Из Оскара Уайльда

         Taedium Vitae

Всадить нож юности, как жертвенной скотине,
В ливрею влезть в угоду новизне;
Впустить ворье к сокровищам в казне,
Укутать душу в женских прядей паутине.

Лакеем у Фортуны быть моей гордыне
Претит, немеряно милее мне
Морщинистая пена на волне,
Бесплодный пух, летящий в летней сини.

Подале от невежд, что вслед плюют,
Чьи бредни обо мне смешны и серы.
Мне париев приветнее приют,

Чем вновь под своды злобы, где, чиста,
Душа моя в сумятице пещеры
Впервой поцеловала грех в уста.

Taedium Vitae

To stab my youth with desperate knives, to wear
This paltry age's gaudy livery,
To let each base hand filch my treasury,
To mesh my soul within a woman's hair,
And be mere Fortune's lackeyed groom, - I swear
I love it not! these things are less to me
Than the thin foam that frets upon the sea,
Less than the thistledown of summer air
Which hath no seed: better to stand aloof
Far from these slanderous fools who mock my life
Knowing me not, better the lowliest roof
Fit for the meanest hind to sojourn in,
Than to go back to that hoarse cave of strife
Where my white soul first kissed the mouth of sin.

                * * *

                Ее голос

Пчела снует, влекома сладкой жатвой,
Мохнатый жнец на шелковых крылах,
Цвет лилии качнулся чашей шаткой,
Мгновеньем позже – гиацинта взмах.
Полет впотьмах…
На этом месте, милый, помню взгляд твой,
Когда я клятвой

Клялась двум жизням длиться, как одной,
Покуда чайки с морем свят союз,
Пока подсолнух свет следит дневной,
Не оборвет веков несчетных груз
Меж нами уз.
Сменилась вечность вечностью иной,
Любви земной

Круг свит. Глянь наверх, кисти тополей
Кладут мазки по голубому полю
Небес, ни ветерка в тиши аллей,
Чтоб воспарить пушинке легкой молью.
А где-то вволю
Ветра гуляют, хлесткий вкус солей
Неся с полей

Морских. Глянь наверх. Чайки белой крик
Услышь. Что зримо ей, что нам невмочь?
Звезда? Или фонарь, с которым бриг
Буруны бороздит какую ночь?
О, быть непрочь
Рабами сказочных страстей вериг –
Безумья штрих.

Довольно слов. Любовь, что сон взаймы,
Какой бы раной взор твой не зиял,
И май пронзает лютый меч зимы,
Но ей в ответ цветет взрыв розы ал;
Разносит шквал
Суда, но в бухтах штиль – лучом из тьмы.
Авось, и мы

Укроемся. Довольно суеты
Пикантен в поцелуе слез букет,
Не громозди надгробия плиты.
Я – гений красоты, а ты – поэт,
Ждать смысла нет,
И не заполним этой пустоты
Ни я, ни ты.


Her Voice

 THE wild bee reels from bough to bough
 With his furry coat and his gauzy wing.
 Now in a lily-cup, and now
 Setting a jacinth bell a-swing,
 In his wandering;
 Sit closer love: it was here I trow
 I made that vow,

 Swore that two lives should be like one
 As long as the sea-gull loved the sea,
 As long as the sunflower sought the sun,--
 It shall be, I said, for eternity
 'Twixt you and me!
 Dear friend, those times are over and done,
 Love's web is spun.

 Look upward where the poplar trees
 Sway and sway in the summer air,
 Here in the valley never a breeze
 Scatters the thistledown, but there
 Great winds blow fair
 From the mighty murmuring mystical seas,
 And the wave-lashed leas.

 Look upward where the white gull screams,
 What does it see that we do not see?
 Is that a star? or the lamp that gleams
 On some outward voyaging argosy,--
 Ah! can it be
 We have lived our lives in a land of dreams!
 How sad it seems.

 Sweet, there is nothing left to say
 But this, that love is never lost,
 Keen winter stabs the breasts of May
 Whose crimson roses burst his frost,
 Ships tempest-tossed
 Will find a harbour in some bay,
 And so we may.

 And there is nothing left to do
 But to kiss once again, and part,
 Nay, there is nothing we should rue,
 I have my beauty,--you your Art,
 Nay, do not start,
 One world was not enough for two
 Like me and you.