Свидригайлов

СВИДРИГАЙЛОВ

* * *
Может, все же ошибка? Обидней сто крат:
Мармеладову вышел не ад - мармелад,
Да подушечка-думочка, - вот и весь суд...
Свидригайлову рюмочку не поднесут.

Кто подсел на тоску, как подсел на иглу,
Тот - в дремучем чулане, в паучьем углу,
За холодною печью, с помойным ведром...
Усеченная вечность - похмельный синдром.

Чья головка там тыковкой, морда остра?
Снова ты, недотыкомка? Здравствуй, сестра!

Ноет тихонечко, тошно снуя...
Сонечка, Сонечка - дочь не твоя!
* * *
Сквозь паучью суету -
Паутинка реденька.
"Мы простимся на мосту..."
Где тогда мы встретимся?
Нынче - по земным делам –
Трезв до обалдения...
Навещают мой чулан
Трезвые видения:
Речка мутная... Шарман!
Мостик хлипкий... Квакают...
Все туман, туман, туман, -
Хоть бреши собакою!
Из тумана за рекой
Эхо - во все стороны:
"Со святыми упокой...»
Глядь: хоронят борова.
Хорошо над ним поют!
Дым кадил над площадью...
Нешто, борова в раю
Упокоишь, Господи?
Ты, конечно, милосерд:
Боров - не задрипанный.
Это я тут прочно сел –
И сижу, не рыпаюсь!
Гноем из прозрачных жил,
Зудом, язвой явленной
 (Он, как я, в России жил, -
Сей новопреставленный):
"Со святыми... Бу-бу-бу..." -
Мука неотвязная!
Боров хрюкает в гробу
Нечто несуразное.
Трезвый звон из головы, -
Хоть об пень березовый!
Может, к борову на "Вы"
Обратиться слезно мне?
Дескать, мы узнали Вас,
Что Вам беспокоиться?
Со святыми - в самый раз,
Стало быть, покоиться...
Боров был не прост - учен,
Ванна Вам с нирваною...
Экой чушью удручен,
Аркадий Иванович...
А видения - они
Мне давно привычные.
Все в тумане - ночи, дни...
Я здесь - за кавычками,
Весь - цитата. Жил - дурак,
Помер - пуще прежнего.
...Снова хрюкает, варнак!..
Русь ты моя грешная!

Что там на донышке? Хвост-чешуя…
Сонечка, Сонечка - дочь не твоя!

* * *
Не в падучей же биться... Никто ни при чем...
Коли ангел ютится за правым плечом,
То его за крыло от меня сволокли...
Эка сволочь! он честно летел до земли,
Подрядился меня охранять, наставлять...
Не в виссоны рядился - трудился на "ять"!
В синей робе, почти арестантской на вид,
Ангел скорчился мертвый... Он - мною убит!

И с тех пор - мутный вздор... Паука трезвый взор...
Шито-крыто... Корыто... А явный позор, -
Он для сонечек или для ангелов тех,
Что сгубили дебилы в процессе утех...

...Юбочка, полечка, шорох  белья...
Сонечка, Сонечка, дочь - не твоя! 

* * *
Трезвость... В порах - пары... За мирами - миры...
За туманом - туман и бессонница...
Палисадник... Жара... "Золотые шары"...
Лес березовый... Звон в череп ломится.

А в мирах, как в шарах, что горят в Рождество,
Все дробится, скользит, отражается.
Умирает мираж. Рассыпается в прах.
И туман в лоскуты разъезжается.

* * *
Мутной слизью река меж мирами бежит.
У стены - бесноватый, прикован, лежит.
В коме - днем, ночью - воет, на волчьих правах...
И поднос с головою в его головах.

На кровавую нитку прошитая власть...
Красной чертовой свиткой страна расползлась.
В той стране Свидригайлов когда-то грешил:
Свой лоскут окровавленный к свитке пришил.

Здравствуй, бессонница, правда-змея...
Сонечка, Сонечка, дочь - не моя...

* * *
Там, где вонючая речка стоит, -
Там все могилы одеты в гранит,
Внешне торжественны, вид их не ржав...
Все - за оградкою смирно лежат.
Воды той речки не ведают льда:
Студнем отравленным стынет вода.
А под стоячею - мутной и ржавой,
Что над обиженной стынет державой, -
Тоненько стонет живая струя...
Где же ты, Сонечка, дочь - не моя?

* * *
В сером чулане - паучий уют.
Где-то вдали - колокольцы поют.
Праздник... А к тем, кто лежит за оградкой, -
Сонечка нынче придет с мармеладкой...
В треснутом зеркале - давний позор.
Мелочный, мутный рассеется вздор...
Что нам страшнее: узреть нашу мерзость
Иль до скончанья ловить эту мелочь,
Сволочь и мразь, что укрылась в углах?
Где, недотыкомка, наша игла?
Что ты молчишь-то? Чего затаилась?
Давеча Марфа Петровна явилась.
Вздором привычным измучила здорово,
Но далеко ей, сердешной, до борова...

