Часть первая. Следы невиданных друзей

I
Да что Вы, какие у нас могут быть чудеса? Лес как лес. Даже зверей почти не осталось. Моя бабушка рассказывала, что в ее молодость здесь и медведи водились, и вепри, и даже большие змеи трехголовые. Один такой у нее в доме жил. Вместо кота на мышей охотился. Кот тоже был, да только лентяем слыл: все больше книги читал, да песни завывал, бряцая на гуслях. К старости подслеп, так стал у хозяйки очки таскать. Бывало, она прилетит после сбора грибов, ягод, да прочего добра разного, ступу у входа поставит и бегом в избу трофеи свои перебирать. За очками потянется – нет их на своем месте. Рассердится, рассвирепеет, давай с метлой по дому гоняться да Кота недобрыми словами поминать. А тот лежит себе в очках на дубовом суку, в ус не дует да Канта мусолит. Но бабушка моя добрая была: все Коту прощала, даже книжки ему сама доставала. Как помер Кот, очень убивалась, говорила, что ни одной родной  души теперь в Лесу нет.
 
А сейчас вообще охотники да грибники всякие повадились на машинах приезжать. Деревья переломали, тропы повытоптали, зверей да птиц поразогнали, на окраине Леса огромную помойку устроили… Разбежалась лесная живность. Лису или зайца не всякий день встретишь. Я как иду  проведать дядьку Лешака, а до него, считай полдня ходу, так удивляюсь: до чего у нас в Лесу тихо стало. Разве только со случайной Кикиморочкой поболтаешь да с Водяным по озеру блинчики попускаешь. Да к Снарку можно было на чай заглянуть.
Вы не знаете, кто такой Снарк? А бабушкин Кот утверждал, что о нем даже в какой-то книжке иностранной прописано. Кот знал несколько заморских языков. Он то первый со Снарком подружился, когда тот только в Лесу появился, и языку нашему его обучил.
Я в те времена совсем юная была: с подружками, лесными феями, в принцесс играла да в дочки-матери. Не проигрывала? Да что Вы, сударь, в играх против женщин только мужчина может проиграть! Вот, бывало, едет какой принц ночью через Лес на своем авто. А мы обратимся невидимками, налетим и наложим на мотор заклятие. Машина остановится, принц выскочит, капот откроет. Тут мы уж разрезвимся во всю: хихикаем, аукаем, да цветами закидываем. У бедного принца аж душа в пятки. Навеселимся, наиграемся и только к утру улетим, оставив его обессиленного от страха. А потом целый день все обсуждаем, какой принц был ладный да пригожий, только больно пугливый.

Давно прошли те времена. Подружки разлетелись, кто замуж в другие леса, кто странствовать, а иные уж и совсем наш свет покинули. Меня жизнь тоже изрядно потрепала: пришлось и попутешествовать в тридесятые земли, и в Городе побывать, на людей посмотреть. Когда вернулась, Леса нашего не узнала. Вроде все, как было: и избушка бабушкина курьими лапами загребает, и дуб старый цепями еще со времен Ивана Грозного гремит, и озеро шелестит осокой да камышами, и деревья знакомые, и тропы с детства исхоженные, да только все померкло, обветшало, запахом гнили пропиталось…
Все же на родине я быстро освоилась, видно корни свои почувствовала. Новыми знакомыми обзавелась, даже вечеринки стала в избушке устраивать с танцами, да плясками. Котовы гусли на чердаке нашла. А рядом с гуслями – и книги. Заинтересовалась. Те, что на нашем языке, читать стала. Очень, оказывается, забавно писаны: вроде не о нас, а так, порой, на нашу жизнь похоже! Теперь я частенько ночами у керосиновой лампы почитываю. Вот только Канта никак одолеть не могу – больно мудрено, пока предложение до конца дойдешь, начало забываешь. Да Бог с ним, с Кантом то.

II
Люблю я по Лесу нашему бродить, тропы позабытые находить, да тайники древние, к шепоту деревьев прислушиваться, историю по пням читать. В одну из таких прогулок и познакомилась я со Снарком. В тот день угощалась я на болоте клюквой да поспорила с Царевной-Лягушкой о возрасте стрелы, найденной ею накануне. Стрела выглядела такой древней, что, пожалуй, ее хозяин уже несколько столетий как ушел в землю, и дожидаться его, нет ну никакого резону. Царевна не на шутку рассердилась, заурчала утробно, обозвала меня старой девой и завистницей, ухватила свой трофей плоскими губищами и,  тяжело плюхаясь, упрыгала между кочек.

Настроение мое сразу ухнуло в болотную жижу. Так уж случилось, что близкого друга у меня давно нет, и, когда кто-нибудь касается этой темы немытыми руками, на душе становится отвратительно склизко. Удрученная мыслями о своей несправедливо горькой доле, я незаметно вышла с болота к Серебряному ручью. Присела на камешек, чтобы напиться и стала рассматривать свое отражение в воде. «Я ль на свете всех милее? Ничего себе милее! Вон, какая уродина: и морщины вокруг глаз, и ресниц почти нет, и седина, как первый снег, ничем ее не замазать. А подбородок! Подбородок! Да с таким подбородком лучше на люди не показываться. Хуже Лягушки! Кому такая страшилища может понравиться? Идиотка несчастная, еще на что-то надеешься?!» Я со злостью и отчаяньем швырнула в отражение камнем. Оно дрогнуло и еще более исказило мой облик, будто подтрунивая. Тут я совсем расстроилась и даже немного всплакнула, сетуя на свою несчастную жизнь, и так увлеклась самооплакиванием, что не заметила рядом наблюдателя.
 
- Добрый день, красавица. Вы чем-то опечалены? – прозвучало над моим ухом, как выстрел.
 От неожиданности я вскрикнула и уронила в ручей бабушкин гребень, коим перед тем пыталась собрать в пук свою непокорную и непомерную копну волос.
- Простите, не хотел Вас напугать. Разрешите представиться, Снарк,- незнакомец вежливо поклонился. Похож он был не-то на зверя, не-то на птицу, да и человека весьма отчетливо напоминал. Туловище нескладное, угловатое, худое, будто солнцем иссушенное, четыре конечности почти как у людей, голова на длинной шее покрыта короткой шерстью с серебряным отливом. Шерсть имелась и на других местах тела, но менее густая, особенно много ее между ног, где из нее значительно выступает характерный орган, указывающий на принадлежность Снарка к мужскому полу. Нос большой выразительный, будто клюв хищной птицы, а глаза удивительно добрые и немного грустные. Одежды на нем не было, только за спиной болталась какое-то грязно-зеленое полотнище вроде плаща.
Есть у меня такая особенность, стоит особе мужского пола заговорить со мной, как невольно во мне пробуждается приветливое кокетство. Настроение мое, буквально, взлетело на глазах, расцветив улыбкою все лицо.

