Ана Бландиана. Азбука

Я думаю, что было бы, если бы на исходе детства я открыла для себя не великую литературу, которая говорит о смерти со страхом и любовью, которая со знанием дела рассуждает о себе самой, а если бы я открыла счастье смотреть на стебелек травы, растущий из невидимого почти семечка, и волнение при попытке его описать? И вместо того, чтобы оплакивать смерть и ярость Ахилла, что было бы, если бы меня научили оплакивать и передавать муки живого журавля, а вместо бесконечных уроков игры на пианино обязали слушать и уважать сверчков?
Конечно, тогда все было бы иначе, существенным образом иначе, из меня вырос бы другой человек, видящий другой мир и по-другому его понимающий. Я поздно вышла из книжных страниц, уже после того, как сама стала книгой, но мне повезло, я имела мужество повернуть вспять с последней страницы и стать младенцем из сказки, который может сбросить себя прежнего, как одежду, и, чист и наг, надеть волшебное платье нового мирозданья. В этом мирозданье мне, робкой и неопытной, все внове, все приходится разгадывать самой: божью коровку за божьей коровкой, почку за почкой. Я учу запах бури и вкус росы, сроки созревания плодов и пути града, я учу законы луны, советы облаков, тайны подземных вод и огней в тумане. Продвигаюсь медленно, с натугой переходя из класса в класс замкнутой на себе школы природы, для выпускников которой смерть — это только плавное очередное превращение, — я учу единственную азбуку, из букв которой мне хочется составлять слова.
…Когда я думаю, как далеко могла бы уже пройти по тропам земных соков; когда я думаю, сколько истин пропадает ночь за ночью в песне сверчков, которую я до сих пор не могу разобрать... Кто — и из какого мира природы выходец — счел себя вправе наставлять меня, что войны важнее, чем времена года, и что гибель лиственного народа не такая уж трагедия по сравнению с человеческой слезой?

Перевод с румынского Анастасии Старостиной