Летние наброски
не смеет встретиться с солнцем,
за обглоданную в зиму сельдь иваси
все расплатятся еще тем рассольцем.
И в полдень головы протекли, потекли –
прохудились для пота, –
отменяются слезы в такие часы,
даже если хочется плакать до зоба.
***
Старик, не совсем уставший от жизни,
давит не жалея своего каблука
алюминиевые хрустящие одежды
дневной жажды успешного москвича.
Не волнует его содержимое,
только б ставить баночку на попа
и хлобысь ее родимую – еще раз до дна,
до сребристого пятака.
***
Инвалид одноногий красный, как рак,
отложив костыли стоит сиротливо;
вспоминая своих оловянных солдат,
отдувается выпитым пивом.
И таращит глаза будто видит мираж,
к которому скоро шагнет
своей пьяной фантомной ногой
и навек пропадет.
***
В конце московского июля, по вечерам, тайком,
заготавливает южный дядя
горку полосатых ядер
для обстрела московских ртов.
И ранние арбузы неслышно,
по одному натужно летя
в закрома перекрестков,
складываются в штабеля.
***
Вечерняя запрокинутость скамеечных спинок
с покоящейся девичьей головой
для долгого, долгого поцелуя
на аллее под старой ольхой.
Здесь прохожий, случайный свидетель,
постарается прямо пройти,
но сворачивать будет шею,
повторяя кривизну ольхи.
Свидетельство о публикации №111082005032