- Спасибо за комплимент, - отозвалась я и представилась.
- Это не комплимент, - ответил Снарк, - Я всегда говорю только правду. Вы действительно очень красивы, восхитительно красивы.

Не знаю, безусловно, поверила ли я новому знакомому или просто подчинилась магии голоса, а надо сказать голос у него был глубокий и бархатный. Говорил Снарк медленно, останавливаясь на каждом слове, будто запечатлевая его в сознании. Я ощутила всем своим существом, что этот полу-зверь, полу-человек знает истину, что я красива, что я восхитительна. И маска моего кокетства растаяла, придав необычайную легкость движениям, мимике и словам.

В ту встречу мы долго беседовали о красоте, которую Снарк  видел везде и во всем и, открывая мои глаза на нее, будто делился своим богатством. Домой я вернулась наполненная необычайной радостью, тихой, сокровенной и теплой.
Снарк проводил меня до поворота тропинки, откуда уже была видна избушка, загребающая землю лапами, церемонно поклонился и, не оборачиваясь, ушел в глубь Леса.

III
Я долго была под впечатлением от встречи со Снарком. Стала перед зеркалами крутиться, себя с ног до головы осматривать. «Да вроде, и, правда, я хороша собой!» В бабушкином сундуке нашла книги волшебные о том, как молодой стать, как красоту преумножить да как кавалеров обворожить и околдовать навеки. Снадобья всякие наготовила: змеиный яд кипятила, лягушачьи лапки сушила, зубы драконьи в ступке толкла. Я теперь совсем красавицей стала, не в пример, как в юности: знаю, как пройтись, как посмотреть, где вздохнуть. Отбою от поклонников нет, да только скучно с ними…
Стала все  чаще про Снарка вспоминать, как интересно было нам беседовать. Да где его теперь найдешь, адреса не оставил, и зима к тому времени началась. Морозы ударил лютые. Я уж и забыла, что такие холода бывают. На улицу страшно нос высунуть. Лицо щиплет, руки коченеют, а ресницы от инея не поднять. Изба чуть было лапы не отморозила. Хорошо на чердаке нашлась пара валенок размера весьма внушительного, видно какой-то великан нашивал. Обула я избу в валенки да еще всяким тряпьем лапы обмотала, так что стала она теперь совсем неуклюжей: с боку на бок переваливается. Пока дождешься, чтоб передом повернулась, так на морозе околеешь. Я   почти перестала на улицу выходить. Сижу у печки – греюсь да книжки читаю.

Иногда ко мне Кикиморша заглянет, на жизнь пожаловаться, в картишки перекинуться, да мужикам косточки обсосать. По этой части мы с ней большие мастаки.
- Ах, мерзавец, ему бы только девушку заманить, а потом глядь уже около другой крутится. Меня вчерась за грудь так хапанул, насилу вырвалась, всю морду ему расцарапала.
Или:
- Я ему и так, и этак намекаю, и уже домой тащу, а он все делает вид, что ничегошеньки не понял. Прямо хоть самой раздевай.
Бывало к утру, как  соберется расходиться, так корзина для костей полнехонька.
Еще Кикиморша гадать умела. Как раскинет карты веером и давай что-то нашептывать. Такие сказки рассказывает, что заслушаешься:
- Этот жених крестовый прилетит к тебе по воздуху, а этот жених бубновый приплывет к тебе по воде.
- Да что ж  ты, подруга, мне все каких-то птиц да рыб сулишь. Еще бы  ящера для полного комплекта прибавила.
- Ничего ты не понимаешь. Смотри глубже и увидишь, прислушивайся  и услышишь. Может у тебя уже есть кто-то на примете?
- Да вот хотела бы Снарка повидать, но не знаю, где живет.
- Экая беда, дуреха! Пошлем синичку с запиской, она его найдет. Синички они шустрые, везде летают, все разузнают. Бери-ка бумагу, перо.
Синица и, правда, адресата быстро нашла и на следующий день ответ принесла. Так началась наша переписка со Снарком.

 Снарк писал коротко, по существу: чем занимался, что видел, какие книги прочел. Обязательно интересовался моим здоровьем и состоянием духа. Дух мой не всегда соглашался с бодрыми его описаниями и тихонько ворчал и ныл в углу о своем существовании подневольном. Но мне  Снарковы письма настроение здорово  поднимали.



IV
По хозяйству мне помогает старый Гном, еще бабушкин знакомец. Маленький, скрюченный, лысый, с выпученными глазенками и большими оттопыренными ушами, он скорее похож на злобного тролля из сказок. Приходит Гном в субботу утром: дров наколет, воды из родника натаскает, баню затопит. Сам мыться не идет. Услуги свои мне с подругами предлагает: спинку потереть, веничком похлестать. Мы над ним посмеиваемся да прикалываемся – знаем: боится он женщин и к нам в баню ни за что не сунется.
В былые времена понравилась Гному Русалка, что жила на нашем дубе. Ухаживать он за ней начал, каменья какие-то цветные таскать (я очень сомневаюсь, что драгоценные – больно он жаден). А однажды подходит ко мне бочком, бочком и таинственным шепотом спрашивает:
- А ты не знаешь, Русалочка-то наша -  девушка порядочная? Был ли у нее кто?
- А тебе то зачем? -  удивилась я.
- Как же, как же. Нравится она мне,- Гном немного замялся и стал в нерешительности переступать с ноги на ногу, - боюсь я.
- Чего боишься-то? – я заинтригованно посмотрела на Гнома.
- Заразиться боюсь, - и после некоторой паузы добавил,- всякие, знаешь ли, болезни бывают, интимные.
- Так ведь средство есть надежное, в каждой аптеке продается.
- Не-е-е, процедил Гном сквозь зубы, - со средством мне не нравится, не то удовольствие. Как бы узнать, вправду ли она здорова?
- Так ты у нее справку спроси, медицинскую, - злорадно хихикнула я в ответ.
Так, видимо, у Гнома с Русалкой ничего не сложилось.
Сейчас он совсем постарел и опустился. Ходит в одежке с чужого плеча. Работает за еду: полы помоет, воды принесет, гвоздь какой забьет. Наедается он впрок,  будто на неделю вперед. Все, что я напеку да наготовлю, исчезает у него во рту с невероятной скоростью. Остатки  аккуратно соберет в мешочек, что носит всегда с собой, а недобитый чай сольет со всех чашек во фляжку. Очень уж Гном любит, когда подружки ко мне заглядывают: и гостинцев больше, и поболтать есть с кем – себя показать. Тут уж он нос задерет, грудь колесом выгнет, и давай между девушками курсировать, байки разные рассказывать: одну за талию обнимет, другой по ручке погадает, третьей что-то на ушко нашепчет, но сам при этом кушать не забывает, самые большие куски в рот тянет. А когда уж все по домам расходиться соберутся, зазывно предлагает:
- Оставайтесь, подружки, переночевать. И я с вами останусь. Да вы не бойтесь, не бойтесь, я приставать не буду.
- А, коли, не будешь, так зачем оставаться, - смеются те.
Когда Гном уходил, подобрав все со стола, я смахивала крошки и садилась писать  Снарку.

