Изгнанник
Иосифу Бродскому
Он жил, вдали от родины старея.
Но когда умер, плакала навзрыд
Она, где ещё помнили еврея,
Писавшего стихи не на иврит.
Он русским был по самую макушку,
На глубину по самое грузил.
Так для России стал любимым Пушкин
И Маяковский, даром что грузин.
И сорок лет, и шестьдесят, и двести…
Великих душат даже без интриг.
Их гонят по проспектам и предместьям
На похороны замыслов и книг.
Но время пожирает не поэтов,
В зубастой пасти головы держа.
Любовь, она сильнее пистолета,
И мысль острее финки и ножа.
Их не закроешь навсегда в котельных,
Не вымрет клан «ахматовских сирот».
И тот, кому Нью-Йорк не стал постелью,
Действительно свой прах переживёт.
2010
Свидетельство о публикации №111081101909
идеального и неизбежное наращивание претензий к самой жизни, рано или поздно она оказывается в тупике. В этом случае душа поэтическая, склонная к иллюзиям и авантюрам становится жертвой уныния. Тогда в силу вступают отчаяние и несогласие вкупе с тихой ненавистью к судьбе и к себе, как к незадатку, который если и оценили, то не там и не те, что были и остаются величиной куда как большей вопреки бунтарскому, выжигающему изнутри желанию с беспросветной надеждой расставить точки над i по-своему, по недосягаемой для многих справедливости. Но он не был злым, он был глубоко одиноким и очень остро чувствовал время, одновременно не доверяя ему, в результате чего превратился в "блуждающий" нерв эпохи. Можно по-разному относится к нему, но произведения его заслуживают определённого и достаточно широкого внимания, и в первую очередь для понимания истории болезни рода человеческого.
Спасибо за приглашение. Было интересно.
Добра,
Александр Сызранов 03.08.2019 01:46 Заявить о нарушении
Владимир Сурнин 03.08.2019 09:22 Заявить о нарушении