Боров, хоть с гонором, - все же, свинья!
Сонечка, Сонечка, дочь - не твоя...

* * *
Цыц, недотыкомка! Знаю, что поздно!
Яд во все поры проник…
Падали ангелы, падали звезды, -
Что нам с тобою до них?

Кто спасовал обратиться с мольбою, -
Намертво путь перекрыл…
Что нам с тобою? И кто мы с тобою?
Тень перепончатых крыл

Кружит на душами душных… Над теми,
Кто не прорвал плотность тел
И, не отбросив ни света, ни тени,
Юркнул в ближайшую щель.

Ты, недотыкомка, кто ты? Откуда?
След серой слизью истек…
Средь домовых затесался иуда,
Дом свой поджег и утек?

Ладно, садись… Или стой… Или падай.
Нечем тебя угощать.
Мало мне сволочи… Надо – не надо, -
Всякий идет навещать!

Толку с того, что на ключ запер двери…
Сволочь лазейку нашла…
Я вот тебе расскажу, не поверишь, -
Давеча… Из-за угла…

С визгом заливистым злобной кликуши
Шла неуклюже, с клюкой,
Шаркая, шамкая, шикая, -
Слушай, раньше не видел такой…

Знал беспросветной, бессовестной, алчной, -
Но бесноватой… Ан вот!
Глянь, недотыкомка, - тут она, с палкой…
Вот уж кому не везет! –

Бабка-процентщица… Шаг варикозный…
Душу и здесь продала?
… Падали ангелы, падали звезды, -
Были большие дела…

Что нам с тобой, с окаянной судьбою,
Память отравленных звезд,
В бездну отправленных? Ждет нас с тобою
Наш исчезающий мост.

* * *
Сволочь, прочь!... Мне открылось... Забыть не могу...
Сам я - здесь, с грязным рылом, а на берегу,
За мостом, с того края, где мне - лишь туман, -
От любви умирая О Н И рвутся к нам, -
Те, что плачут - не ропщут. И - кротки глаза...
Те, кто падая в пропасть, - летят в небеса,
Ожидают пророков - без вздора и сцен,
Кто безропотно, робко "попал под процент", -
Те, кто... В горле теснится... Строкою - тоска...
Может, перекреститься на крест паука?
Нет другого в чулане... Паук на стене
Вечно сеть свою ладит, - с крестом на спине...
* * *
Постою на краю... На краюху свою
Подберу с полустертой плиты мармелад...
Виноват ли, что в вечном заречном раю
Вечной Сонечке снится заплечный мой ад?

И босою – сквозь мглу, не боясь на иглу
Напороться спросонок, - ребенок! – она,
Задыхаясь от слез, отмахнувшись от роз,
На мерцающий мост вдруг вбегает… Одна.

* * *
Трижды петух прокричит над проклятой могилою…
Нынче хоронят в гробах золотых и с «мобилами».
И – никого, за оградкой, украдкой… Мерзавцы отпетые
В землю ложатся державно, попами отпетые…

Рэп надо мной, неотпетым, прочтите тихонечко,
Все вы – красавцы, таланты, поэты… Да где же ты, Сонечка?


* * *
К нищему в дом объедалой впереться в честь праздника –
Или на ключ запереться бездарно - от праведных?

Мост подо мной, невесомым,  скрипит, не кончается…
А над страной мгла завесы бесовской качается…
Бродят внизу, под мостом, все с поджатым хвостом,
Толпы призраков с «кейсами»…  Призрачна, приторна,
Богом отринута   власть садуккейская…

Власть совершается – власть завершается ложная…
Вздыблена шерсть под ладонью шершавою, Божьею…
Слышишь, рычит верный пес над покинутым лежбищем?
Трижды петух пропоет, - и вперед, песий род,   
Да по  свежему следу медвежьему…


* * *
Виновата ль она, что едва мне видна,
За мирами тоски – звездопадами?
Виноват ли, ответь,  - зверь косматый медведь,
Что взалкал и малины, и падали?

Ржавый ключ в кулаке… Сколько можно в тоске
Тыкать кукиши аду ли, небу ли…
Скрипнет ржавая дверь… Ни дитя и ни зверь
Отродясь виноватыми не были…

* * *
В спячку залег , как порядочный, - в снах волю дал мечтам, -
Бурый медведь… Знать бы впредь… Да чего уж там!
Может, кого не того заломал по-звериному…
Спячку медвежью, чтоб спать безмятежно, - отринули.
Снился малинник, - но длинным до рвоты был сон земной…
И - бутулином и глиной из глотки - блевотина… Боже мой!

Жалит крапива, - стерпеть мне не вмочь, - вкруг малинника...
Сонечка, Сонечка, чья же ты дочь?
-Магдалинина....

