Пустота

Перезрелого неба тяжёлый настой
вымывает на стенах кристаллы окон.
Ты глядишь в поднебесье из рамы пустой,
ты молчишь в никуда, ничего, ни о ком.
Пустота разъедает тебя изнутри,
заполняя пространством знакомый объём.
Облачась в пустоты нерушимый митрил,
ты, как кит в чешуе, удивлённый копьём,
фонтанируешь ритм плавников и хвоста,
понимая, что время течёт, как вода...
И твоя пустота, словно жизнь, непроста,
пусть пока не приносит большого вреда.
Пустота раздвигает границы ума -
всякий ум без границ до смешного пузат.
Пустота, словно смерть, не приходит сама,
но из лап пустоты нет дороги назад.
Пустота не приносит хороших вестей,
и к плохим новостям толерантна вполне.
Пустота начинает свой путь на кресте,
и полмира, как истину, топит в вине,
извиваясь случайным дрожанием скал
тектонической схватки сферических тел...
Изощрён пустоты вездесущий оскал -
даже слон не сумел устоять на ките
в черепаховом супе разбавленных дрём,
недосоленных чувств до костей мерзлоты.
В пустоте родились - в пустоте и умрём,
если в рюмке остался хоть грамм пустоты.
Пустота проверяет тебя на слабо -
либо ты, либо те, кто старательно пуст.
Либо липкой латентной любви балабол,
либо истинных чувств ослепляющий хруст,
либо то, либо это, а третьих не жди -
пустота за тебя не такое решит...
За тебя - снулым тучам прощают дожди,
за тебя - пустотой, как дождями, прошит
растворённый в бесцельном недельном панно
каждый шаг наобум и вперёд до конца.
Ты плывёшь в пустоте, в этом мире дрянном,
умножая зеркальной тоски бубенца.
Пустота обращает шута в дурака
неотмывной и злой, подкидной суеты.
Если грань с пустотой нецензурно тонка,
значит грани давно не тобой заняты -
дама сердца, под ручку с валетом бубей,
по нехватке в пустой голове короля,
на квартирах тузов всё глупей и грубей,
разряжая накал пустоты до нуля.
Одиночество давит осенним дождём,
перекваком лягушек болотной глуши.
Ты такой же как все - пустотой измождён,
по трубе водосточной на небо спешишь,
а по крышам бежит дождевая вода,
наполняя осенний бокал тишиной...
Просто не было, слышишь, тебя никогда!
с рюкзаком пустоты за горбатой спиной.
Этот джокер, как Ева, торчит из ребра,
и проекция к свету басовой струны
озаряет полмира стезёй серебра,
где мы все, словно золото, небу равны.