NOTA BENE или Бабушкин подсвечник

        …С водкой я впервые познакомился, когда мне было пять лет. Или шесть… Сейчас точно не помню.
          Тогда мама привела в нашу маленькую комнату в бараке леспромхоза дядю Костю и сказала: «Наверное, он будет твой папа».

          Но дядя Костя мне сразу не понравился. Пришёл на нашу жилплощадь с раскладушкой и балетным чемоданчиком.
          Мне заявил, что он будет спать с мамой на кровати, а я – на раскладушке. А я не хотел спать на раскладушке. И, чтобы я согласился, мне в сладкий чай налили водки. Я чай выпил и уснул на раскладушке.
          А вкус водки запомнился. И понравился.

          Шло время, но почему чемоданчик дяди Кости назывался «балетным», я так и не сумел понять. Никакого отношения, здоровый, как буйвол, дядя Костя к балету не имел. И работал вальщиком леса.
         А мне он сделал красивые большие санки с полозьями, оббитыми блестящим железом.
Всю зиму с друзьями я их обкатывал. Умещались на них втроём, а то и вчетвером, и неслись с горы, сопровождаемые снежным вихрем и радостным визгом. Катались с удовольствием, пока не врезались в занесённый снегом  валун. Санки разлетелись в щепки, а мы отделались царапинами,  синяками и лёгкими ушибами.

         И появился повод не ходить в школу. Свободное время мы с другом посвятили исследованию внутренностей балетного чемоданчика.
         Доверху чемоданчик был забит пачками сигарет с вкусным названием «Варта» - почти ватрушка. И нам захотелось срочно попробовать сигареты на вкус.

         В дровянике каждый из нас распечатал свою пачку, достал сигарету и, прикурив от одной спички, мы, по-взрослому, затянулись.
         Дальше всё происходило как в тумане. Мы кашляли, чихали, захлёбывались соплями и, в конце концов, нас обоих стошнило.

          Дядя Костя нашёл нас среди чурок в полуобморочном состоянии. Отобрал сигареты. Друга отвёл домой. А мне, в назидание, дал крепкого подзатыльника.
         Я обиделся. И рассказал другу.
         И на следующий день мы, с разных сторон, оба пописали в раскрытый чемоданчик, пометив все пачки сигарет. Тогда сигареты не паковали в целлофан, и наша месть удалась на славу.
          Друг убежал домой, а я расплачивался за месть голой задницей.
          Дядя Костя вытащил из берёзового веника для бани крепкий пруток и охаживал меня этой вицей по оголённым ягодицам до тех пор, пока я не сказал, что больше его сигарет никогда не коснусь.

          Мама с работы пришла поздно, вытащила меня из-под кровати и, осмотрев предмет воспитания, молча раскрыла дверь, выставила в коридор раскладушку, следом выбросила балетный чемоданчик и, повернувшись к дяде Косте, сказала одно слово: «Проваливай!»

          Дядя Костя ушёл.

          Разливая по тарелкам подогретый суп, мама успокаивала себя и меня.
         - Ничего, сынок! Ты уже взрослый! Проживём мы и без папы.

         Вот так всегда!
         Как что-то мне надо, то – нельзя, ты ещё маленький. Как ей настроение поднять, так ты уже взрослый. И где логика?


          В школе я сначала обижался на клеймо - «сын одиночки». Даже лез в драку. И дрался отчаянно. Постепенно все привыкли обходиться без этих обидных слов.

          Но, когда классная руководительница собирала деньги на поездку в город и в коридоре обмолвилась директору, что «сын одиночки» не может сдать деньги,  как все. Я это услышал, то высказал училке всё, что о ней думаю.
         А думал я, что у неё ужасно кривые ноги и отвратительно рыжий цвет волос. И родинка на щеке, как у жабы.

          - А ты ещё и грубиян! – Вмешался директор. - Мы хотели тебя за счёт школы свозить в город на экскурсию, а ты себе такое позволяешь. Немедленно извинись!

          Тогда я и директору заявил, что плевать хотел с высокой колокольни на их поездку, на всю школу и занятия в ней. И извиняться даже не подумаю.

          - За такое поведение придётся тебя отчислить из школы! Будешь неучем всю жизнь.
          - Как-нибудь не пропаду!