Весь в волдырях, как в репьях, в лихрадке-крапивнице, -
Порченым зверем бреду к тебе, Сонечка, - примешь ли?
Страшно идти к убиенным, хоть мы - бесконвойные...
Думал: не обыкновенный, а вышло - по-твоему.

Мяса не евшая в среду, пропахшая ладаном,
Будешь посредницей, Сонечка, дочь Мармеладова?

Помнишь: молилась ты всё за дверями церковными...
Я - за оградкой лежу, в лихорадке, в оскомине...
Впрямь, не герой... Не хватает порой вздорной резвости...
Знать, обожравшись, подавишься правдой по трезвости.

Сдуру покинув берлогу, подмочен нечаянно,
Вышел шатун на дорогу - и сразу отчаялся.
Злоба в груди... Не молчу... Зарычу, - мол, я - горд! В ответ:
"В голый малинник иди - не хочу. Только ягод нет".
Все впереди... Вся зима. Вся беда. Не отвертишься.
Будь же что будет... Иначе вовек нам не встретиться!

Мяса не евшая в среду - а, кстати, и в прочи дни, -
Будь же посредницей мне - или прочь гони!

Злым шатуном - да в малинник... Дорогой недлинною
Шел к тебе, Сонечка... Чья же ты дочь?
- Магдалинина…
* * *
Воблины дни ни добры и ни злы:
Вечность на кончике острой иглы...
Будь я шатун или пес, или вобла безмозглая, -
Все же, туман – это мерзкая сырость промозглая.

… Был же когда-то на свете и я…
Сонечка, Сонечка… Дочь – не моя!

* * *
Что-то там, меж мирами, мерцает вдали...
Над гранитом куранты секунды сожгли...
На паучьих, отвыкших от жизни ногах,
Шаг свой призрачный сделать... Тоскливый угар,
Что удавом клубится, - отбросить, как плеть...
За разбитым зеркальным стеклом разглядеть
Образ трусости грешной и боли тупой,
От которой однажды удрал "на покой" –
За оградку... Украдкой... А думал - герой!
Грохнуть дверью погромче - за мной, мол, закрой,
Коль пружина отдачей пахнет у лица...
С кандебобером сдохнуть - мечта подлеца.
Можно ползать в тумане и рыскать, и плыть…
А всего-то хотелось услышанным быть…

 * * *
Заморский один сектант, - как будто он – секундант,
Отсчитывал счет светил, - то блеял, а то басил,
То взвизгивал, то – трещал, - и всё – цифирью стращал:
Пробьет, мол, однажды час, - не все спасутся из вас, -
Из нас-то, - понятно, - все: предстанем – во всей красе, -
А вас – завидки возьмут! Нам – пряник, а вам всем – кнут!
А хуже всего – тому, -  в Ерёму его и в Фому, -
Кто в метрику выписан был шестьсот шестьдесят шестым!
На нём – померкнет Восход,  окончится счет светил…
Каких дураков, Господь, ты только не наплодил!

* * *

Нас, просмоленных, в котлах кипяченых,
Анафеме предали,
И отлученные, и облученные, - трезвые!
Воем – облезлые, вдрызг – бесполезные,
Псы обреченные, -
Гицель с веревкою, где тебя носит?
Мы – не «ученые»…
В цирках таблички с цифирью таскать не приучены.
Сетью паучьею скручены… Тоже – прискучит ведь!
В огненных  брызгах расплавленной лавы моченые,
Мечены, сечены… Так и не встречены.
В общем, - никчёмные.

* * *

Под скрежет дверных петель
Обрушится и пронзит
Метель, господа, метель!
Кружит, господа, грозит!

Урчит небытийный зверь,
Плодит саранчу, плодит…
Метель, господа, метель, -
Жужжит, господа,  гудит!

Мне любо глядеть сейчас,
Как, лапками всласть суча,
Вползает в метельный пляс
Мордатая саранча;

Как, в вихре игривых грив,
На Вологду и Марсель,
На Лондон и Кологрив
Летит, господа, метель!

Начать перекличку, строй!
Звенит, слепит чешуя…
- Шестьсот шестьдесят шестой!
В едином порыве:
Я!!!

Решиться? Огонь потух…
Успеть сосчитать до трех.
Сейчас запоет петух,
Раздастся собачий брех;

Отечества смрадный дым
Наполнит полую грудь…
Шестьсот шестьдесят седьмым
На мостик к тебе шагнуть…

Сгоревшую в дым гортань
Гармошкой судорог сжать.
На ворот нависшую брань,
Всю дрянь - с себя обобрать.

Хлебнуть – похмелиться вдруг
Рассольчиком бытия…
Разорван паучий круг.
Я – муха, да – не твоя!

Вряд ли, конечно, явленьем своим я обрадую…
Примешь ли,  Сонечка, Сонечка, дочь Мармеладова?