Оболгала...

«Я знаю, есть зависть,
Есть ревность и месть,
И есть клевета, уносящая честь»
Надежда Полякова


Людмиле Л.


Нечаянно свидетелем я стала
Довольно неприятной сцены — что ж...—
Как женщина спокойно оболгала
Другую, словно подвела под нож.
 
Другой была соседка, и — я знала! —
Она с душой открытою жила,
Ходила лишь с откинутым забралом
И никогда на йоту не лгала.
 
А первая — как ласковая кошка,
Чей хвостик был доверчиво поджат —
К ней подошла и лапкой — осторожно! —
В лицо ...помоев ...вылила ушат.
 
Я видела, как задохнулась болью
Моя соседка: по её щекам
Текли помои вперемежку с солью,
Стекая в душу, в её светлый Храм.
 
Бежали слезы по щекам усталым
Соседки, горько плачущей навзрыд,
А «кошечка» подружкам щебетала:
«Пойдемте кофе с вафельками пить…»
 
На мягких лапках проплыла на кухню,
Победно пышный хвостик приподняв, —
Мне показалось даже, что… мяукнув, —
Рыдавшую на клочья разодрав.
 
И удалилась «кофий» пить.
Спокойно!
Так, словно это было напоказ.
Унизившая женщины достоинство,
Той, что душою чище в сотню раз.
 
Я шла по жизни с нею полстолетья
И всем могла уверенно сказать:
В час радости и в горе-лихолетье
Верней подруги было не сыскать.
 
Я молча на ее смотрела слезы.
Нельзя в тот миг — я знала!— утешать.
Пускай поймет — всегда с шипами розы,
Не надо в душу каждого впускать.
 
Не надо сердцем прирастать к чужому,
Не испытав на прочность, на излом.
Она ж наивно верила любому
И всех впускала в сердце, словно в дом.
 
И вот сейчас рыдает, как ребенок
С наивною, доверчивой душой,
Не терпящая ложь и лесть с пелёнок,
Та, с кем любому в жизни хорошо.
 
Потом — я видела — глаза её сверкнули,
Узнала я знакомый в них огонь.
Я поняла: хоть просвистели пули,
Но жив остался белогривый конь!

Он удила сейчас свои закусит
И «кошечку» от сердца оторвёт.
Безжалостно!
И никогда не впустит
Её в свой Храм, а рана — заживёт.
 
Она до боли закусила губы
И — хоть ручьи ещё из глаз лились —
Рукой дрожащей подхватила шубу
И по ступенькам побежала вниз.
 
Я знала: сильная она, и сможет
Смыть обвинения лживые и грязь.
Очистит душу, —
Пусть Господь поможет! —
Но с «кошечкою» прекратится связь.
 
Она сорвёт её коростой, знала,
Болезненно, но всё-таки сорвёт.
Но — честно, не с опущенным забралом,
И сердце от неё на ключ запрёт.
 
…Я вечером зашла к ней. Осторожно:
«Эй, люди! Есть ли в доме кто живой?»
«Есть, заходи…» И сразу: «Ну, как можно?
Она ж была мне больше, чем сестрой?
 
Ты понимаешь, были неразлучны
Мы, как иголка с ниткою, и вдруг…»
«Что ж, дорогая, видно, Бог нас учит
Не всем подряд давать название «друг».
 
И вот уже пьем чай. Сверкает кафель.
Свистит разбойник-чайник на плите.
Вот только жаль, что «кошечкиных» вафель
Мы с ней купить забыли в суете.



Иллюстрация из Интернета.