V
Привет, Снарк!
Давно не получала от тебя писем и очень волновалась. А сегодня узнала, что синичка замерзла и твое письмо не донесла. Завтра пошлю снегиря. Морозы совсем замучили, не знаю, как дожить до весны. Изба прохудилась: во все щели дует. Приходится в валенках дома ходить да еще в бабушкину шаль кутаться. Гости бывают редко, поболтать не с кем. Ты считаешь, больше времени на книги остается. Да скучно целыми днями только читать, хочется живого общения. Я, тут было, рисовать попробовала. Нашла в сундуке тюбики с разноцветными красками да кисти, кусок холста на двери укрепила и стала малевать в свое удовольствие. Несколько часов трудилась. Получился у меня пейзаж летний: небо голубое, деревья в зелени, ручей на солнце поблескивает. Точь-в-точь место, где мы с тобой встретились. Залюбовалась я своей картиной, так, что чуть про дела не забыла. Убрала кисти с красками, да пошла скорей пироги на завтра печь. Провозилась довольно долго. А как освободилась, присела да на свою Картину глянула, так и обомлела. Нет моего летнего пейзажа, то есть пейзаж есть, только краски на нем не зеленые, а белые, да голубые. Думала, цвет потеряли. А пригляделась, ан нет, зима на Картине. Деревья снегом усыпаны, между сугробов следы заячьи, а на ручье лед. Видно краски оказались волшебные. Никуда мне от зимы не деться!

Как же  ты и в такие морозы без одежды? Высылаю тебе носки и варежки. Может, они немного согреют. Сама связала. На сем желаю тебе доброго здравия и хорошего настроения. Жду с нетерпением твоего ответа.
Твоя знакомая, Фиолетта.

***
Дорогой, Снарк!
Очень рада, что у тебя все благополучно. Удивительно, что и в такой лютой зиме ты углядел столько хорошего. На днях Гном принес газету из Города, там прописано, что таких морозов в последние сто лет не было. У людей катастрофы начались и экологические бедствия. А у нас река и озеро замерзли. На воду теперь снег и лед растапливаем. Водяной перебрался к дядьке Лешаку, говорит: не хочет туда, где раки зимуют. И, вправду, как же они зимуют, коли, все до дна промерзло? За ночь изба валенками к насту примерзает, приходится утром ее молоточком отколачивать.

Рада, что мои подарки тебе пришлись по вкусу. Может тебе и пирожков прислать? Только не знаю, кто сумеет их донести. Ты не сомневайся, книжки я читаю и даже иногда продолжение сочиняю, если история мне очень занятной показалась.

Вчера на моей Картине лису видела. Выскочила она из-за куста в левом нижнем углу, добежала до ручья, остановилась, головой покрутила, снег вокруг обнюхала, да как припустит. За дальними деревьями скрылась. Очень меня это явление поразило. Я пригляделась, а, оказывается, Картина живая. Ветер дует – деревья качаются, по небу облака бегут, день ночью сменяется. Вот такая странная у меня Картина получилась.
Скорей бы весна, может, мы тогда встретимся. Желаю тебе удачи и здоровья.
С сердечным приветом, Фиолетта.

***
Привет, привет, Снарк!
О, как рада я потеплению! Днем солнце даже припекает. Изба совсем расшалилась от радости, валенки скинула, стоит голыми лапами почесывается. Кикиморша с Русалкой в гости зашли, весело у нас было: песни пели до ночи, так что Крыса из подпола жаловаться пришла, что спать не даем, хвостом колотила, слюной брызгала. А, я думаю, что крысы ночью не спят, она нам, наверное, позавидовала. Пришлось ей кусок пирога дать, чтобы отстала. Она пирог уволокла, спасибо не сказала.
Книжку ты мне больно мудреную  посоветовал. В начале вроде все понятно, а потом оказывается все вовсе не так. И зачем он с мельницами воевал? Неужто, великанов трудно найти? А невеста его своего имени не знала? Или это он ее имени не знал? Совсем я запуталась. А вот про Алису – понравилось. Весело у них там, и чудеса разные. А Белый Кролик точь-в-точь на  нашего Франта похож, такой же пижон.
Пиши, какие у тебя новости. Мне все интересно.
Фиолетта.

***
Снарк, я тебя вчера видела!!!
Не поверишь. Ты по моей Картине разгуливал! Я как увидела, кружку с чаем опрокинула. Ходишь, руки за спину заложив, по сторонам поглядываешь. Губы у тебя шевелятся, будто песню поешь. Я даже окликать тебя пыталась, но ты не услышал. Подснежники на проталине понюхал и за краем Картины скрылся. Я долго в себя придти не могла. Что же это за картина такая? Правду показывает или вымысел чей? Ты мне напиши, пожалуйста, был ли ты вчера у ручья, на том месте, где мы встретились? Очень я заинтригована. На сем жду твоего скорейшего ответа.
Фиолетта.

