Дневник 21 Разное

***
Повеселились, как всегда, поострили сердца свои шуткою с другом. Взял у него статьи Б.Сарнова, да и все уже и прочитал («Борьба за право писать плохо», «Кому улыбался Блок?», «Да здравствует самовыражение!», «Какого роста был Маяковский?»)
Сарнов приводит в статье такие слова Уолта Уитмена: «Пойми, что в твоих писаниях не может быть ни единой черты, которой не было бы в тебе самом. Если ты злой и пошлый, это не укроется от них. Если ты любишь, чтобы во время обеда у тебя за стулом стоял лакей, это скажется в твоих писаниях. Если ты брюзга и завистник, или не веришь в загробную жизнь, или низменно смотришь на женщин, – это скажется даже в твоих умолчаниях, даже в том, чего ты не напишешь. Нет такой уловки, такого приема, такого рецепта, чтобы скрыть от твоих писаний хоть какой-нибудь изъян твоего сердца».   
***
Из воспоминаний Л.Д.Менделеевой: «Литературно, зная, что так вычитала где-то в романе, я повернулась к нему и приблизила губы к его губам. Тут было пустое мое любопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни.
Думаете, началось счастье? Началась сумбурная путаница. Слои подлинных чувств, подлинного упоения молодостью – для меня, и слои недоговоренностей – и его и моих, чужие вмешательства, - словом, плацдарм, насквозь минированный подземными ходами, таящими в себе грядущие катастрофы»
Жутковато.
***
Как Жизнь и творец все-таки щедры! Они дают нам шанс меняться к лучшему, обратиться к добру, очиститься ежесекундно, ежеминутно, ежедневно и – нескончаемое количество раз! Нам нужно только почаще стучаться в эту светоносную дверь, дарованную нам, и она каждый раз (!) открывается. И если думать и размышлять о счастье, – разве и не в этом оно?!
***
Мельком смотрел вместе с Женей (придя на обед между уроками) мистический триллер с вампирами. Жалкое зрелище перед чудом жизни. И если произносить упрек Сереже Декопольцеву, то только в этом: чудо реальной жизни тысячекратно, неизмеримо превосходит эти набитые мистической трухой подделки. Наше отвращение от «мистики», «потустороннего» исходит со стороны, от этих самых «фабрик грез», где куются сонмы книжонок, фильмишек, напичканных ложно мистическим. Так что, «фабриканты», пресыщая, сами же и отвращают от своей продукции.
***
Ст.Рассадин: «По счастью, остались пришвинские Дневники, где внутренняя свобода, выразившаяся и в суровом анализе собственной слабости, не урезана ни страхом, ни житейской суетностью, – чего (говоря о последнем соблазне) не скажешь про (…) Дневник Юрия Нагибина. Вероятно, лучшую книгу плодовитейшего прозаика, автора неисчислимых рассказов, повестей, киносценариев, именно здесь, в Дневнике, обнажившего с максимально доступной ему откровенностью и меру дарованного ему таланта, и то, как, ради чего он талантом распорядился. Книгу остроязычную, увлекательную, однако и угнетающую погруженностью в счеты, склоки и дрязги даже не советской литературы, а Союза советских писателей».
И на нас с другом книга Нагибина произвела тягостное, угнетающее впечатление. На меня настолько, что я попросту забросил ее чтение. Вечные пьянки, не Союз писателей, а гадюшник какой-то. Говорил ли Нагибин, думалось невольно, и В ГЛАЗА то, что писал ВТИХОМОЛКУ?
***
… Выборы для русского человека по-прежнему не проявление выбора, а средоточие ненависти, нечеловеколюбия, взаимной испепеляющей вражды, вспыхивающей во время таковых. Особенно же местных. Консервативное, замешанное на необразованщине, личной приязни или неприязни, толках, сплетнях, пересудах, нелепых доводах, чудовищных обвинениях, оплетает деревню в такие дни и недели, как сорняк. Переменам в людях поражаешься. Они НА САМОМ ДЕЛЕ ГОТОВЫ УБИТЬ ДРУГ ДРУГА. Во всяком случаи, такие особи проявляются очевидно.
Все это до такой степени расстроило, довело меня, что около 10 вечера я рухнул в постель, почувствовав себя безобразно плохо.
Честное, слово – это мои последние в жизни выборы!
Зачем и по чьей воле мне не читать, слушать вселенские глупости, заряжаться тупой ненавистью, отвлекаться от любимого!? Не шутя говорю – последние. В надежде как-то помочь Д. Я ему наискал вчера уже десятки поддерживающих. Изнуряющий труд!
Злобой светятся глаза О.В., когда ПРОСТО сообщаю ей о своем выборе. Начинает говорить придушенно, готова задушить меня, обматерить ИНТЕЛЛИГЕНТНАЯ женщина.
«Что он может сказать о занятости?! Какие и как создаст он рабочие места?! Как нашим мужьям быть?!» – как будто невозможность этого субъективировалась исключительно в моем персонаже выборов, а не в условиях. Отсюда следует странный вывод: «Так пусть уж лучше прежний глава будет!» Без вопросов. Зло, смешанное с отчаянием, безнадегой.
Спрашиваешь у коллег. Молчат, нахохлились. Говоришь СПОКОЙНО, ДРУЖЕЛЮБНО о своем выборе – чувствуешь растущее отчуждение, нежелание полное говорить, делиться, общаться.
Везде переговорчики, кружки, искры раздражения, косые взгляды. Удивительна перемена во взглядах! Летом с пеной у рта П. громит нынешнего главу, вспоминая добрым словом своего рано погибшего в лесу отца, бывшего председателя сельсовета, а нынче с негодованием отвергает молодого, перспективного парня (безо всяких доводов и логики – просто ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ!) и сообщает, что ПРИНЦИПИАЛЬНО голосует за нынешнего. Конечно, ума ему не занимать, моему соседу…
Разожги эти страстишки, дай вилы, и, что ты думаешь, пойдут ведь колоть друг дружку!
***
Читал фрагменты прозы Цветаевой «Вольный проезд». «Окаянные дни» Марины Ивановны. Чудовищный поход за покушать во главе с еврейкой. Бесстыдство-то какое. Хамство, страхи, постоянная угроза смерти и расправы
 – А что вы читаете?
 – «Капитал» Маркса, мне муж романов не дает.
«А про монахов и говорить нечего, чай сами знаете. Слова постныя, а языком с губ скоромную мысль облизывают. Раскрои ему черепушку: ничего, окромя копченых там да соленых, да девок, да наливок-вишневок не удостоверишь. Вот и вера вся! Монашеское житие! Души спасение!»
В итоге – «Молча глотаю слезы».
***
Разговор в школьной столовой:
– О ком речь-то?
– Да, Глаземать вспоминаем…
– Кто таков?
– Да Зензель!
– ?!
– Да Паши Куры и Саши Фибры родственник!
– А-а-а…