Будь здоров, кенгуру!

— А и добрый козак ты, Афанасий!
— Добрый и ты, Грицай!
Так оценили друг друга два мужика, два свата-родственника, сидевшие в обнимку за свадебным столом в центре просторной горницы.
— Гарно живешь, — добавил Грицай.
— Браво живу, паря, — согласился Афанасий Путинцев.
И действительно: дом-пятистенок Путинцевых срублен из прожаренной в смоле даурской лиственницы, ставни и наличники изукрашены резьбой с петухами и подсолнухами. Мало у кого в Акше хватило сил и на домовитость, и на красоту. Афанасий же два года с нанятым плотником каждую субботу-воскресенье резали, выпиливали и выжигали деревянное узорочье, карусель кружевную.
Сам Афанасий — мужик не гнутый грозой, налитый ядреным хмелем здоровья, наделенный от бога силушкой и голосом: захохочет — телевизор у соседей глохнет, крякнет на Ононе — таймени от испуга на отмель выбрасываются. В старину про таких в Акше говорили: семерные сани, шкворни кованые, столбчатая плеть.
Гарная жена и Галя Путинцева. Родом с Украины, брови — как сабли запорожских казаков, плечи — лебеди белые, грудь высокая, истомой не тронутая. Залетела в Сибирь — не померзла яблоневым цветом, а еще ярче разгорелись щеки, да стать выходилась полная, зрелая.
Дюжих ребят вырастили Путинцевы — пять плугов чубатых, пять лемехов плечистых! Глядел, бывало, на них Афанасий, думал: эти пойдут пахать — обильный урожай приспеет в Акше!
Так и сбылось: старший сын Николай неожиданно привел в дом невестку. Что тут делать, женить надо парня. На свадьбу всю родню пригласили Путинцевы. С далекой Полтавщины приехал Галин старший брат, дядя Грицай, хохол здоровенный, как сам Афанасий, только кулак покрупнее, пожалуй, такой, что нельзя властям показывать — хватит еще трясучка кого-нибудь из столоначальников.
Вот и сидят Афанасий с Грицаем за столом свадебным, новую родню и гостей заправили как следует, да и сами по доброй четверти горилки ухайдакали. Пляшет молодежь на веранде и во дворе, женщины, бабы и бабешки шепчутся о своем, блюда-тарелки меняют, ребятня глазастая бегает. Хорошая свадьба идет.
— А скажи-ка, Грицай, почему вас хохлами зовут? — спрашивает Афанасий. — Не в обиду тебе говорю, а ради интереса.
— У старых козаков оселедец на голове был такой...
— Селедка, что ли? — удивляется Афанасий.
— Та ни, оселедец — чупрына на башке, хохол, по-вашему, — пытается объяснить Грицай, но слабое знание русского языка мешает ему. — Козаки запорожские носили такой клок волос, хохол, по-вашему.
— А-а, — протягивает Афанасий, как ветер в печной трубе.
— А як вас клычуть? Як вас обзывают? — в свою очередь спрашивает Грицай. — Та и я не в обиду кажу тебе, а с интересом.
— Гураны! — гордо отвечает Афанасий.
— Ще це вона таке, гураны? — спрашивает Грицай.
— Ну… гуран — это самец косули, козел лесной.
— Козел! — хохочет Грицай. — Забудай тебя козел. Гарно клычутъ.
Тут к Афанасию с Грицаем подсаживается новый родственник, поджарый, но ухватистый на слово Данила Кухтерин. Он уловил конец разговора и удачно прицепился:
— Не-е, это не от козла пошло, это наши охотники шапки такие шили, арогды назывались: на макушке уши, как у гурана, для маскировки, чтоб скрадывать легче. А расейские, которые впервые попадали в Сибирь, из-за этих шапок и прозвали нас, старожилых сибиряков, гуранами. Но мы это с гордостью понимаем, да, Афанасий?
— Гуран — это, брат ты мой, во! — Афанасий показывает кулак, утверждая крепость и силу сибирскую.
— Давай по чарци за это, — предлагает Грицай.
— Давай, — соглашается Афанасий и наливает три стопки.
Они поднимают дружно, чокаются.
— Будь здоров, хохол, — ввертывает Данила.
— Хай живе… — Грицай мучительно вспоминает незнакомое прозвище... и неожиданно выпаливает: — Кенгуру!
— К-кто? — потемнел лицом Афанасий. — К-как ты нас назвал?
— Сам же казав: кенгуру, — уточнил Грицай с удовольствием,
— Мы!!! Кенгуру?! Эти пузатые чучела австралийские? Это, это... — задохнулся от обиды Афанасий, вздыбился над столом и ахнул со всей силушки Грицая.
Добрый казак был Грицай, полетел — восемь стульев сшиб, остановился только у крашеной перегородки. Тряхнул головой, вытрусил из очей красные искры, подошел к Афанасию и звезданул свата в лоб. Добрый казак был и Афанасий, полетел — девять стульев сгрудил в другую сторону.
— Гур-ран! — ревет Афанасий.
— Кенгур-ру! — обзывается по незнанию Грицай.
Ой и хорошо, что Путинцевы нарастили дюжих ребят. Сбежались молодцы, насели на батьку и Грицая впятером — сила силу ломит — остановили побоище.
Поник Афанасий, а Грицай, как Тарас Бульба, изронил со слезой на глазах:
— Ото добрячи хлопцы у тих кенгуранов наросли.
А тут и Данила спохватился, принес баян, развернул меха и затянул «Распрягайте, хлопцы, коней». Тут и гости подтянули, и могучая песня полилась над Акшой. И не стало ни хохлов, ни гуранов, одна согласная сила, широта, могущество повели свадьбу дальше по широкой реке народной жизни...