Легенда о жрице тавров

Посвящается Крыму!

Упрятал полдень в дымке берега.
Под солнцем чешуей сверкает море.
В морщинистом обличье старика
Скала, сомлев, в сосновом спит уборе.

Лес обещает царство тишины.
И освежает запах кипариса.
Ласкает слух журчание волны
В укромной бухте за скалистым мысом.

И путники, туда направив челн,
Находят благодатную прохладу
И в заводях сошедших с гор ручьев
И в рощах, вниз сбегающих каскадом.

И черной шалью ночь, упав с небес,
Дарует сон спокойный без томлений.
От путников уставших прячет лес
Из пустоты возникшие вдруг тени.

И крик совы враз разорвет покой.
Скуют несчастных кожаные путы.
Как скот, влекомый мощною рукой,
Они пойдут, кто голый, кто разутый.

Извилистою козьею тропой,
Страдающих от страха и позора,
Их приведут трепещущей толпой
В селение, сокрытое от взора.

Средь бедных хижин видят белый храм.
Алтарь пред ним из черного гранита.
На алтаре зарезанный баран,
Богам в угоду да вече убитый.

Навстречу вышел местных стар и млад
В обличии суровом и убогом.
И старец седовласый, чей наряд
В нем выдавал служителя их бога.

В нависшей, словно камень, тишине
Его приказ обрушился на пленных.
И вот уже толпа, как в страшном сне,
Терзает их, коленопреклоненных.

И жертву ждет не грубый истукан,
Дающий горцам милость иль проклятье.
А дева юная, чей хрупкий стан
Не знал еще любовника объятья.

И кожа ее нежная была,
Как мрамор, белоснежный, гладкий, ровный.
А кудри цвета ворона крыла
Струились из-под золотой короны.

Спокойный взгляд, что бездны холодней,
Не тронет лицезрение страданий.
Ведь кровь убитых в ее честь людей
Не более красна, чем кровь у лани.

Но вышло так, что этот гордый взор
Вдруг юноша привлек горящим взглядом.
Читались боль в нем, ярость и укор
И отвращенье к варварским обрядам.

Со лба его стекали кровь и пот.
Змеею рвали плечи злые путы.
И было видно, что борец живет
Последние, недолгие минуты.

И тесно сразу сделалось в груди.
И сердцу стало почему-то больно.
Толпу на краткий миг опередив,
Вдруг эхом разнеслось в горах,-"Довольно!"

Толпа, как стая алчных псов, впилась
В возникшую незримую преграду.
Казалось,что божественная власть
Сдержать не в силах эту ярость ада.

И молвила она: "Мне послан знак.
Богов смутили ваши прегрешенья.
Свершим же люди, чтоб их гнев иссяк
В особом месте жертвоприношенье".

"А место то я отыщу сама.
Своей рукой я выпущу их души.
Увидев их, любой сойдет с ума.
Сомкните ж взор, заткните ваши уши".

На берег пленных отвела она.
Где ждал их челн в заливе неприметном.
Ладонью гальку сеяла волна,
Перебирая, как скупец, монеты.

Разрезав бронзовым ножом ремни,
На волю отпускает обреченных.
Не веря счастью, бросились они
К родному и спасительному челну.

Расправлено льняное полотно.
С попутным ветром подружился парус.
И вот едва заметное пятно
На сером фоне вод морских осталось.

А в памяти остался ясный взор.
И лучик солнца в нем игравший вольно.
И отражение далеких, чуждых зорь,
Но сердцу все равно все так же больно.