VI
Не дождалась я ответа от Снарка, как он сам появился. В тот день я уборкой занималась. Паутину из углов повымела, пауков для порядку веником погоняла, с книжек пыль смахнула, бабушкины фарфоровые статуэтки с содой намыла да по полочкам расставила. Только закончила – присесть не успела, как пол подо мной накренился. Мебель с места сдвинулась. С полок все градом посыпалось. Насилу я на ногах устояла. Не успела в себя придти, а пол в другую сторону повело. Загремели стулья, зазвенел фарфор, злобно зашипели пауки. Балансируя в этом беспорядке, я на порог выбралась. Смотрю: во дворе Снарк стоит и кланяется. А избушка- то моя перед ним реверансы выписывает да ножку игриво так выставляет. Вообразила себя дамочкой, развалюха старая!

Обрадовалась я Снарку неслыханно, даже на избу не слишком рассердилась, хотя и лишилась я в тот день нескольких безделушек раритетных, от коих и осколков не осталось (подозреваю, что Крыса под шумок порезвилась, да разве проверишь). Дыхание у меня перехватило:
- Здравствуй, Снарк. Заходи, гостем будешь.
- Здравствуй, красавица. Давай лучше прогуляемся. Воздух такой свежий, весной напоенный, - отвечает Снарк, а сам мне руку протягивает.
- Ой, сейчас, только пальтишко накину.

 Влетела я в избу, на осколках чуть не загремев, в сапоги впрыгнула, пальто натянула, косынку ухватила и назад. А Снарк в той же позе стоит, только плащ у него за спиной как-то странно колышется. Подхватила я Снарка под руку мохнатую, пошли мы с ним по тропинке извилистой. Закружилась у меня голова то ли от весенних запахов, то ли от счастья внезапного, поплыло все перед глазами, слилось в одно пятно яркое. А как пришла в себя, смотрю:  я в воздухе, держит Снарк меня на руках, а за спиной у него крылья раскинуты, широкие, как у птицы огромной, прозрачные, как у бабочки легкой. На солнце крылья переливаются, то изумрудом, то сапфиром отсвечивают. Глянула я вниз, так страшно стало, уцепилась за шею снаркову. А он, знай, смеется:
- Ты потише, красавица, а то задушишь ненароком.

А внизу Лес, от зимы просыпающийся. Избушка на полянке топчется, оставшийся снег лапой карябает, какие-то загогулины вычерчивает.  Пригляделась я, а энто она слова иноземные вырисовывает: «I love you, my dear Snark». И когда  только язык выучила, сараюшка безголовая?! 
Мы уже над родником пролетаем. Там Кикиморша с Русалкой, видно по воду пришли да языками зацепились.  О чем-то увлеченно судачат, руками размахивают, не замечают, что в их ведрах мюмзики купаются, всю воду уже, поди, расплескали. За ельником, что зеленым пятном в глаза бросился, молодые эльфы с феями в жмурки играют, на весь Лес их смех и щебетание разносится. Далее - заросли непроходимые, даже сверху не просматриваемые. А на полянке, куда солнце, все же, прорвалось, перед своим покосившимся  домом, выкатив арбузные груди на обширный живот, расставив волосатые ноги и распахнув глубокую пещеру между ними, загорает старуха Выть. Зажмурила свой единственный глаз, не знает, что мы ее в таком непристойном виде приметили. Озеро, еще покрытое льдом, сверху похоже на блюдце с темной каемкой воды вдоль берега. Там шлепает Царевна-Лягушка, держа подмышкой все ту же стрелу. А ручей уже бежит, переливается на солнце, ну и, вправду, - Серебряный. На берегу ручья, чуть выше того места, где мы встретились со Снарком, он приземлился.
- Милости прошу к моему шалашу!- Снарк распахнул дверь в небольшую пещеру.

VII
Под нашим Лесом раскинулся целый лабиринт из пещер. Кот называл его заморским словом «карст» и утверждал, будто его вода создала. А я думаю, тут без волшебства не обошлось. Пещеры, от огромных до самых маленьких, связаны между собой проходами и лазами, которые, переплетаясь, тянутся на дальние расстояния. По некоторым из них текут ручьи и, даже, речки.
 Говорят, и наше Озеро пополняется из такой подземной реки. Если по ней проплыть, то можно оказаться в Дальнем Синем море. Не очень я в эти сказки верю. Вот только Водяной утверждает, что дна у Озера нет. Да откуда он знать-то может? Сам глубины боится, дальше, чем по пояс не заходит, на мелководье воду мутит. Правда, есть у него Золотая Рыбка. Она-то смелая и шустрая, ей любые глубины не страшны. Да вот беда – говорить не умеет, рот раскрывает, глазенки таращит, а толку-то. Водяной ее, вроде, понимает, да разве проверишь.

 Живут они вдвоем в небольшой хатке под берегом, что бобры состроили. Когда-то Водяной один был, а потом заскучал совсем и Рыбку привадил, а, может, из малька ее выкормил. Этого уже никто не помнит. Только теперь в Озере они всегда вместе. Водяной и по землице погулять любит, на болоте ягод покушать да Кикимор послушать. А Золотая Рыбка у бережка плавает, его поджидает. Роста Водяной высокого, нрава нелюдимого. Ходит, согнувшись, голову лохматую почесывает, в усы зеленые ухмыляется. Что у него на уме – поди разберись. Золотая Рыбка та, наоборот, веселая, а, коли, говорить бы умела, была бы и общительная. Завидит своего хозяина издали: хвостом по воде бьет, в воздух подпрыгивает, того и гляди, на берег выскочит. Водяной ей полные карманы приносит червей, улиток и тварей всяких мелких, с рук угощает, по лохматым плавникам треплет. Хоть и зовется Рыбка Золотой, а цвета она болотного, как и хозяин ее. Одни говорят, это оттого, что она на самом деле не золотая, а бронзовая, этот металл от времени зеленеет. Другие утверждают, что в тине озерной она перепачкалась, да так отмыться и не сумела. А я думаю – она хозяина своего так любит, что на него походить хочет и цветом и внешностью своей лохматою.

