Согреваться душою - шагаю не в храм...

Слева от бутылок -- известный балетмейстер Евгений Гырнец.
Справа: солисты балета Александр Величкин и Сильвестр Попеску.


***               

Согреваться душою – шагаю не в храм,
Не созвучно ли: Бог и богема?   
Но церковным хорам
                недоступен хорал,
Взволновавший безбожные гены...

Тормознёт у служебного входа вахтёр:
«Что-то редко ветрами заносит...»
«Всё дела, Никанорыч. Ну, как там «Шахтёр»?..
И хорал улетучится в просинь...

Пол стакана в гримёрной –               
                и в лоно кулис,
Где Почётным хожу гражданином,
Парусами сквозняк их надул и повис.               
А над новенькой – свет: жажда нимба...

Этот холод, что в тело проникший вандал,
Ей на плечики свитер наброшу:
За такую улыбку – штаны бы отдал...
Освещенье застыло порошей.  

И душою озябшей
                обычный спектакль
Принимается, как литургия,
Даже сердце в театре забилось не так:
Стук пуантов – всегда аритмия.

И терзает никем не услышанный плач,
Ведь глаза балерины – Сирены..,
Будто горько рыдает у плахи палач
В непонятной от века игре нам.  

И глаза,
              подчиняясь волнению рук,
Сокровенную боль отражают:
На лету искажает короткий испуг
Неуёмную женскую жалость. –   

Это Grand Fouette
                затянуло клубок
Неизменной чреды вариаций...
Тайный смысл жития недоступно глубок,
Если нет дорогих декораций.

И ведёт меня
                танца упругая нить
В лабиринте, как дар Ариадны,
К пониманью:
                стараясь в игру заманить,
Даже образы стали реальны...               

И торопится музыка их нарождать,
Знать короткою ночью зачата,
Потому и звучит диссонансом  вражда,
Да борьба не на шутку – за чадо. 

И сплетаются танцем кругом кружева...               
Разомлела душа:
                не уйти мне,
И трепещет в плену, слава Богу, жива:
Кружева эти – род паутины...

В па-де-дё заласкают щетину мою  
Невесомые пальчики-перья... 
А на Яблочный Спас
                я грехи замолю,
Что порою логичнее веры...