Штрафник

“Эх, как же Бог его не покарал?” –
Смеялись и ругались на бродягу,
Зачем так долго и так нагло врал:
Есть орден и медаль есть “За Отвагу”,

Наколки – правда, ленты, якоря,
Нет выправки и чести, как в солдате,
Он просто вор, ни разу не моряк,
А всё о черном говорит бушлате.

“Не надо лгать! Не приходи сюда”.
Он замолкал, пил горькую да с перцем,
И вспоминал далекие года,
Что будто ближе нынешних для сердца.

Тогда он был силен, не стар, не сед,
Был богатырь, в плечах косая сажень,
Он не был вором, просто был поэт,
Писал не то, за это был посажен.

Решетка и шершавая стена,
И клетчатый закат струился ало,
На у потом… потом была война,
И всех она, как будто уравняла.

И, вроде, те же судьбы и концы,
И ружья, и патроны, медальоны,
Но светлые другие все бойцы,
Но черные штрафные батальоны.

 Давили вороненые полки,
Штабы сметали, доты, полустанки,
И шли в бушлатах, хоть не моряки,
И стены пробивали, хоть не танки.

На Западе светила им заря,
И на Востоке солнца круг ложился,
И он там был, нес ярости заряд,
И с Васькой-вором сильно подружился.

Разведку боем батальон ведет,
Ударят наши, где увидят вспышку,
А кто вернется, если повезет,
Получит орден, ну а чаще – “вышку”.

И смерь к поэту подползает вблизь,
Разрыв – ложись скорей, конец недолог!
“Писатель! Эх, едрить! Посторонись!”
И Васька принял грудью тот осколок.

Василий умер, там ему светлей,
Известно: после гибели солдаты
Летят по небу в клиньях журавлей,
Где облака и зорьки, и закаты.

Но даже там равнять их не хотят,
Не жалуют любовью, довереньем,
Иные птицы белые летят,
А эти птицы – с черным опереньем.

Поэт еще живой, еще поэт,
Глядит на журавлей и плачет тише,
Сидит себе, сидит, да и – нет, нет, -
Возьмет перо и что-то быстро пишет.

Нетрезв тот старый, все же крепкий дед,
Хоть пьет, и снова водку в горло выльет,
Но знает: в клине есть один просвет,
Он – для него, для новых черных крыльев.

И вот пора настала умирать,
И с пополненьем стаи улетели,
И люди обнаружили тетрадь,
Хотели сжечь, но прежде поглядели.

Читали и смеялись мужики:
Эх, старый! Видно, выдумал по пьянке,
Что плыли в вечность, но не моряки,
И что ломали стены, хоть не танки.