Баллада о Барсучьем Султане

И мне полюбился, конечно,
С барсучьим султаном солдат…©

С тобой я столкнулась, безногий,
Безрукий и рыжий солдат…©

Глаза закрываются сами,
и хрупкая память плывёт
под рваными вдрызг парусами
в далёкий Кейптаунский порт,-
туда, где колышутся дюны,
где чайка скользит над водой,
где я была девушкой юной,
где Ленин такой молодой.
Где дружно рубили канаты,
где, жуткой свободой горя,
меня обожали солдаты,
и лошади строились в ряд.
Букеты гвоздик и камелий
поручик дарил и корнет.
А сколько слегло на дуэли
за мой комсомольский билет!
Вам, пленникам пошлого злата,-
Вам этот кураж не знаком.
Как я раздевалась когда-то
пред целым драгунским полком!
Волною зелёной не смыло
мне память ещё, господа.
Вот только когда это было?
Сама не припомню когда.
Я помню-он вышел, шатаясь.
Ах нет, извините, вошёл.
И долго стоял, задыхаясь,
об двери стуча палашом.
Мне сразу понравившись очень,
был рыж он, кудряв, неподдат
Стоял предо мною, короче
с Барсучьим Султаном солдат.
Пузатым, небритым и лысым
был это Барсучий Султан.
И он, прошептав "моя Киса"
тотчас же облапал мой стан.
И, брызжа нечистой слюною,
от похоти мелко дрожа,
продолжил: "Поедем со мною.
Вам очень пойдёт паранджа."
Ответила этому деду,
качая своей головой,
что я никуда не поеду,
что Партия-мой рулевой.
Потрогав перстом  портупею,
на это султан отвечал:
"Я дам тебе десять копеек.."
А дальше не помню. Провал.
Очнулась. Какие-то шмары
и евнухи в длинных усах.
На мне паранджа, шаровары,
и десять копеек в трусах.
Жестокой любовью тирана
меня полюбил старый пень,
имея меня неустанно
раз десять-четырнадцать в день.
Всё это вершилось на грядке,
в кустах, иногда у реки.
На зрелище это украдкой
ходили глазеть барсуки.
Но годы промчались как кони.
(как этот рефрен нам знаком!)
Однажды султан на балконе
был сожран своим барсуком.
О, боги! Окончились муки,
прервалась постылая нить.
И вот я уже на фейсбуке
свой статус спешу обновить:
"Пока не отбросила лыжи,
что рядом у печки стоят,
откликнись, прошу тебя, рыжий,
мой рыжий любимый солдат!"
Когда я в тоске и печали
стирала под вечер бельё,
в дубовую дверь постучали:
я тут же открыла её.
И сразу задёргались ноги,
и в горле задёргался ком:
стоял мой солдат на пороге
с огромным заплечным мешком.
И он мне сказал: " Баба Клава,
А Вы до сих пор ничего.
Но я не солдат тот кудрявый-
я правнук солдата того.
Не вынес он вашей разлуки,
и как-то в конце сентября,
он голову, ноги и руки
в припадке тоски потерял.
Но после не спился, не смылся,
мой прадед ведь был ого-го.
Он сразу на фронт попросился,
и годным признали его.
И смерти воюя на грани,
и с ней разыгравши гамбит,
он раз восемнадцать был ранен,
и раз двадцать восемь убит.
Он был упоительно смелым.
Вам верой и правдой служил.
частичку прадедова тела
я в этот мешок положил.
Хоть он под конец своей жизни
вконец навсегда обнищал,
свой торс завещал он Отчизне,
а часть эту  Вам завещал.”
О, как я прегорько рыдала.
Струилась слеза как река.
Пока я ту часть не достала
с трудом из большого мешка.
Пускай он погиб безвозвратно,
но я не поддамся тоске.
Надеюсь, и так всем понятно,
что было в огромном мешке.
Галины, Полины, Алины,
кто всё прочитал-молодец.
У повести этой предлинной
бесспорно счастливый конец