Иногда я заглядываю к Водяному на Озеро. Вместе Золотую Рыбку выгуливаем, блинчики по воде пускаем, друг другу байки рассказываем. Мне было показалось, что интерес у Водяного ко мне проснулся, в глазах его зеленых огонек сверкнул загадочный. Я, недолго думая, в гости к себе озерного друга зазвала, пообщаться поближе без свидетелей. Водяной на пороге долго копошился, расшаркивался, сапоги болотные переобувал, а как ступил на ковры бабушкины, так и, вовсе, оробел. Угощала я гостя клюквяной  настойкою рецепта старинного, пирогами горячими с грибами да ягодами. Отведал он напитка крепкого, а от закуски отказался. Сидел молча, насупившись, лишь по сторонам поглядывал. Тут уж и я растерялась – не знала, как разговор затеять, какое слово ввернуть. Подсела поближе, до руки его холодной дотронулась, пальцы длинные погладила. Встрепенулся  тут Водяной, подскочил, засуетился, начал прощаться, нелепости какие-то говорить. Сапоги не на ту ногу натянул, да был таков. Теперь, завидя меня, все норовит спрятаться, будто я совсем запугала его. Странный какой! Я думаю, ничего, к лету оклемается. Будем опять вместе блинчики пускать.


VIII

Про пещеры я еще не закончила. В Лесу несколько входов в них есть, только не любят наши жители туда заглядывать, а жить тем паче. Разные страшные истории про подземелье рассказывают. Будто там чудище живет плотоядное, что сокровища несметные охраняет. Кто наживы хотел халявной, все в страшных муках погибали. А еще говорят, есть там пещера волшебная, в которой ответ на любой вопрос получить можно. Вроде даже были смельчаки, что в ней побывали и назад вернуться смогли, только изменились до неузнаваемости и быстренько наш Лес покинули. Так что пещеры у нас дурной славой пользуются.
Потому зашла я в жилище Снарка с некоторой опаской. Смотрю – внутри очень даже симпатично. На стенах – картинки яркие, гирлянды из цветов и ветвей засушенных. На полу – ковер из невиданных растений сплетенный. По углам – мебель причудливой формы, замысловатой утварью заставленная. Посередине жилища – ложе из лепестков диковинных, что непонятным образом между собой скреплены и по полу не рассыпаются. Над ним, в потолке, - окошко круглое из разноцветных стекол собранное. Потому освещение здесь хоть и приглушенное, но очень праздничное. Напротив входа – очаг с дымоходом. Как в дальнейшем выяснилось, Снарк сам для себя еду варит, для чего у него по полочкам многочисленные горшочки и посудинки расставлены.
- Заходи, красавица. Присаживайся. Чайку моего душистого отведай,- Снарк указал на плетеное кресло возле небольшого круглого столика.
- Спасибо, с удовольствием, - я к столу подсела, по сторонам оглядываюсь. Самой интересно и боязно.

Уж больно уютно тут: все чистенько, аккуратно, нежными ароматами цветочными пропитано. Будто не пещера вовсе, а домик феи или нимфы какой. Я бы сама в таком жить хотела. Только вряд ли смогла бы такой порядок поддержать. У меня характер импульсивный, творческий. Сегодня увлеклась чем-то и посуду не помыла, вещи какие по углам разбросала. И на завтра могу про них забыть, а потом приходится, считай, целый день возиться. Ой, как я завидую тем, кто сразу все на свои места класть умеет!
А Снарк уже суетится вовсю: по чашкам чай разливает, сладости на стол выставляет. Сам напротив присел, на фоне тяжелой портьеры бархатной, темно-синей, как небо ночное. Очень гостеприимным хозяин оказался. И, как в первую нашу встречу, почувствовала я легкость необычайную, робость и стеснение мои улетучились. Разговор  потек легко и непринужденно, как ручеек весенний.

Рассказывал Снарк о краях далеких заморских, где лето вечное, нет ни снегов, ни морозов, и деревья всегда зеленые. В одной такой жаркой стране живут такие же, как он, снарки,  семьи свои имеют, обычаи свои чтят, круглый год диковинные фрукты и овощи выращивают, под солнышком греются. Нет, оказывается, не греются, прячутся они от солнца, слишком оно палящее, все вокруг так сжечь и норовит. Крупные реки мелеют, мелкие и, вовсе, пересыхают, растения сохнут, птицы на лету поджариваются.  Дождю жители поклоняются, как спасению единственному. Не нравилась Снарку  такая жара, отправился он искать прохлады и свежести. Так в наших местах и оказался, в Лесу поселился.
Задумалась я: «Как это у тебя удачно получилось – нашел место, где тебе хорошо, там и счастлив. А я где только не побывала, с кем только не пожила, а счастья все никак найти не могу». Задумалась и не заметила, как за спиной Снарка колыхнулась портьера тяжелая. Из-за нее чертик выскочил – настоящий такой черт -  с хвостом, с рогами, с рылом свиным, как в сказках сказывают. Выскочил и, прямехонько, к нам за стол. Меня увидел, встрепенулся.
- Здрасьте, - говорит, а сам одной рукой прическу ерошит, другой на груди шерсть разглаживает.
- Ты, Мифа, вначале руки помой, - сказал Снарк с нарочитой серьезностью и достал еще одну чашку. При этих словах я стыдливо глянула на свои руки, совсем забыла об этом правиле гигиены.

Гость одним легким прыжком достиг рукомойника и начал с явным удовольствием под ним плескаться. При этом он вымыл не только руки по самые локти, но и морду, шею и даже мохнатые подмышки. Я не удивилась бы, если бы дело дошло до ног и хвоста. Но Снарк остановил гостя, протянув ему белоснежное махровое полотенце, которое после использования покрылось бурыми пятнами.
За столом Мифа вел себя крайне непринужденно: нагребал горстями сладости, залезал пальцами в варенье, затем, облизывая их с громким причмокиванием, и весьма озорно разглядывал мою грудь.
- Ну что, напился? – спросил Снарк, когда гость осушил очередную чашку, - тогда, пошли, пора.
- Нет, я еще не закончил,- возразил Мифа и быстро плеснул себе еще порцию.
- Тогда, бери с собой, - отозвался Снарк, встал из-за стола и отдернул портьеру.
За ней оказалась большая, окованная железом дверь. Черт одним глотком одолел свой чай, вытер мохнатым запястьем морду, подошел к двери и с необычайной легкостью, толкнув ее от себя, распахнул.
- Пойдем, красавица, прогуляемся, - Снарк протянул мне руку, - посмотрим на недра земные. Это весьма примечательно.

