Молилась Вера, божия раба

Молилась Вера, божия раба,
седую прядку отведя со лба,
Лишь вздохом нарушая тишину,
молилась за себя и за страну,
Коленями на каменном полу,
в церковном Божьей Матери углу.
Крестилась  неумелою  рукой
за душ, давно ушедших, упокой,
За, в метре от родимого крыльца,
расстрелянного красными отца,
За двух сестер, отправленных в детдом,
хоть лица их  и помнила с трудом,
За мамку, что растила всех одна,
за жениха, что унесла война,
За дочку, что  от голода зимой
(Уж  лучше б умереть тогда самой),
За сыночку, что падал вниз лицом,
Убитый в спину  пьяным подлецом,
За внука Гришу (а ведь был бы жив -
сам застрелился, год не дослужив)
И за соседку Полю, что  жива,
но жизнь в бедняжке теплится едва.
И думала, подняв себя с колен,
«Да будет прах  ваш , милые, нетлен»
И от усилий  покраснев слегка,
раскрыла жалкий ротик кошелька,
чтоб мужу Соломону Ильичу
поставить поминальную свечу.
Пол века как назвал ее женой
(Да уж недолго доживать теперь одной).
И прошептала, стоя  у дверей,
«Tы не сердись, Бог тоже был  еврей...»