, как непохож тот, который оставался на крыльце, на ставшее уже давно привычным собственное отражение.

– И потом, неидентичность – это не для развлечения, это нужно для лучшего сбора информации. Впрочем, каждый выбирает сам.

– А почему…

– Ты же сам говорил, кто что хочет, то и получает… Всё, что с тобой происходит, напрямую связано с твоим желанием, в том числе и то, как тебе быть.

– Говорил… но скорее надеясь, чем утверждая. И не мог, кстати, ответить на вопрос: а у кого желание-то есть, а вот возможности нет?

– Чушь! Ни у кого! Возможность всегда сопутствует желанию. А те, кто не получают… – не настолько велико их желание, чтобы возникла соответствующая возможность, всего лишь прихоть; но другая возможность, вровень желанию, всегда есть, – просто не надо от неё отказываться. В твоём случае, видимо, это была не прихоть – желание было достаточно, – да и ты не отказался от возможности.

– Но разве не может быть, чтобы была возможность, а желания не было?

– Не может! Так же, как нет антимира без мира. Возможность и есть антимир для желания, и они друг друга уравновешивают. А неиспользованная возможность – это фарс, или, попросту, – обман себя.

– А что будет с теми, кто на борту?

– Это пусть они узнают сами для себя. Желания стремительно понесут их к возможностям, и наоборот, возможности молниеносно справятся об их желаниях. Иначе говоря, как аукнется… Чёрная дыра…

«Чёрная дыра… – всплывало в памяти у командира, он снова всё знал, – чёрная дыра… чёрная дыра…»

– Хорошо. Всё помнишь, шеф. Приступай! – сказали трое, Андрей им улыбнулся.

– Интересно, а где сейчас…

– Как где? Где и оставался, – в антимире.

– Неужели всю жизнь буду себя искать?

«Ну, что ж, поехали…» – мелькнуло у командира...


Вроде бы здорово у меня получилось, или, как говорят теперь, прикольно. Точнее, пишут… как же я не люблю интернет! Потеря себя…

Вся эта игра затеяна с нами, потому что мы ничего не можем противопоставить. Выигрывает тот, кто задаёт условия. Хочешь выиграть? Напиши сценарий и заставь других ему следовать:

– Смотрите, какой хорошенький поросёночек!

– Да, и впрямь! Интересно, сколько же он будет весить, когда вырастет?

– А это зависит от того, как будем кормить…

– Смотрите… Смотрите… Клюёт!

– Подсекай!

– Эх, сорвалась…

– Что ж ты, растяпа, надо ж было резче дёргать!

– Заходите к нам люди добрые. Покупайте товары. Лучше, чем у нас, всё равно нигде не найдёте…

Нас даже не спрашивают. Но ведь каждый же может сопротивляться! Что ты стоишь как заворожённый, глядя, как крутится барабан? Ещё мгновение… – и ты не устоишь. Да, незавидна участь владельцев игровых автоматов: ну, сколько же можно играть и играть, завлекая к себе клиентов… А эти – риэлтеры? Всё спектакль.

Наверное, человек мог бы жить вечно, будь он чуть сообразительнее. Мы друг друга топим... и тонем сами, истратив силы на бессмысленную борьбу. Конечно, эти правила придуманы не нами. Но что нам мешает их изменить?

Что такое человек? Это – сгусток впечатлений. Что бы с нами не происходило, это мы сами. А если вдруг мы попали в ситуацию, которая нам не нравится? Но почему? Как такое могло случиться? Не потому ли, что мы не совершенны, в нас сидит какой-то изъян? Подобное рождает подобное, – вот он и обнаружился, и обстоятельства тут не при чём. Жадный всегда не доволен, что все жадные, дурак – что все дураки. Ничто ниоткуда не берётся, ничто никуда не девается. Бесполезно менять ситуацию – за ней придёт такая же следующая, – и чем дальше, тем больше… Надо менять себя. Надо менять свои впечатле-ния. Надо менять не саму ситуацию, а своё отношение к ней…

Я остановила качели, слезла и пошла домой. Старость, откуда она? А, может, оттуда, что слишком бурная молодость? Жили, не задумываясь, теперь приходится задумываться, не живя. Не хватает ни времени, ни сил, ни желания. Закон берёт своё: было время, были силы, было желание – не было нужды. Теперь всё исчезло, пропало, улетучилось – появи-лась нужда. Приливу непременно сопутствует отлив. Если мы где-то выиграли, значит, мы ради этого чем-то пожертвовали. И наоборот, если проиграли, значит, уже до этого израсходовали все кредиты. А болезнь, что это? Да то же самое – потеря равновесия!

Выход артиста на сцену… выход на бис… бурные аплодисменты, цветы, поздравле-ния. А что там – за кулисами… перед тем, как состоялся триумф? …Он оттачивает своё мастерство… изо дня в день… из года в год… учитывая все нюансы… Всё возвращается!

Я шла к дому. Быстро глазами я разыскала своё окно, – бабушка… Интересно, она так и сидела у окна?

Увидев меня, она помахала мне рукой, – как будто всю жизнь только этого и ждала, – и скрылась в оконном проёме. Что-то приготовила? Наверное…

Вдруг рядом со мной, один за другим ударившись об асфальт, хлопнули два поли-этиленовых пакета с водой. От неожиданности я вздрогнула, закрыв лицо руками, защи-щаясь от брызг. А ведь раньше, учась ещё в школе, я тоже бросала такие же, так просто – ради развлечения… Вот они и прилетели…