IX
За дверью оказался длинный темный коридор, с явным наклоном уходящий вниз. Впереди, удивительно бесшумно, шел Мифа, держа перед собой большой, размером с ладонь,  похожий на  елочное украшение, кристалл, который излучал красноватый рассеянный свет, слегка освещая дорогу. Следом двигались мы со Снарком. Видно было весьма плохо, зато включились все остальные чувства. Под ногами ощущалась плотная и ровная поверхность, идти по ней было довольно легко, лишь иногда попадались мелкие камешки, да пару раз что-то хрустнуло. Пахло сыростью. Местами было слышно, как капает вода. Мне даже показалось, что кто-то шевелился, приглушенно шипя и фыркая. Чем ниже мы спускались, тем становилось холоднее.  Меня стало знобить. От холода и страха я теснее прижималась к своему спутнику, который уверенно поддерживал меня под локоть. На повороте Мифа оказался вблизи стены, и свет кристалла упал на нее. Я вскрикнула и ухватилась  за руку Снарка – из небольшой темной ниши, сидя в непринужденной позе, на нас скалился скелет. Белоснежный, будто начищенный «пемо-люксом», он покачивал  ногой и щелкал зубастым ртом.

- Цыц, ты! – Мифа пригрозил скелету пальцем, тот пожал плечами и замер.
- Да, красавица, что-то ты больно пугливая, - сказал Снарк, когда мы миновали подземного обитателя, и нежно обнял меня за плечи, - храбрости тебе добавить не помешало бы.
- Да где ж ее взять, коли нету?
- Ежели нет, можно вырастить, на Поле чудес. Слыхала про такое?
- Слыхать то, слыхивала, только там деньги выращивают.
- Вырастить все можно, были бы семена да желание, - Снарк ласково потрепал меня по голове, - столько лет в Лесу, а силы его не знаешь. Да, ничего, это поправимо. Если захочешь, я тебе гидом буду.
- Каким таким гидом? – вмешался в разговор Мифа.
- А ты, дружок, не отвлекайся, - отозвался Снарк. - Скоро ли дойдем? Уже притомились.
- Так вот и пришли, - Мифа поднял кристалл высоко над головой, освещая обширную круглую пещеру.
За разговором я не заметила, как мрачный коридор закончился, и мы оказались в более приятном месте. Здесь были высокие своды, с которых свисали причудливой формы сосульки. При свете кристалла они блестели и переливались, будто новогодние гирлянды. Посередине пещеры располагался небольшой водоем, то ли озерцо, то ли колодец, обрамленный, как бортиком, невысокой каменной кладкой. Здесь же стояло деревянное ведро с ковшом.
- Располагайся, красавица. Давай отдохнем немного, - Снарк присел на каменный бортик.
Я попыталась устроиться рядом (не люблю сидеть на камне – холодно) и, недоуменно озираясь, спросила:
- Где это мы?
- Зал ожидания желаний, - ответил Снарк, обводя вокруг себя кристаллом, который Мифа успел передать ему, прежде чем куда-то скрылся.
- Каких желаний? – не поняла я.
- Каких угодно. Вот посидим немного, водички попьем, - Снарк зачерпнул ковшиком в озерце, - смотришь, и желания подоспеют.
В воде шумно плеснуло, побежали круги, и из них показалась большая щучья голова.
- Кого еще черт принес? – сердито фыркнула она.
- Это я, госпожа Щука,  Снарк. А со мной -  спутница моя, Фиолетта.
- Здравствуй, здравствуй, Снарк, - голос Щуки несколько подобрел и приобрел покровительственные нотки, - давно тебя не видела. Зачем пожаловал?
- Да Вы же, госпожа Щука, меня никогда  и не видели.
- А ты, милок, не перечь! – собеседница слегка повысила голос, будто усмехаясь, - если я и обменяла зрение на речь и экстрасенсорные способности, это вовсе не значит, что я видеть не могу. У меня внутренне зрение посильней, чем у многих внешнее. Да это я не про тебя. Ты видеть умеешь, и зря бы не пришел. Так что надобно?
- Спасибо за доверие, госпожа Щука. Вот подругу привел. Очень уж она по жизни мечется. Помочь бы надо… с желаниями определиться.
- Ну, это, милок, не по моей части. Я исполняю, что заказано, а определяется пусть клиент. А ты что это за нее хлопочешь? Сама что ли говорить не умеет? Язык то у тебя есть, красавица? – явно ко мне язвительно обратилась Щука. – Смотрю, все у тебя есть, только пользоваться не умеешь.
- А, коли, не умеет, научить надобно, - вступился за меня Снарк.
- Фу ты, какой покровитель нашелся, - фыркнула Щука. – Так и будешь ее всю жизнь пестовать. Тогда и приходить не надо было. Живи с ней да пылинки сдувай, это некоторым девкам очень-то по нраву.
На последней фразе кровь ударила мне в голову, я не выдержала и огрызнулась:
- Ничего мне от вас не надобно. И сюда я не напрашивалась!
- Ха! – воскликнула Щука. – Зацепило! Ну, значит, еще толк может быть. Все же, Снарк, я в тебе не ошиблась – видеть ты умеешь. Пусть идет в Синюю комнату.
 Щука резко оборвала фразу, стукнула по воде непомерных размеров хвостом и скрылась в глубине.
- Ты, красавица, на нее не серчай, - Снарк, стараясь успокоить, поглаживал меня по спине. - Она, хотя старуха и резкая, но  видит, что нам, зрячим, недоступно. Давай-ка,   ее советом воспользуемся, только на пользу будет.
- Идите сюда, - окликнул, появившийся, откуда ни возьмись, Мифа, - это здесь.

Мы оказались перед дверью, похожей на ту, что была в доме Снарка. И опять Мифа распахнул ее с необычайной легкостью, будто была она не из толстого деревянного бруса, обитого железом, а картонная или фанерная. Яркий красный свет ударил мне в лицо, уши резануло смешением громких звуков: смех, крики, музыка – один шумный звуковой коктейль. Я успела рассмотреть множество (человеческих?) фигур. Люди или похожие на них существа, большинство совершенно раздетые, явно веселились: бегали, прыгали, плясали, горланили песни, что-то пили из сверкающих бокалов, обнимались, целовались и устраивали сексуальные оргии. Я ошарашено смотрела на открывшуюся мне картину, будто загипнотизированная столь откровенным зрелищем.
- Извините, ошибся, - ойкнул Мифа и быстренько прикрыл дверь.
Я настолько не могла придти в себя, что не заметила, как мы подошли к другому входу.


