Петух на протезах

Деду Бронникову при рождении дали имя по святцам, в честь святого мученика Калистрата. Но забайкальский народ, особенно такие забузовщики и заварганщики, которые живут в Борзе, все переделают на свой склад и лад. Вот и потеряли люди-чудаки целый слог «кал», остался только Истрат. Ну и что вы скажете: Истрат да Истрат — не хуже какого-нибудь Пилендея или Феострупа!
Дед Истрат Бронников проживает в своем частном доме при въезде в Борзю со стороны Александровского завода. Его старуха с нежным именем Ангелина — подстать своему старику: такая закудрявистая бабулька, что еще командарм Блюхер, приезжавший в Забайкалье воевать с японцами при Халхин-Голе, на балу для офицерских жен изрек: «Вы, Ангелина, как мина, не один кавалер подорвется!»
Действительно, Ангелина Бронникова всю жизнь раззадоривала Истрата на какое-нибудь закудрявистое дело. Кто первый в Борзе изготовил самодельный телефон от печной лежанки до бани? Кто вместо собаки установил в будке лающий магнитофон? Кто научил экспортную партию попугаев, поставляемых в Китай, вместо того чтобы кричать «Да здравствует Мао!» каркать «Привет, Линь Бяо!»?
Вот и в этот раз бабушка Ангелина, гостившая у внуков в Оловянной, услышала, что один тамошний житель продает петуха, который не кукарекает. Последние денежки потратила, но купила оригинальную птицу. Пусть Истрат не мается от безделья, а занимается с Петей музыкальным образованием!
В первый же день проживания у Бронниковых Петя показал, какой он петушатник: двор по кругу обошел, борова клюнул, своих куриц на поленницу загнал и такой осмотр устроил, что и соседские клухи переполошились. Конечно, было от чего: выглядел Петя роскошно — гребень, как маков цвет, крылья багряно-иззолоченные с бирюзовым отливом, в каждом хвостовом пере червонная заря играет! А уж побежит за курицей, так даже хмурый мэр Борзи восхитится: «Этот — догонит!»
И все же одно дело — поющий петух, совсем другое — немой. Чего-чего только не придумывал дел Истрат: водкой и касторкой из пипетки в клюв капал, аспириновым порошком кормил, в бане парил, голодом морил, ястребиным чучелом пугал, в горле курочьим пером щекотал — не поет, забияка.
Загоревал дел Истрат, хоть самому кукарекай. А что, подумал однажды, личный пример много значит в обучении. Принес Петю в дом, снял со стены портрет еще молодой Ангелины, поставил его перед печкой. Волосы на макушке натопорщил, брови пучком, усы торчком, руками, как крыльями, замахал, заголосил:
— Ку-ка-реку! Ку-ка-реку!
Петя от неожиданности навострился, на портрет Ангелины посмотрел.
А дед Истрат снова:
— Ку-ка-реку, ку-ка-реку! — да плечо Ангелины на портрете погладил.
И дрогнуло что-то в горле певуна, вырвалось:
— Ку! — хриплое, сдавленное, как стон.
— Ку-ка-реку! — взгорланил от радости дед Истрат.
— Ку! — подтянул Петя.
— Ку-ка-реку!
— Ку...
Еще немного, и обучился бы Петя, да принес леший не вовремя бабку Ангелину, ходившую в магазин. Посмотрела почтенная Ангелина Алексеевна на концерт перед своим портретом, завихорилась, как Бабулька-Ягулька, и пометелила позорщиков своей молодости: Петю — в окно вместе с форточкой, Истрата — в дверь вместе с осколками трехлитровой банки из-под молока.
Нервное потрясение во время творческо-музыкального урока дало неожиданный результат: вечером весь околоток услышал из курятника Бронниковых совсем уж неожиданное:
— Ре-ку-кака! — запел Петя наоборот. — Ре-ку-кака!
И пошла перебранка по всей Борзе:
— Ку-ка-реку! — утверждают местные топтуны.
— Ре-ку-кака! — не соглашается Петя.
Настоящий переполох учинился: петухи горлопанят, собаки лают, коровы мычат, электричество гаснет, местное радио передает прощальную музыку, милиция с мигалкой носится, а никто ничего понять не может. Даже пограничники из Забайкальска запрос прислали: что за диверсия в Борзе?
Первой не вытерпела бабка Ангелина. Пошла в курятник с топориком, хотела пригрозить Пете, да куда там — хитрый реку-какашник взлетел на крышу сарая, попробуй, достань его оттуда.
— Да чтоб тебя мотоцикл переехал! — брякнула в сердцах бабка Ангелина.
И то правда, говорят же в Красном Чикое: «Всем известно, как мы поем, да не все знают, как волком воем». Назавтра пьяный мотоциклист налетел на Петю и передавил колесами обе ноги. Охнул дел Истрат, подхватил бедную птицу, принес в дом. Забегала бабка Ангелина, достала ножницы, остригла перо на месте переломов, перебинтовала петушиные ноженьки… Уж как только ни выхаживали, чем только ни лечили Петю, но, видимо, не срастаются косточки у петухов, отпали голени до колен, как сухие веточки.
