Кантата Фауст. Шестая часть

1
Дырявые паруса трескучей громады из досок, прогнивших от влаги. Я поднимаюсь, с шумом и грохотом, тяжелой поступью иду по твердому асфальту. Свернул за угол, бросил взгляд на потухший фонарь. В моих руках — свеча, освещающая путь. Небо прижимает меня к земле, ломит плечи. Роза расцвела. Продолжаю идти. В кустах звучит ниспадающая музыка, она зарождается в пустоте, плывет к пустоте. И шорохи. Впереди вижу дверь, деревянную, дымчатую, пасмурную дверь. Иду к ней. Роза расцвела. В моем кармане серебряная нить, достаю ее и наматываю на пальцы, завязываю конец в петлю и бросаю на ручку двери. Отвожу руку в сторону, и нить натягивается. Дышу на нее и люди, крошечные люди, созданные моим дыханием, ступают на нить, идут нестройным рядом, балансируют. Свеча светит. Они шатаются, боятся упасть. Мой благоговейный, туманный взгляд наблюдает за ними, пристально вгрызаясь в каждый шаг. Роза расцвела. Они добрались до ручки, взялись за нее маленькими ручками и повернули, падая с нити в пустоту. Дверь открылась. Я не вернусь.

2
Клементина пела с опущенными руками, белыми и прозрачными. Подол ее платья вился по деревянному полу, тек по нему сказочными ручьями, живыми в своем неспешном биении, словно замедленное дыхание, ждущее чего-то. Голос возвышался до потолка, колебал струны, скрытые во мне, дарованные мне при рождении. Хрустальные стекла окружали нас, их было много, они стояли повсюду, расставлены в идеально хаотичном порядке. Она пела, звук колебал бледные щеки. Темно-серая коса спускалась по спине, облаченной в белое платье. Каждая вещь обладает своей жизнью. Они замерли от пения. Каждая вещь.

3
Мои дети бьют по маленьким серебряным колокольчикам маленькими серебряными молоточками. Одетые в белые фартучки ангелы. Их русые головы неотрывно смотрят в мою сторону, рознясь с руками, которые живут сами по себе, извлекая звуки. Мелодия неба. Пристальные, неотрывные, пришитые ко мне взгляды и руки, существующие отдельно. Взгляды зажглись. Мои ангелы, я боюсь вас. Аритмичность ваших душ способна убить любого человека, дышащего в ритм. И вы бьете все быстрее, а взгляды такие же медленные, тягучие, от концов ресниц до босых пят. Мелодия черного. Гармония белого. Вы сочетаете это так умело и так безрассудно, беспечно. Ваша сила смущает меня. Как я, тряпочный человек, мог породить вас, обладающих карими глазами? Серебряные колокольчики извлекают крики из моего нутра, и я, развеваясь, падаю на колени перед вами. А ваши взгляды все так же прямы. Вы смотрите на картину, висящую позади меня. Я лишь преграждал путь вашим глазам. И картина распахнулась. Взгляды погасли. Все стало черным. Оборвалось, упало, разбилось. И я понял, что дальше ничего быть не может. Ничего не может быть дальше.