          Но выгнать меня из школы им не разрешили. Или директор оказался мудрее. Не знаю, что повлияло на решение, но учёбу я продолжил.

          И тут я заметил, что одноклассницы взрослеют быстрее нас.

          Особенно – Наденька! Среди всех девчонок она необычно выделялась фантастически появившейся грудью. Потрогать эту часть её тела мечтали все мальчишки нашего класса. И не только класса. Но рослая девочка-девушка не стеснялась на затрещины и пинками своих красивых ног отгоняла любопытствующих.

          Для меня Надя была самой красивой девчонкой в мире. Но почему была? Она так и осталась самой красивой, только теперь уже замужней женщиной.
          А тогда мне очень хотелось ей понравиться. И я решил подарить Наде бабушкин подсвечник.

          Подсвечник из чистого серебра и чудо, как красив!

          Представьте себе маленькое серебряное блюдечко с узорчатым краем и с тонкой изящной ручкой. По окаемке блюдечка вычеканены непонятные мне знаки. Я потом только узнал, что это знаки Зодиака.
          В центре блюдечка красовалась невысокая серебряная роза с тонюсенькими коваными лепестками. И с шипами.
          Если в чашечку розы вставить маленький огарочек свечи, и зажечь его, то пламя, играя среди серебряных лепестков, создавало сказочную картину. Хотелось смотреть на волшебный огонёк  долго-долго и мечтать о счастливом будущем.

           Мама очень берегла этот подсвечник. Это всё, что случайно сохранилось у нас от прошлой жизни.
          Случайно потому, что в день пожара мама прихватила бабушкину реликвию с собой на работу, чтобы потом продать её. Мне нужен был новый костюм. Я быстро рос и мужал.
          Но случился пожар. Наш деревянный барак сгорел до тла. Мы остались в том, в чем были. Мама – на работе, а я – в школе.

          Вечером в пустой комнате общежития, сидя на казённых кроватях, на пахнущих хлоркой простынях, она вытащила из сумки пакет молока, батон и подсвечник.

          - Вот это всё, что у нас осталось. С этим подсвечником твоя бабушка гадала.  Всем рассказывала только хорошее. Про счастливое будущее и красивую жизнь. И денег за гадание не брала. Верю, и нам этот подсвечник поможет. Береги его!

          А мне очень хотелось понравиться девочке. И я признался маме в задуманном.

          Мать вздохнула.
          - Ты только растёшь. Присмотрись к ней. И попробуй понравиться девочке без подарка. Своими делами.

          На день рождения я подарил Наде альбом для фотографий. С секретом.

          Сколько себя помню, я рисовал. Всё время. И до школы, и в школе. Рисовал всё подряд. И акварелью и карандашами. Но больше всего мне нравилось рисовать тушью и тонким стальным пером.

          Каждую страницу альбома я разрисовал тушью и цветными чернилами. Изобразил  не банальные розочки и голубочков, а настоящие картинки с сюжетами из сказок.

          Но ни Надя, ни её подруги не поверили, что это сделал я.

          Альбом таскали многочисленные гости. Одноклассницы завистливо вздыхали и обещали друг дружке, что их папы обязательно им купят такой же.
          Взрослые оценивали качество работы и укоряющее поглядывали на меня. Мол, нехорошо присваивать авторство эксклюзивного подарка.

          А мне хоть сквозь землю провались! Никто не верил!  И, даже, начали сердиться  за мою настойчивость.
          И Надя, вообще,  забыла про меня.
          Я попросил у неё чистый лист и ручку. Весь праздник день рождения просидел в одиночестве. Потом положил изрисованный лист перед ней и ушёл.
          На листе таким же почерком я изобразил Надю и её подруг в карикатурно-смешном виде лягушек-царевен.

          На сэкономленные от сдачи бутылок деньги купил бутылку «бормотухи» и напился до омерзения и отвращения к себе.
          Больше с Надей мы не разговаривали.

          На уроке географии учительница перехватила лист с шаржем на себя. И сразу догадалась, чья работа.

