Дневник 24

***
Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман.
  Гранин размышляет: «Пушкин имел в виду возвышающий обман. Допустим, нет Бога. Так ведь вера в Него требует праведности, милосердия, жизни во Христе, разве это не возвышает, еще как возвышает.
  Более того, и вера в коммунизм возвышала. И те, кто прожили свою жизнь, исполненные веры в мировую революцию, в царство справедливости, в миссию советской страны – они жили великой красивой целью. Что же это – плохо? Извините, может, отнюдь не хуже, чем жить в горечи разочарования и опустошенной души».
  Конечно, толковать слова Пушкина можно по-всякому. В трагедии «Моцарт и Сальери» последние слова Моцарта таковы:

Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.

  В отрывке «тьма низких истин» находит себя в сочетаниях: «нужды низкой жизни» и «презренная польза». «Нужды низкой жизни» обременяют и самого Поэта, пока его слуха не касается «божественный глагол» (стих. «Поэт»).  «Возвышающий обман» противостоит «презренной пользе» и в диалоге поэта и толпы («Поэт и толпа»), где слово «польза» буквально затвержено.
  В контексте вышеперечисленных произведений «возвышающий обман» ассоциируется с «вольным искусством», «праздностью», «вдохновением», «сладкими звуками и молитвой»… А в знаменитой «Осени» поэт «сладко усыплен…воображеньем». Всё это – первенствующие признаки творчества, возвышающие творца над толпой. Поэт из века творит свой мир, мир поэтического мифа, вымысла, воображения, особой гармонии, далекой от гармонии, взращенной «презренной пользой». Все же «плоды любимых дум» («Поэту»), «плоды мечты» («Осень») – продукт «нерукотворный», и в этом смысле – «обманный». В свете всего этого «нас возвышающий обман» попросту поэтическое мифотворчество, где мы неизбежно и «сладко» самообманываемся и…обманываем. 
***
  «Страна Чудес без тормозов или Конец света» Мураками.
  «Девушка коротко кивнула, словно говоря: «Понимаю». От ее шеи пахло духами: будто летним утром идешь мимо поля с ароматными дынями. Этот запах вызвал странное чувство: словно чья-то память связала меня с каким-то неведомым местом. Раздвоенность и какая-то ностальгия. Иногда со мной так бывает. Чаще всего от запахов. Почему – объяснить не могу».
  Ветры и дорога вызывают у меня это «странное чувство». Иногда раздвоенность (я бы сказал – смятение) покидает, остается – ностальгия с ясным вектором памяти. И вспомнятся вдруг какие-нибудь Мураши под Кировом с просвеченными вечерним светом амфорами ткущейся в прогретом воздухе мошки. Или тревожное чувство наступающей ночи с мучительной необходимостью искать место для ночлега: - успеть, успеть засветло!
  В молочной теплоте черной августовской ночи для меня тоже таится гремучая ностальгия по юности: - беспокойство, неясное, плохо определимое; молодым самцом стремишь свою влюбленную голову на поиски ЕЁ. И вдруг – мощные порывы ветра в октябрьской кромешной ночи с неожиданно теплым дождем до зубной боли напоминают одинокую дорогу с Лименды до Котласа. И то чувство вобрало в себя все будущие ветра в грудь. И острота той ночи, того пути до печальных огней Двины пронзает тебя оттуда, с какого-нибудь 1980-го…
***
  О.Суворов: рассказы «Символы счастья», «Дура» (три эпитафии), отрывки из романа «Вне подозрений». Роман о терроризме, убийстве Александра в марте 1981-го. Скажу: он, как никто другой, «заставляет» ненавидеть терроризм, отвращаться. Просто все и страшно.
  ***
  Михаил Бахтин: «Что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности? Только единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своею жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней… Поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов. Личность должна стать сплошь ответственной…»
***
  Некрасов: «… Резкий поэтический талант или даже поэтическая уродливость всегда бывают ими замечены (публикой – К.В.), ибо обозначаются крупными чертами. Но если хорошая сторона поэта не бросается прямо в глаза, а дается только после внимательной приглядки, если притом она заключается в нежных и тонких оттенках, всегда нелегко уловимых, а тем более если она заслонена резкими недостатками автора в попытках другого рода, как это часто случается, – тогда нет сомнения, что поэт не будет замечен. Даже и самая критика пройдет мимо его хорошей стороны, поглумившись только над слабою».
***
  Синие молнии вен вспарывают его висок, вспыхивая 95 раз в минуту.
  Я у окна. Слушаю и наблюдаю тихий шелест зарниц. Так в молчаливом черном и теплом августе говорят звезды и постаревшие в саду листья. Я люблю их теплую немоту и мудрость неизбежного конца.
  - Саша, ты второй человек, прочитавший «Красное колесо», которого я встречаю…
  - Как с «Войной и миром»: пять раз приступал, на шестой – повело…
  Игра в прятки зарничек – то там пахнет печальным, то там. Я ищу друга - и не нахожу. Пять минут осмысленного взгляда, несколько осмысленных извиняющихся фраз («Сейчас концерт Розенбаума. Его сатира. Это лучшее у него»), и снова он прячется от меня, уходит в такое странное для меня небытие. И мне неловко с моим одиночеством вдвоем. Насколько долго он осветит наш и без того скудный диалог на следующий раз?
  А вот уставшие играть зарнички слились в одну, и что-то жутковатое в их откровении.
  - Колька, я спился. Я алкоголик.
  Тешу свое одиночество теплым кисловатым перестроечным пивом. Веду сумасшедший диалог с бутылкой и зарницами и играющим в прятки другом, которого не видел десять лет.
  Затихло над Двиной. Безумные глаза с поселившимся в них страхом смерти.
  - Коль, хоть что-нибудь. Мне надо как-то выйти из него…
 Молча лезу в шкаф и достаю из-за «Красного колеса» разбавленный «Ройяль, наливаю. Сашка не стесняется своих трясущихся рук – не до этого. Стопка отщелкивает по зубам, по небритому подбородку течет жидкость.
  И снова синие молнии вен бешено разрывают висок и освещают комнату. Молча закрываю дверь и иду к Двине на пристань. Может, хоть дрожащие огоньки теплохода не обманут меня.

