Весенняя элегия

Детский ёжик травы на бугристом затылке пригорка.
Тополь, голый вчера, обзавёлся чуть видимой тенью.
Преумильный пейзаж! Только сердцу ни сладко, ни горько:
Не берёт его в плен красота молодого цветенья.

У него свой сезон – это поздняя зябкая осень.
Даль сквозяща, за ней – горизонта волнистая кромка…
Плач по давней весне жалок, глуп и для слуха несносен.
Просто время прикинуть, что класть на дорогу в котомку.

Что с собой прихвачу, в фигуральном, естественно, смысле?
Горстку милых имён? До чего ж, на поверку, их мало!
Сколько дружб, сколько встреч, – не припомнить их всех, не исчислить.
А всего два-три сердца тебя до конца понимало.

Сказанул! – "до конца". И на треть – настоящее диво,
Если даже ты настежь открыт и не носишь личины.
Слово – лживый посредник, одно лишь молчанье правдиво.
Оттого одиноки мы все с первых дней до кончины.

Но ведь всё же случалось – без цацек "высокого слога",
Сердце сердцем услышав, отдаться судьбы дуновенью
И, обнявшись в ночи, ощутить соприсутствие Бога,
Сфокусировать вечность в одном быстротечном мгновенье!

Говорю о любви. Ведь у страсти иные пределы:
Не дано ей ни высшего зренья, ни высшего слуха.
Упоительна страсть! Но она – лишь экспансия тела,
А любовь – это в каждом из двух удвоение духа…

А ещё унесу я с собой – не по собственной воле –
Жгучий стыд за вину, от которой и там не сокроюсь.
Перед кем виноват, тех уж нет, – значит, грех не замолишь.
И боюсь, что бессмертней души обожжённая совесть.

Вот, пожалуй, и всё… Перед тем, как захлопнется книга,
Пусть дохнут полнотой бытия эти два ощущенья:
Сладкий вкус благодарной слезы незабвенного мига,
Едкий вкус покаянной слезы без надежд на прощенье…