         -Николотов! Подойди ко мне! Что это? Неужели, я такая?
         - Это рисунок такой!
         - Рисунок?  По географии за четверть я тебе ставлю «два»! А по рисованию пусть директор выставит оценку.
         - Но почему – «два»?
         - Нельзя на глобусе Африку рисовать рядом с Великобританией!
         - Это же шутка! Шарж!..
         - В каждой шутке должна быть доля правды!
         - А остальное на листке - правда!
         - Грубишь, Николотов? Пошли к директору!

         Директор долго и с удовольствием рассматривал рисунок.
         - Да уж! Это как раз то, что нам нужно! А у тебя ещё есть что-нибудь такое?

         Я выложил ему на стол всю папку.

         - Ты смотри! Так это же наш физрук! А это – физик! А трудовик как смешно получился! Ну, прям, копия! Вот ещё смешной портрет! Неужели, я?..
         - Вы.
         - А что это за  знак в уголке?  N и B. Нота Бене? С латинского – «хорошо заметь»? Что «заметь»?

         Я обалдел! Ждал, что хочешь – выговор, родителей в школу, а тут...

         - N и B – Николотов Борис. Моё имя.
         - А почему английскими буквами?
         - Так на всех гравюрах художники свои значки ставят английскими буквами.
         - Те художники  не в России живут, а ты... Ну, да ладно. Вот что!  Разнарядка пришла. Ищут через областной центр творчества молодёжи таланты разные. И художники им тоже нужны. Поедешь туда учиться? Будешь жить в интернате, трёхразовое питание, своя койка в комнате на четверых. Ну, чем не жизнь? Согласен?
         - У нас в семье денег нет на такие поездки.
         - А ваших денег и не надо!  Все за счёт облроно! Получишь среднее специальное образование. Может, и дальше тебя продвинут. Только учись. А мы «галочку» поставим, что у себя талант нашли. Ну, соглашайся! Поедешь?
         - Поеду.

         Учиться  мне понравилось. Там я нашёл свой стиль, свой инструмент. Ученическое перо «звёздочка», баночка туши и набор цветных чернил.

          Преподаватель изобразительных искусств, после занятий, пригласил прогуляться в парке.

          - Борис! Твой несомненный талант, единственная в своем роде манера изображать пером и буйная фантазия требуют исключительных учителей. Тебе надо продолжать учиться у мастеров этого дела за границей. Твоя манера сочетания точек и штриховки с разной толщиной линии позволяет тебе в чёрно-белом варианте передавать и красный, и синий, и зелёный цвет...
          - Но я люблю рисовать цветной тушью!
          - Тушь – производная сажи и она не может быть цветной. Только чёрный цвет.
          - А у меня...
          - Ты комбинируешь светотени туши и белой бумаги с цветными чернилами.
          - Это плохо?
          - Нет, не плохо. Но необычно. И это твоя фишка!.. Кстати, а почему все свои работы ты помечаешь латинскими буквами - «N и B»? Так расписывался на рисунках Найт Бергман. У тебя, мил друг, плагиат получается?
         - У Найта  эН и Бэ имеют общую палочку, и буква эН сдвинута на полшрифта вверх от Бэ. У меня они раздельно и с наклоном.
          - Ты и это знаешь? Так, может, ты знаком и с книгой Артура Гаптилла «Рисование ручкой и тушью»?
         - Знаком. Читал. Но его специфические приёмы изящества – не для меня. Он акцент делает на умение расположить белые промежутки бумаги между линиями разной толщины тушью. У меня своя манера. Я комбинирую сочетание точек, разного диаметра со штриховыми линиями. Плюс вкрапливание точек разноцветными чернилами. А это уже исключительный случай. Здесь нужна особая сноровка и твёрдая рука.
         - Молодец! Уверенно, с апломбом! Шустро ты авторитеты развенчал! Ладно, посмотрим, как ты дипломную работу сдашь. Учти, от этого может зависеть всё твоё будущее.


          С «будущим» у меня встреча не сложилась.

          На диплом я представил цветной портрет главного начальника облроно в виде фотографии Эйнштейна с высунутым языком. Все преподаватели Дома творчества были изображены рядом. Каждый из них был похож на известного киношного  комика.  Все они гладили высунутый язык начальника.

          Не обиделся только мой преподаватель.
          А меня выгнали с учения. Без диплома и без справки. Считай, что даром провёл время!