X
Теперь Мифа слегка приоткрыл дверь, в образовавшуюся щель заструился ярко-синий дым.
- Ты уверен? – выжидающе спросил Снарк.
- Сами посмотрите, - Мифа кивнул на дым.
- Хорошо. -  Снарк с усилием налег на дверь, она с трудом поддалась. – Тебе сюда, красавица. Заходи.
Весь дверной проем заполнял синий светящийся дым, в котором ничего нельзя было рассмотреть. Снарк слегка подтолкнул меня вперед:
- Ты не волнуйся, мы тебя подождем.

Я не успела возразить, как уже шагнула вперед и затерялась в синем дыму. Возбуждение, вызванное острым интересом и невольным страхом, охватило все мое тело, жаркой волной прокатившись от макушки до самых пяток. Через несколько шагов дым стал рассеиваться, я оказалась в небольшой  комнате, напоминающей не то библиотеку, не то рабочий кабинет какого-то средневекового ученого. Хотя, нет, мебель была  современной, и стол, и кресла, и маленький журнальный столик под высоким торшером. Только на столе - старинные книги и рукописные свитки, рядом с которыми какие-то колбы мутного стекла с разноцветными жидкостями. На стеллаже среди множества потрепанных переплетов, выделялась большим   серебристым прямоугольником плазменная панель экрана. Именно она, приглушенным синим излучением, освещала все помещение.
Я присела в кресло у журнального столика, оглянулась по сторонам: «Вполне уютно, и несколько интригующе. Только что мне здесь делать?» Снарк ничего не объяснил. Машинально полистала лежащие предо мной журналы: глянцевые красавицы в бикини, изысканные кушанья на антикварных сервизах, дорогие авто самого новейшего дизайна. И кричащие заголовки: « Любовь или секс? Будь красивой! Будь раскованной! Зимняя коллекция мод для нудистов. Выращиваем сорняки на огороде соседа. Автостопом на Край Света.  Для тех, кому за 100. Блюда из коллег и подчиненных. Погадаю, приворожу, найду утерянную совесть, расскажу смысл жизни. Приглашаем…»
«Стоп. Стоп. Что там было про смысл жизни?» Я стала судорожно перелистывать назад, но никак не могла найти нужную страницу. «Неужели показалось?»
- Черт возьми! – выругалась я и с сильным хлопком швырнула журнал на столик.
- Послушайте, Вы не могли бы потише. Не видите, я работаю?
Я обернулась на голос. За столом, на фоне стеллажей, в нелепой старинной одежде, сидел старец и писал гусиным пером в толстенной книге. «Когда он здесь появился?»
- Простите, я Вас не заметила, - сконфузившись, я старалась быть как можно вежливее.
- Где уж Вам замечать. Под своим носом-то ничего не видите, - проворчал старик, не отрываясь от своего занятия.
В груди у меня заклокотало, и, повысив от возмущения голос, я выпалила:
- Коли Вы все такие умные, так объясните, что я тут делаю.
- Что Вы делаете? – спокойно переспросил старик. – Шумите и мешаете мне работать. А работа, к Вашему сведению, у меня ответственная. Я составляю запросы на желания. Вот у Вас есть желание?
- Да желаний у меня не мерено. Что вы все во мне сомневаетесь?!
- Тогда диктуйте, - старик оторвал взгляд от книги, макнул перо в чернильницу и выжидающе посмотрел на меня.
- Хочу, - начала я весьма бодро и осеклась, не хорошо как-то начинать с себя, не эгоистка же я на самом деле, - хочу, чтобы не было войны!
- В утвердительной форме, пожалуйста, - старик был абсолютно спокоен.
- Пусть будет мир во всем мире, - сформулировала я после некоторой паузы.
- Поконкретнее, пожалуйста.
- Как это – конкретнее? – я в недоумении глянула на старика. Тот отвечал медленно, безэмоционально, будто застряв на одной ноте:
- Как должен выглядеть мир? Подробное описание политического устройства, экономического положения, национальной политики, развития культуры…
- Стоп. Стоп. Я все поняла, - прервала я занудную речь. «Ну, уж дудки! Пусть о спасении мира ратует кто-нибудь другой, более сведущий в политике.  Буду просить за себя». Я собралась с духом и заявила:
- Хочу стать счастливой!
- Поконкретнее, пожалуйста, - опять занудел старик.
- О боже! – буквально выдохнула я.
- Опишите детально по пунктам: а - что будете чувствовать, б - о чем будете мыслить, в - что будете делать, - казалось, старик издевается надо мной.
- Радость буду чувствовать. Что тут непонятного?!
- Только радость?
- Ну, не только, - я задумалась, - уверенность в себе - буду сама с проблемами справляться, без помощи других. Буду легко решения принимать. Пусть будет так: хочу научиться принимать решения!
- Уточните, - настаивал старик.
- Хочу стать смелой!
- Похвально, но неконкретно.
- Хочу делать то, что хочу.
- А сейчас, что делаете?
- Хочу хотеть, что хочется!!! – выпалила я как из пушки. «Ну и тавтологию я выдала!»
- Ну вот. Наконец, - промолвил старик и, к моему удивлению, несколько раз обмокнув перо, записал что-то в книге.

Я в недоумении следила за его действиями. Старик промокнул запись, закрыл книгу, встал из-за стола и, сделав несколько шагов в сторону двери, растаял в синем дыму. Я подошла к столу и глянула на книгу. На толстой кожаной обложке золотые буквы: «Johann Goethe. Faust». Я открыла  книгу – на пожелтевших страницах рукописный текст на иноземном языке, по расположению строк очень похожий на стихи. «Жаль, не поучилась у Кота читать на иностранном, а ведь он очень настаивал!» Книга оказалась исписанной от корешка до корешка, и найти ту запись, что сделал сейчас старик, не представлялось никакой возможности.
Я в изнеможении опустилась в кресло. Казалось, я целый день таскала мешки с неимоверным грузом. «Ох, уж этот Снарк! Я думала, что кавалера встретила. Любовь. Шуры-муры. А он, куда меня затащил, мерзавец! А ведь как говорил убедительно! Как ухаживал! Все, хватит тут сидеть. Хочу домой».
Я резко встала и пошла назад, к двери. Но двери на месте  не оказалось. Вместо нее в стене была небольшая полукруглая арка высотой чуть выше моего колена. Над ней светилась надпись «ВЫХОД» и стрелка, указывающая вниз. Я присела и заглянула внутрь. Передо мной был длинный темный то ли коридор, то ли лаз, в конце которого едва различался розовый свет кристалла.
- Эй! – крикнула я в отверстие.
- Мы здесь, красавица! Тебя ждем! – раздался далекий приглушенный голос Снарка.
- Как мне отсюда выбраться?
- Через шкуродер!
- Как? Не поняла я!
- В дырку лезь! – прозвучал резкий голосок Мифы.
- Боюсь! А вдруг, застряну!
- Другого выхода нет! Ползи на спине и отталкивайся локтями! – уверенно взывал Снарк.
Я в недоумении топталась возле выхода. «Завел же черт меня! Да и Снарк тоже. Как теперь выбираться?»- от обиды слезы навернулись на глаза.

