Город

 
      Вроде и не осень на дворе. А небо такое низкое, свинцовое… Так и давит на плечи, клонит к земле. Хочешь вдохнуть, глотаешь, глотаешь этот воздух, а надышаться так и не можешь. Все равно, что кисель густой пьешь. Да еще и с комочками. А выплюнуть не получается. Кисель только с кровью организм покидает. Хочешь жить, мол, приноравливайся мной насыщаться. Нет, так все соки из тебя выпью, выжму,как лимон хорошая хозяйка, досуха. Одна оболочка сухая останется, жгутом перекрученная. Да кости  ломкие, ни на что уже не годные. Вот и приходится приспосабливаться, иначе не выжить. Задавит тебя реальность окружающая, поглотит, переработает в удобрение для роз и прочих цветочков, что хозяйки в палисадниках у себя разводят…
       Вон они, копошатся… Перчаточки нацепили, переднички подпоясали, улыбаются, щебечут что-то на своем птичьем языке доморощенном… У них все по ранжиру. Все подстрижено, подровнено, вылизано до зеркального блеска… Инакомыслие не допускается. Они и мимо бродяги бездомного пройдут, губы скривят, наморщат, нос задерут… Запах их не устраивает.. Да, не розами, не Шанелью номерной пахнем, ЖИЗНЬЮ… У бродяг тоже есть жизнь. А вы не знали? Думаете, только вы живете? Это еще с какой стороны посмотреть… Можно и в домике кукольном, с кукольным палисадником, в сытости да благополучии внешнем прозябать.                Убогость, она ведь не в одежде проявляется…  В ничтожестве души, знаете ли… Да только с вами на эту тему говорить, что воду в ступе толочь. Не поймете. Думать разучились от сытости. Вон, даже лобик свой узкий наморщить боитесь…
        Когда же вы стали такими? Разве к этому вы стремились в юности? Разве и вам не хотелось своего Грея дождаться?
       Некоторые до сих пор ждут. Только вот презираете вы их. Пальцем у виска крутите. Шушукаетесь, когда мимо они проходят. Улюлюкаете вслед, не упади, красавица, мол, хватит уж звезды на небе считать, на землю спустись.
        А что здесь, на земле, ей делать-то? Сериалы смотреть да сплетню новую вынюхивать? Можно было бы..
      Только не готова она пока к этому, еще надежда не истлела… Веру не растратила да любовь не обесценила.
        Обесценить ведь тоже по-разному можно…Кто-то по каплям ее теряет, а кто-то и в один котел бухнет, да вот то ли котел какой-то неправильный, то ли сослепу не увидит, куда бросает-то горемычную.. Всякое случается… И пополняются ряды кукольных домиков с кукольными страстишками… Жены - Барби, мужья - этакие пупсы животястые и детки - сытенькие, откормленные такие, свиночки да и только…
           Жизнь - картинка, лубок.
           Пьют несчастные этот кисель с утра до ночи, не сопротивляются даже. И не понимают, что жизнь, настоящая, мимо проходит… Там, вдалеке, кипят страсти, бушуют шторма, приходящие на смену полному штилю, бывает и цунами пронесется, круша все на своем пути. И ветер носится, ничем не скованный. Шутит над людьми, иногда зло, но и это ему прощают. Понимают, что нельзя его в оковы, в мешок спрятать… Помнят про Одиссея, хоть и давно это было…
          И дышится там сладко, легко. Каждый новый глоток пьянит, наполняет вдохновением, смелостью, зовет к новым горизонтам. Учит летать, без крыльев парить, поднявшись над обыденностью.
          Эх, добраться бы туда, доползти… Осталось-то всего ничего, вон и черта города виднеется, забором окруженного… Осталось малость, доползти и дыру прогрызть в заборе том. Не хочет город людишек выпускать, зорко сторожит узников своих… И стену для этого вырастил, высокую, живую изгородь. Сквозь нее слабому не пробраться, не протиснуться. Проглотит, переварит, вмурует останки в себя для устрашения остальных. Но смельчаков и это не пугает… Только по одиночке сложно прорваться сквозь заслоны такие.
      Говорят, где-то далеко жил герой, Данко его звали, да только сгинул и он. Мало кто собой ради других пожертвует в нашем-то городе. Вот и бредем мы, к свободе стремящиеся, мимо слепцов зрячих да глухих слышащих. Кричим им, разевая свои рты в гримасах боли. Но отравленный воздух давно уже сделал свое дело. Не слышит нас почти никто… Город поглотил их, намертво к себе приковал, цепями разум опутал, прикармливает несмышленышей. А те и рады.
      Сирены взвыли, ветви изгороди зашевелились, все теснее сплетаясь друг с другом, образуя непроходимые дебри. Хлещут наотмашь, оставляя рваные раны. Хорошо, одежда плотная, еще противостоит надзирателю-кустарнику. А ведь ты еще и полпути не прополз, не продрался. Зубы стиснул от боли и вперед все рвешься, рвешься… Вот уж и дорожка крови за тобой все ярче становится. Силы слабеют. Пальтишко все изодрано в лохмотья, не спасает уже от жалящих ударов. Но есть у тебя цель. И ты ползешь,вгрызаясь в неподатливое тело сторожа. Рвешь его тоже, зубами да ногтями слабыми. И чувствует Город, что теряет он тебя, упускает. И еще хлеще, злее набрасывается на твою беззащитную плоть.
       Последний рывок. Сил почти не осталось. Только на него, на последний рывок твоя надежда. И отдохнуть нельзя ведь. Поглотит страж, только и ждет он твоей остановки. Ошибешься ты, и останки твои станут назиданием для других инакомыслящих…
       «Последний раз вдыхаю тебя, кисель гнилостный. Не смог ты меня поработить, хоть и пытался… Сослужишь мне доброе дело, один разъединственный раз сослужишь…»
        Стиснул ты зубы, глаза, потом кровавым залитые, зажмурил, втянул в себя поглубже гнилостное дыхание Города и…. Рванул что есть силы, как-будто стая волков бродячих за тобой гонится… Рванул, не чувствуя уже боли затуманенным сознанием… Бросил свое тело вперед комком окровавленным и прорвался… Вот она,СВОБОДА!!!! Упал на землю мягкую, на цветы тут растущие, успел на спину перевернуться, чтобы небо увидеть высокое, вдохнул воздух пьянящий…. И так и застыл в последнем своем движении, улыбнулся и прошептал: «Свободен!!!» 
       Ты так и не узнал ее полноты, но ты успел узнать ее вкус… вкус свободы… А это, поверь, дано не каждому.