***

  Недавно приснился Рубцов. Лицом очень похожий на фотографии. Но длинен и одет во что-то светлое, составленное из газетных полос, листов каких-то… Смотрел вроде как из-за большого стекла, похожего на магазинское. Стоял боком ко мне. Диалога не было. Был очень высок, очень.

***

  У Лихачева в «Письмах о добром» только что вычитал:
  «…развивайте в себе свои собственные индивидуальные склонности, свою собственную неповторимость в окружающем вас мире, будьте самим собой, и вы никогда не будете завидовать. Зависть развивается прежде всего там, где вы сам себе чужой.
  Зависть развивается прежде всего там, где вы не отличаете себя от других.
Завидуете – значит, не нашли себя».
  Я часто говорю еще ребятам, что в жизни для каждого их них есть место, ниша, где они будут непременно первыми, если, конечно, постараются. И еще: чувство зависти «глохнет» напрочь в доброй деятельности, соответствующей как раз вашей склонности.
  …Так все-таки не зависть, а обида, накопившаяся горечь последних лет живет во мне. Горечь от невнимания, невостребованности в моем лучшем. Я говорю лишь о школе. И я в этом году стал сам себя востребовать. И все становится на свои места. Я бы и иронии себя лишил, права такого, по отношению к коллегам некоторым. Не выходит совсем-то уж… Нет-нет, да улыбнешься на ретивое.
  Два часа отсутствия в школе при абсолютной ненужности меня замечаются, а десятки любимого и взятого на себя добровольно – это так, между прочем… Но поддаваться не нужно «обиде» и в этом случае. Гордыня и это.