 В этот момент включилась плазменная панель. На экране, на большом черном округлом камне, на берегу моря сидела обнаженная женщина с длинными распущенными волосами. Она улыбалась, слегка щурясь на солнце – загорелая, стройная с плавными линиями тела, при этом вовсе не  молоденькая, а, скорее, зрелая и уверенная. Волны, ударяясь о камень, осыпали ее брызгами.  В первый момент мне подумалось, что это русалка морская, но хвоста у нее не было, а, две, вполне человеческие, ноги в легких пляжных шлепанцах. За ее спиной проплывали паруса яхт, проносились катера, и даже, показалась рубка, почему-то ярко-желтой, подводной лодки. Женщина водила гребнем по волосам и сладким голосом напевала странную, но как будто знакомую песню:
«Не пишется, не клеится
И вовсе не живется.
Придумать – не осмелиться.
Предвидеть – не придется.
Сжигаю силы попусту –
С огнем не наиграться.
Хочу парить над пропастью,
Чтоб вдоволь напугаться.
Хочу хотеть, что хочется
Взахлеб и без причала.
Когда же отохотится,
Попробовать сначала»

Пела она протяжно, будто колыбельную. Нежный усыпляющий голос совершенно не сочетался с тревожным содержанием песни. Но вот женщина замолчала, встряхнула волосами, которые при этом почти полностью прикрыли ее тело, и произнесла, отчетливо и твердо выговаривая каждое слово:
- Я выбираю быть такой здесь и сейчас.
Она встала, на мгновение повернулась спиной и прыгнула с камня в воду. Экран накрыла волна брызг, после чего он медленно потух, и стало совсем темно.
Я решилась – легла на спину, просунула голову в темноту отверстия и поползла, отталкиваясь локтями и ногами, к вожделенному выходу.

XI
Над самым лицом нависал тяжелый земляной потолок. Света почти не было – я закрывала его доступ своей головой. Руки и ноги постоянно упирались в стены. Я казалась себе дождевым червяком, прокладывающим себе путь сквозь толщу грунта. Хорошо хоть землю есть не приходилось! Хотя на зубах скрипело. Ползти в такой темноте и тесноте было жутко. Меня преследовало ощущение, что воздух кончается,  я начинаю задыхаться, и скоро буду погребена в этом подземелье, как в склепе. Отчаяние охватило всю меня. Я готова была кричать и плакать. Но такое эмоциональное бездействие вряд ли приблизило бы меня к выходу. Я несколько раз глубоко вдохнула, стиснула зубы и опять поползла. Странное ощущение, будто я уже пробиралась по этому проходу. Платье давно задралось, песок набился под нижнее белье; локти, колени, ягодицы саднило. Голову не повернуть, и не посмотреть вперед – сколько еще осталось. Но вот стало чуть светлее. Еще усилие, и голова моя вылезла наружу.

- Снарк! Снарк! – выдохнула я. Но никто явно не торопился на выручку.
Я напряглась всем телом и, как следует, оттолкнувшись, выползла целиком. Ни Снарка, ни Мифы рядом не было. Да и помещение отличалось от того, в котором я их оставила. Оно было гораздо меньше и гораздо мрачнее. Не понятно, почему здесь вообще было что-то видно.
«Подземная камера», - подумала я, - «как в тюрьме».
В «камере» было только два отверстия: одно – через которое я выбралась, и второе точно такое же в противоположной стене. Я подобралась ближе к нему и крикнула в подземный ход:
- Снарк! Снарк! Я здесь!
- Ползи к нам, - услышала я в ответ.
- Не могу больше! Сил нет! – мой голос сорвался на рыдания.
- Осталось совсем немного, - отвечал Снарк уверенно, - у тебя получится.
- Нет, не могу! Вытащите меня отсюда! – я рыдала, размазывая грязными руками слезы.
Тут в отверстие что-то зашевелилось, я вздрогнула и увидела выбирающегося ко мне Мифу. Он буквально выскользнул из темноты, как собака отряхнул шерсть и, протянув мне какой-то пузырек, сказал:
- На, выпей. Поможет.
Трясущимися руками я взяла небольшой стеклянный флакончик с зеленой святящейся жидкостью. К его горлышку золотой ленточкой был привязан изящный ярлычок с надписью «Эликсир жизни».
 - Пей, пей. Не бойся, - настаивал Мифа. – А мне -  пора.
Он подскочил к отверстию, из которого выбралась я, и с неимоверной быстротой юркнул туда, как крыса. Я машинально откупорила пузырек и понюхала его содержимое. Запах был вполне приятный и съедобный. Не долго думая, опрокинула пузырек в рот и осушила его одним глотком. Приятное тепло разлилось по всему телу.
- Фиолетта! Фиолетта! – голос Снарка вывел меня из оцепенения.
- Я сейчас, - ответила я в отверстие, принимая позу червя.

XII
Я лежу на траве, чувствуя ее каждой своей клеточкой: мягкую и шелковистую, колкую и щекочущую. Оказывается, уже лето. Над головой – темное ночное небо. Да какое же оно темное? Все усыпано бриллиантами звезд, как новогодними гирляндами. Луна, будто долька заморского фрукта – апельсина, задрала рога кверху – улыбается. А воздух, сладкий, как лимонад, так и хочется глотать его без остановки. Никак не напиться! Слезы катятся по щекам, попадают в уши, я вытираю их, размазывая грязными кулаками. Я на поверхности! Выбралась! И нет сил радоваться. Рядом – Снарк, теплый и мохнатый, шепчет мне что-то утешительное и ласково гладит. Кажется, я кричала и билась в истерике, когда он вытаскивал меня на поверхность…
Сейчас мне хочется посильнее прижаться к Снарку, согреться и успокоиться. Я тянусь губами к его губам. Сладкий вкус наполняет мой рот и теплой волной опускается до промежности. Я тону в ласково возбуждающем море чувств…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