Кручина нашла на деда Истрата. Сидит на лавочке, глядит на своего любимца, переживает: певун в самом зрелом возрасте, красавец и молодец, и петь научился, а инвалидность все дело портит. Тут проходил мимо районный хирург. Дел Истрат хотел спросить, нельзя ли Пете чем-то помочь? Но тот торопился:
— В Читу еду, новая партия протезов пришла, — объяснил.
Протезы! Это слово ввинтилось в мозг дела Истрата. Вскочил с лавочки и на несколько дней залез в хозяйственный сарайчик. Пилил что-то, паял, клепал, сверлил. Наконец торжественно вынес на свет настоящие петушиные протезы — изящные латунные трубочки с когтями-опорами, с винтами крепления, с никелированными ободками. Тут же, в присутствии и при личной консультации бабки Ангелины, Петя был обут. Он некоторое время стоял, недоумевая: что за диво? Покивал головой, пошевелил перьями, шагнул и плюхнулся в пыль.
— Ничего, Петя, мужики пьяные тоже падают, но ведь встают, — не огорчился дел Истрат. — Давай снова.
Целую неделю шли тренировки. Истрат соорудил вокруг Пети проволочную поддержку и добился первых шагов. Постепенно птица приловчилась к равновесию, начались пробные забеги. На восемнадцатый день тренировок, звеня и сверкая латунно-никелированными ногами, Петя догнал первую курицу. А там дело пошло, правда, иногда бежит-бежит, винт на протезе расхлябается — бряк! — и авария. Лежит бегун, глазок на Истрата косит, мол, что ж ты, старый хрыч, слабое крепление сделал?
Слава о знаменитом петухе на протезах пошла по всей Борзе. Это, конечно, заело кое-кого. Выискался с другого конца Борзи некий любитель бойцовских петухов, дед Лунев. Приехал на своем «Запорожце» с компанией подвыпивших дружков.
— Тоже мне, броненосец объявился! — закричал. — Да мой Бардадым разнесет твоего колченогого по перышку! Давай бой устроим!
— Вот твоему Бардадыму! — показал кукиш дед Истрат. — Бой так бой! В следующее воскресенье и при людях-свидетелях.
Объективности ради надо сказать, что Луневский Бардадым был страшенным созданием природы: черный, как ночь, клюв совсем не петушиный, а коршунячий, ноги мощные, грудь — что панцирь королевской черепахи, буграми бугрится.
Не знаю, что бы делал дел Истрат без бабки Ангелины. Полпенсии израсходовала, но достала через китайских туристов три коробки с ампулами женьшеня. Петю, чтоб силы не расходовал, от куриного царства освободила и стала поить через три часа настойкой женьшеня с пантокрином.
В воскресенье сошлись противники на берегу Борзянки. Народу собралось человек сто, а может, и больше. Четыре кола в землю вбили, веревкой ринг обтянули, судью со свистком назначили. Бардадым был в черном углу, Петя — в красном.
— Давай! — свистнул судья.
Черный Бардадым, как японский ниндзя, подпрыгнул над рингом и сразу же долбанул Петю клювом в клюв — искры не полетели, но жженой костью пахнуло. Петя привспорхнул, затопотал протезами. Но Бардадым уже второй раз долбанул его по гребню, кровь пустил. И тут Петя, защищаясь левым крылом, размахнулся правой латунной ногой, ка-ак поддал снизу — кубарем полетел Бардадым. Петя, вспомнив мастерство аргентинских футболистов не спускать мяч с ноги, бренча и звеня протезами, догнал и — второго кубаря, и третьего! Дофутболил противника до края ринга и напоследок шандарахнул так, что Бардадым перелетел веревку и закатился под свой «Запорожец».
— Слава Пете! — дружно грянули болельщики, поздравляя деда Истрата с победой.
Петя, конечно, тоже приветствовал своего хозяина. Сверкая латунью и никелем, иззолоченной грудью и червонной радугой хвоста, он вышел на центр ринга и гаркнул:
— Ре-ку-кака! Ре-ку-кака! Ре-ку-кака!
Самое интересное в этой истории то, что она не завершилась. Каким образом — об этом никто не говорит, но слава о Пете дошла до Международной лиги бойцовских петухов, штаб-квартира которого находится в голландском городе Утрехте, что неподалеку от Амстердама. Исполнительный директор лиги прислал в Борзю приглашение участвовать в ХХV юбилейных боях.
«Господин Истрат Бронников, — написано в приглашении, — обязательно приезжайте на юбилейные бои с Вашим Пьетей. На юбилее соберутся серьезные специалисты куроводства со всего мира. Только необходимо сообщить название фирмы, которую Вы представляете…»
— Да-а, — сказал дед Истрат, — с фирмой-то и сложно.
— А чего сложного? Так и напиши: фирма «Истратпет», г. Борзя, Россия, — подсказала бабка Ангелина.
Сейчас фирма «Истратпет» собирается принять участие в престижном международном состязании. Одно заботит дела Истрата: все же надо показать Петю во всем блеске перед иностранцами. Может, расплавить золотое обручальное колечко да вызолотить протезы Пете? А то на латунных как-то несолидно, не по-борзински...