богомазы

 Чтобы пройти сквозь муки и крещенье – и верить всё равно, что человек.

             Фёдор был первым парнем на деревне, заядлым спорщиком, гармонистом, а уж пел так, что и в соседних сёлах было слышно, если он с гармошкой шёл, с очередной какой вечеринки или свадьбы домой. Ростом, правда, он не задался – прямо скажем – роста среднего. Метр семьдесят. Может где такой рост и норма, но девки все по поселкам были справные, да ладные, так что на их фоне он несколько терялся, вот его и тянуло, чтобы значит доказать своё мужское начало на отвагу  и бесстрашие. Только эта разгульная жизнь по чужим престольным праздникам довела музыку до горькой  судьбины.
              Как-то раз, возвращаясь с гуляния поздним зимним вечером, считай ночью, он не подрасчитав своих сил перед дорожкой на посошок, чтобы не замёрзнуть в метельной вьюге, хватил лишку, да и свалился в сугроб. Где заснул и обморозился, это благо мороз был не так чтобы уж ядрёный, смерти он не дождался, но долгое пребывание в снегу на ночной завее сделало своё дело: обморожение.
              Ампутировали бедолаге по колено ноги, и кисти рук. А потом вернули жене. И та от калеки своего не отреклась. Так и стали они поживать. Детей у них не было. Всю оставшаяся жизнь прожили вдвоём. Он и в магазин на станцию в самодельной тележке ездил, и так что мог – всё сам себя обслуживал, а на жизнь зарабатывать стал тем, что кистью зажатой в зубах писал иконы, тогда богомазанием мало кто занимался, поэтому заказы у него были – только-только начали церкви по селам восстанавливать, он даже одну церквушку умудрился расписать. Правда, уже перед самой смертью.
             И ему всё говорили – зачем тебе? Пенсия по инвалидности есть, жена рядом – чего себя насиловать, коль уж и не человек.
             - А вот, сколько во мне от человека осталось, столько хочу пустить в дело.



            И напомнила эта история ещё одну богомазку.
            Девчонка совсем молодой и зелёной приехала на комсомольскую стройку. А когда завод построили осталась работать в этих цехах токарем. Оно-то дело не хитрое – все станки с ЧПУ, не то, что раньше, только парней принимали на такие места, теперь с этими обязанностями могла справиться и девушка. Так она трудилась лет десять – а потом дали о себе знать сначала женские прелести, потом  ноги, на которых сказался вечный цементный холод от пола, а уж когда к делу подключился позвоночник – совсем всё пошло как снежный ком – доконало её это ремесло. Сделали операцию на позвоночнике, на ногах, и стала она в тридцать инвалидом сначала с костылями, потом помаленьку перешла на палочку. Ноги были несуразные – одна короче другой, долго сидеть или стоять было не выносимо, а жить надо, на одну пенсию по инвалидности на сына, предусмотрительно брошенного папой с мамой-калекой, явно не хватало.
             И открылся тогда в ней тоже талант к живописи. Стала она богомазкой. Расписывала иконы, картины, а когда пришёл её местный молодой батюшка, что стоил в её селе церковь, просить помочь с росписью стен, потому как пожертвований на специалиста не хватало – она и не думала отказать. Установили ей леса – всё честь по чести. И получилось у той в лучшем виде – особенно образ Христа.
              - Мучиться, так уж вместе с ним в душе. Я верю в его царство, зачем бы здесь так страдать, чтобы не иметь потом, за то воздаяния.