Восьмистишия

*  *  *
Коротки погожие денечки,
как тропинка юной красоты,
у природы все как надо: почки,
листья, цвет и спелые плоды.
Солнце колобочком закатилось,
неразлучны в мире свет и мгла,
будто в гости женщина явилась,
лаской обогрела и ушла.
*  *  *
Какая славная картина:
она и он, зеленый луг,
и неба синяя равнина,
и улыбающийся круг.
Им ветерок навеет песни,
растреплет локоны и чуб.
Спросил меня седой ровесник:
-Ты что, завидушь? Молчу.
*  *  *
Сын хороший, а может, плохой,
спит на даче, укрылся дохой.
Мама снова жива, вот дела,
и во сне на работу ушла.
И он маленький плачет один,
зубы скалит доха-крокодил.
Вот проснулся, стал нервно курить.
На могилку пора бы сходить.
*  *  *
Я на лавке в час унылый,
у подъезда одинок,
только голубь белокрылый
прыгал радостно у ног.
Я ему насыплю крошек,
поворкуем между дел.
Может, от друзей хороших
он с вестями прилетел?
*  *  *
Угол с замолчавшею гармошкой,
фото пожелтевшее в стекле,
да чугун с дымящейся картошкой
на простом, но прибранном столе.
Бабушка Меланья, руки в тесте,
светлая улыбка, добрый взгляд.

Все стою на опустевшем месте,
а с погоста вОроны галдят.
*  *  *
Где вы, поющие птицами,
юные наши тела?
Где вы, былые амбиции
на удалые дела?

Старцы для барышень мумии,
вроде назойливых мух.
Впалая грудь, слабоумие,
общество глупых старух.
*  *  *
Я за дерево тост поднимаю,
к деревянному кругу зову,
деревянною ложкой хлебаю,
деревянною лодкой плыву.
Зря ли зубы о дереве скалю?
Но предвижу, что люди потом,
в деревянном гробу опуская,
наградят деревянным крестом.