И, всё-таки, родился он! Часть VI

на тех планетах, где я не был,
и тех планетах, где я был
всё то же пасмурное небо,
и ядовитые грибы..

чему порадоваться, други?
в чём оптимизм черпать ковшом?
когда, с усмешкою, подруги
бросают в прорубь нагишом..

и, в сотый раз схватив простуду,
я новый стих задвинул в жизнь,
о коем не мечтал Неруда,
неся чилийцам коммунизм.

ведь то, что кончились консервы,
не повод распускать Союз,
хотя и сам я слабонервный
(свои стихи читать страшусь)

когда закончатся Пегасы,
тогда начну смотреть футбол,
писать про девок и пампасы
жуя стрихнин и валидол.

закончу путь на половине,
вторую подарю врагам,
чтоб сэкономить на бензине,
и не пугать тибетских лам.

мне от чужих стихов не жарко,
да и не холодно от них,
раз не поймешь совсем: доярка
иль металлург сварганил стих.

во времена, когда царьками
себя считают холуи,
кому ты нужен со стихами
о божестве и о любви?

едят и гадят в землю тушки,
рожают точно же таких..
им все равно - Дантес иль Пушкин
содрал стихи у Лили Брик.

я пил вино с Аристофаном,
с Леонкавалло тоже пил,
пока тяжелым дельтапланом
меня  Дедал не придавил.

тогда-то я увидел музу!
вернее, нескольких за раз.
и как шары вбиваю в лузу
клубки талантливейших фраз.

я не могу остановиться,
я и во сне, сопя, пишу.
со мною некому сравниться,
любого рифмой придушу.

пускай я с музами собачусь,
но их иначе не пронять –
а то не выполнят задачу:
писать стихи, а не вонять.

мое сиротство - не причина
бросаться в ноги разных муз.
я - не изнеженный мужчина,
и с ними драться не боюсь.

однажды вышел я из дома,
увидел мир — и вновь зашёл,
такого крупного облома
не видел даже ветхий пол,

прости меня, моя отчизна!
но я - не худший из сынов
на фоне злого кретинизма
партайгеноссе и чинов.

везде тоска и казнокрадство,
и не на чем душе вздохнуть,
но, пряча слёзы и злорадство,
я указал вам этот путь:

сквозь земли, звёзды и цунами,
по городам и островам —
я шёл, плюя в лицо стихами
всем тем, кто жил и ночевал.

мне никогда не будет вольно
среди паскудства и измен,
среди пупков и рож свекольных
и людоедских перемен.

рифмую жалкие потуги,
под керосиновой свечой,
прослыть поэтом по округе,
душ изболевшихся врачом.

я не хочу свою поэму
тянуть, как скользкие кишки.
и потому - закрою тему
и спать полезу на мешки.