5000

Скрипичный плач, нет ничего нежней,
Они любили звук, что режет душу,
Один из них умел играть на ней,
Ну а второй… второй любил послушать.

Вот ресторан, на стульях синий шелк,
“Сыграй нам, друг, возьми пожальче ноту!”
И он сыграл, и очень хорошо,
“Ну ты даешь, ты принят на работу”

И заключили соглашенье с ним,
И дали денег пачку не тугую,
“еще тебе мы скрипочку дадим,
Старинную и очень дорогую”.

И песнь лилась, как моря синева,
Как блеск волны, целуемой ветрами,
А тот, второй, частенько там бывал
И пил вино, и слушал вечерами.

Уже светало, ночь плыла к концу,
И музыкант задел случайно столик,
Негромкий шум, удары по лицу,
Его толкнули, скрипку раскололи.

“Да что ты сделал? Ты в своем уме?
Ах, это те? Мол, мы не понимаем?
Ты нам, давай, плати за инструмент,
А если нет – то так же поломаем”.

Все тот же свет, на стульях синий шелк,
А дни летели, не сложить, не вычесть,
Почти собрал, и вот уже пришел
Последний час, последние пять тысяч

Ему осталось где-нибудь достать,
И тут второй подъехал к ресторану,
“Я попрошу, ведь он же сможет дать,
Пусть нынче зол, пускай сегодня спьяну”.

“Чего без скрипки, обнимаешь дверь?”
“Да нет ее… и я теперь… не в силе,
Мне одолжи хоть что-нибудь теперь?”
“Не одолжу”. И скрипача убили.

Второй подумал: “Странно, тишина,
Да и того давно не видно, вроде”.
Домой пришел, налил стакан вина
И диск включил, ведь скучно без мелодий.

И лился звук, как грустный ветерок,
Как кровь, блестел напиток красно-бурый,
Он взял сигару и свечу зажег,
И прикурил от пятитысячной купюры.