С тоской из Бато-Лавуар письмо 1

  8 января 2011 в 5:39

           Здравствуй, дорогой Поль. Ах, если бы можно было бы любить себя, как других, то я наверняка был бы самым счастливым человеком на всём горестном свете. Покопавшись в своих детских тетрадях, относящихся к периоду, когда мне было тринадцать лет, я нашёл свою первобытную прозу столь остроумной и какой-то удивительно зрелой, написанной под градусом метров английской литературы, и понял, наконец, простую старую  истину, счастье находится намного ближе, чем говорят поэты и вольнодумцы. Оно живёт внутри нас, подобно тому, как развивающийся организм находится в чреве у своей бесплодной матери в первые три месяца ношения – еле заметно, но при обозначении себя приносит такой неописуемый восторг, что стоит всех мучений при восхождении к нему.

            Земные любовные игры слишком посредственны, чтобы казаться Раем, они, тонкие иглы, убивающие путь к творчеству, подлинному Эдему писательского бытия. Литература приносит мне гораздо больше удовольствия, ибо в основе её лежит человеческое желание – вещество неосязаемо-притягательное, а в  невольном наблюдении сплочения «душ» - мне свойственно распознавать  лишь  очередные провалы человеческого духа в борьбе за господство над своим же естественным и самым действенным вечным двигателем - природой. В очередной раз человек оказывается непоследовательным, убивая своё возможное счастье, перерезая все канаты, формирующийся боли. Впрочем, на боли пишут только поэты, истинные поэты, до коих мне далеко. А я, лишь низменная душа, потерявшаяся на нивах божественного Парнаса.

             Скажи, Поль, наш великодушный дядя не собирается случаем заглянуть в усадьбу, окутанную призрачными туманами, украшенную меланхоличными жителями, дабы порадовать своих дорогих племянников искрометными замечаниями – камешками, брошенными по ту сторону туманного Альбиона, куда заглядывает изредка лишь лорд  Альфред  Дуглас. И он непременно спросит: «Не правда ли, нынче в моде – соломенные шляпки, что будто сползают с полотен французов, пьянеющих прямо-таки с утра? «Раньше только небо было голубым…»

          Я знаю одну юную, но очень бесстрашную леди, которая находится в возрасте между мальчиком-звездой и Дорианом в розовые годы его юности, носит платья Инфанты, а по утрам слушает пения соловья. Она искренне верит в то, что за горами и лесами живёт старый добрый Великан, которому предначертано Всевышним   превращать слёзы ангелов в дожди, плач деревьев – в росу, только он ещё пока об этом не знает, ему необходимо об этом сообщить. И, конечно, наша юная мадмуазель возьмётся ему помочь, преодолев мириады колючих зарослей и пустынь. Она так восхитительно трогательна, но всё же необычайно мала…
 
           Сказки – эта наивысшая форма проявления обречённости. Когда символизированный поток человеческого страдания, воспетого нашими прогрессирующими немецкими друзьями, приходит на суд с нагой душой, подобно метру эстетизма и золотого декадентства, то он выливается в его излюбленный жанр, столь понятный великим младенцам,  любимый для чопорных матерей, подписывающихся под делом Оскара.

          Ты знаешь, Поль, я очень устал, строча тебе это письмо, я постепенно всматривался в свою маленькую и непримечательную жизнь, которая с каждым мгновением становилась всё более ценной. Спасибо тебе, Поль. Передавай привет Максу и юным месье и мисс.

               
                Твой лучезарный ангел-брат,
                С печалью и тоской…
                16 мая 1895 г.
                Равиньян, дом №13
                Монмартр, Париж

                Продолжение следует ...