         Пока я учился, мама тихо скончалась. Меня, в суете похорон, об этом никто не известил. Ключ от комнаты я взял в конторе леспромхоза. Я знал, где мама прячет подсвечник. И с этим богатством вернулся в город.

         Подрабатывал рисованием афиш кино. И пил. Пил всё, что попадалось под руку. Водку запивал «шмурдяком», пиво – «грушками-яблочками». Похмелялся лосьоном.

         Мне, как художнику, выделили маленькую комнатку в полуподвале. Там я рисовал, спал и сочинял сюжет будущей гениальной работы. Но сюжет вместе с парами алкоголя таял в сигаретном дыме и не хотел фиксироваться на картоне.

          С женой познакомился случайно.

          Потерял ключ от своей комнатушки, а ломать замок сил не хватило. Сел возле подъезда на лавочку и задремал. Сквозь полудрёму я чувствовал, как моросящий осенний дождь пропитал не только пальто, но и рубашку. И холодные струйки уже стекают по спине до трусов, а шевелиться всё равно не хотелось. Но зато протрезвел.

        - Эй, парень! Жив ещё?
        - Жив!
        - А я тебя узнала – ты художник из кинотеатра. Что идти некуда? Дождь, на улице поздний вечер, а ты на скамейке загораешь…
        - Ключи потерял.
        - Ясно! Пошли, переночуешь в тепле, обсушишься. А утром видно будет.

        И мы стали жить вместе. Даже расписались.

        Энергичная, молодая, полная разных идей, женщина активно включилась в устройство моей судьбы. Ничего не понимая ни в графике, ни в рисунке, она интуитивно почувствовала мой талант.
         Знакомила с нужными людьми, водила на встречи и выставки. Устроила меня на работу в солидное издательство. Там я оформлял книги, журналы, подрабатывал на «левых» заказах и, между делами, готовился к персональной выставке.
         Мы жили в её однокомнатной квартире дружно, тепло и богато. Меня «прошибло» на сюжеты и к выставке я подготовил тридцать работ размерами 40 на 60 см.

         На предварительном просмотре созванные консультанты и критики цокали от восхищения языками, перешёптывались между собой, но с вопросами обращались только к ней.

         И мне стало скучно.
         Видно, и ей тоже стало скучно. И она нашла себе любовника с огромной квартирой, шикарной машиной и двухэтажным домиком на южном побережье.

        Разводились просто. Детей нет и делить нечего.

        - Квартиру я оставляю тебе. Себе, на память, возьму твои работы. Они ничего без имени не стоят, но хорошо будут гармонировать с отделкой второго этажа. Не возражаешь?

        Я не возражал, и мы расстались.

        А жизнь, как коробка спичек,  таяла, подошла к концу. Относиться к ней серьёзно – было бы смешно. Несерьёзно – получилось печально.
         Сейчас мне... Хотя, какая разница – сколько мне сейчас лет? Все мы хранилище будущей старости. От неё никуда не спрячешься! И старайся, не старайся – всё равно уготованный тебе конец не отодвинешь. Стоит ли дергаться по этому поводу?

         И я опять у того же подъезда, на той же скамейке. И опять моросит осенний  дождь…

         - Борис?.. Неужели ты?

         Мы с Надей не виделись со школьных времён, но я узнал её сразу.

         - Надя?..  А ты, какими судьбами в нашем районе?
         - Живу теперь я здесь.
         - Как так – теперь?
         - А так. Развелась с мужем, разменяли квартиру. Мне досталась «однушка» в этом доме в соседнем подъезде.
         - Дети с ним остались?
         - Боря, проснись! Нам сколько лет? Моя дочь уже живёт своей жизнью, своей  семьёй, отдельно от всех.
         - Так ты здесь поселилась одна?
         - Одна. Вот хожу по магазинам, знакомлюсь с районом. К новоселью готовлюсь.
А ты тоже в этом доме живёшь? Семья?  Дети?
         - Ни семьи, ни детей. Один, как пугало в огороде.
         - Ну, для пугала ты ещё очень прилично выглядишь. А что под дождём сидишь? Домой не идёшь?
         - А что дома? Телевизор, диван и четыре стены. И водка в холодильнике.
         - Водка в нашем случае – плохая попутчица! Увлечёшься ей – пропадёшь!
         - Знаю. Всё это уже проходил. А сейчас печень возражает.
         - Настроение у тебя, смотрю, никуда не годное. Вот что! Приходи-ка ты ко мне завтра. В первой половине дня. В одиннадцать устроит?
         - А зачем?
         - Поможешь полочки развесить, чайку попьём, школьные годы вспомним.
         - А, ведь, и приду! Тот твой день рождения я долго помнил.
         - Сам же прихвастнул и сам же - обиделся?
         - Тот альбом действительно разрисовал я!
         - Художником стал?
         - Да.
         - А где твои работы?
         - Уехали, испарились. Как и моя персональная выставка.
         - Приходи завтра. Всё расскажешь. Ладно? Вон моё окно на третьем этаже. Найдешь?
         - Найду.

