В старых истинах таится

Лишь чуть просвечивали черным, через белизну,
за ночь побелевшие, деревья и провода,-
и, словно стаи белые, слетали с них, блеснув,
вдруг вспугнутые, порывом ветра иногда.
Что без меры пир,-
мертв без веры мир!

И в резком свете сакральности,
не превысить бы веры,-
смиряя ревность реальности, милосердием меры!
Мерятся приобретенья потерями,
тень ведь предполагает свет,-
но есть лишь мера доверию, меры лицемерию нет.

Очень многое, что ни реши,
разглядишь чрез эту призму,-
для кого-то, ложь, что смерть души,
для кого-то, образ жизни.
Да не с ней избегнуть бед,-
ведь во лжи межи нет.

Увы, услужливой ложью не оживить,-
того, что ради нее же, пришлось убить!
Но, чтоб не предстать ему, и на минутку,
лишь жестокою, жуткою шуткой,-
есть ведь у мира, в колдовском антураже,
поистине, неисчерпаемость пейзажей.

В прошлое нельзя войти, пусть так же,
как в одну и ту же реку, дважды,-
но вдруг, в расчерченном чёрными чёткими линиями,
пространстве, холодном и белом,-
зачем-то вспомнится, с белыми скромными лилиями,
голубое речное тело.

Кому-то мир хранить, средь сухости стихий,-
кому-то хоронить, в бессмертные стихи.
Всего лишь миг ведь жизнь, в сравненьи с вечностью,
в которой пребывать всем предстоит,-
о миге ли заботиться иль вечности,
здесь каждый сам ведь для себя решит.

Нельзя не верить, и верить нельзя,-
чем ни измерить, скользка вер стезя,
где лицемерить, родится дитя.
Пусть день останется серым,
и будет пуст небес приход,-
не станет трагедией веры, его вдохновенный восход.

Тканью тонкой затянет, затуманит окно,
кокон зимний проглянет, через то полотно,-
там витает и манит, нас морозов вино.
Хрустально чистого снега, чуть хруст под ногами,
от юрких снежинок с неба, бело пред глазами,-
когда б зимы на земле не было, придумали бы сами!

В блестящем мире млечности, снежинки ль снег,-
неразличимы в вечности, так миг и век!
Как ранних луж ледок, лилов,
в воду всё же превратится,-
так в мире смысл всех новых слов,
в старых истинах таится.