Идут они незримые...

Идут они незримые
и только в измерении высоких дум,
живыми ощутимые -
на фоне созерцания: крон,
облаков,
лиц человеческих,
когда любовью сердце дышит -
волшебный мир поэтов с обществом богинь, богов,
героев,
чувств возвышенных,
догадок просветлённых
всех живших и живущих,
и только на экране будущего существующих
существований
в мыслях и эмоциях людского братства,
неотделимого от - Богом щедро созданной природы
живой -
бьёт в берега души,
так сушу осаждает пенный
морской прибой
и красота нетленная - Венерой улыбается
над раковиной жёсткого порядка бытовых уставов
и тайн глубинных перламутр поёт о высях Отчих,
земные губы превращаются в астральных гимнов окарину,
арканит взор приговорённых к смерти глаз простор надсмертный
я помогаю Пенелопе - известной ткани петли распускать
и в душном "вагонзаке" заступаюсь за Мандельштама,
на которого посмел Кривицкий - журналист эпохи сталинской,
поднять не мыслящую вечным руку,
я на коленях перед смертною тоской Марины - стою в Елабуге,
Гомер и Бродский у меня на кухне,
за чашкой чая обсуждают план
распила клетки,
в коем император барса содержал,
а ныне - оплёванный Ли Бо,
не зная об отмене приговора в конце пути,
трясётся по дорогам кровного Китая
эпохи Тан,
Губанов говорит: "Полина -
полынья моя..."
и с Окуджавой я иду Арбатом,
а он идёт со мною по моим алма-атинским
проходным дворам -
шестидесятых и семидесятых,
Курмангазы выходит из тюрьмы Иркутской
и каждый травный корень Степи Великой
в нём о высях Алатау говорит -
горах небесных,
увенчавших взор кюйши на времена и страны,
притих мой август, умирая за окном -
я говорю ему:
"На веки здравствуй!"