        В гости с пустыми руками не ходят.

        А денег нет. Я опять на мели. С разводом оборвались все связи, рухнуло «сытное» место в издательстве. Перебиваюсь случайными подработками. Разгружаю по ночам машины с молочным товаром для магазина на углу.

        Утром в комиссионном магазине никого. Унылый хозяин без интереса оглядел мою одежду. Такие типы, как я, для него не могут быть выгодными клиентами.

         Я показал ему бабушкин подсвечник. Глаза комиссионщика вспыхнули алчным огнём, но он тут же совладал с собой и сделал равнодушное лицо.

        - И что вы хотите за это старьё?
        - Это уникальная вещь. С клеймом мастера. И стоит хороших денег.
        -  Где клеймо?.. Вот эти полустёртые каракули? Что вы можете понимать в клейме мастера? Вот где настоящий автограф мастера – посмотрите.

        Он махнул рукой на стену.

        - Чётко видно, настоящий гений сработал!
        - Кто гений?
        - Найт Бергман! Видите, с каким изящным наклоном изображены его инициалы?

        Хозяин магазина с гордостью продемонстрировал мне одну из моих выставочных работ. С инициалами в уголке – NB.

        - А что это за цифры на приклеенной бумажке?
        - Это цена!
        - В рублях?
        - Найт Бергман – в рублях? Вы меня сильно развеселили! В «евро», конечно!
        - Так много?
        - Только один экземпляр ротапринтной копии этой работы стоит до ста «евро»! А это первый экземпляр, из-под руки мастера.
        - И много  у вас таких работ?
        - Хозяйка предложила только пять работ. Всё расхватали в один день. Остался последний рисунок. И больше не будет.
        - А остальные двадцать пять где?

        Хозяин посмотрел на меня с удивлением и уважением.

        - Я смотрю вы знаток Бергмана? Остальные двадцать пять поедут на аукцион. Туда!

        Он многозначительно показал пальцем на потолок.

        - Уже и заявку оформили и покупатели есть. Так вы продаёте подсвечник?
        - Нет! Передумал!
        - А зря! Как специалист специалисту, я вам дам за него хорошие деньги.


        К Наде я пришел с молотком, плоскогубцами и дрелью.

        - А ты молодец! Сам догадался инструмент прихватить. Вчера я совсем забыла об этом сказать.

         Расставили мебель, развесили полки, подключили светильники. И на кухне сели пить чай.
         За чаем, я подробно рассказал Наде историю с подсвечником и Бергманом.

         - Значит, они воспользовались схожими инициалами. Николотова никто не знает, но все знают Бергмана.
         - Но Бергман рисовал только в чёрно-белом варианте!
         - А что стоит подкупить парочку искусствоведов, которые «вспомнят» новое направление в творчестве великого мастера?
         - Но это же мои работы! И тут дело не только в деньгах! Я тоже хочу быть известным и хочу, чтобы мои работы на аукционах и выставках шли от моего имени!
          - Пиши доверенность!
          - Какую доверенность?
          - Я же не зря заканчивала юридический факультет! Докажем мы твоё авторство со всеми вытекающими последствиями.
          - Неужели такое возможно?
          - Ещё как возможно! Если бы не бабушкин подсвечник,  не пошел бы ты в магазин и никогда не узнал бы об этой истории. Он тебя определённо бережёт! Береги и ты его! Вот так  «nota bene»! Хорошо ты  заметил!..

         И жизнь начала приобретать новые краски.

                *      *      *