Холод у холода не отнять

Как ни крути, мир бренный красен,
но не прекрасен никогда вполне,-
сонм опасений не напрасен, увы, не только на войне,
и спасенный мир опасен, а, может, даже и вдвойне.
Пусть красота простоты непреложна,-
понять непросто, что она не ложна.

Где ж, как ни на должности заложника,-
и держать природе здесь художника?
Выжелтело божественно кроны,
красавиц березок за окном,-
что ж, на смену временам зеленым,
желтые, проникают к нам в дом.

За окном желтизна, желтизна,
желтым светофорным огнем,-
и нам не до сна, не до сна, в жалком жилище своем!
Лишь, как пока непроговорённая,
чья-то молчаливая мечта,-
среди жёлтых веточка зелёная, как-то невзначай чиста.

Цветут цветы, уже, что стих,
снуют листы, ложась меж них,-
две красоты, последний штрих.
Страстью чьих-то вещих снов,
мир на тихую вечность основ,-
так листвой осыпается слов.

Как тепло постепенно листами стекает,-
страсти стихия, стихами стихает.
В светлом воздухе медленно тая,
среди грустных дерев и кустов,-
вдруг о мае напомнит мне стая,
желтым жестом спорхнувших листов.

Истин истертых истерики, пылких печалей пыль,-
веяньем времени, в скверике,-
в пепел, великолепий пыл.
Светотеней смятенье, содроганье преград,-
за упокой ли, во спасенье, коль других нет наград,
мир в дурмане осеннем, пьет отраву отрад.

Так лакомств мельчает власть,
пред лицом навлеченной беды,-
так меркнут, чтоб окончательно пасть,
пред ней и трудов плоды,-
возносит незаметно нас страсть,
вдруг сбросить, чтоб со звезды.

Как судьбы неизбывней, нет цинизма наивней!
Когда надменной медью, глядится в гладь воды закат;
когда надменной медью, листы загадочно летят;
когда надменной медью, задумчивый одарит взгляд;
когда надменной медью, оденется певца наряд,-
тогда ломать комедью, удастся далее, навряд!

Без остатка пусть в природе растворенный,-
красота, предмет ведь одухотворенный.
Холод у холода не отнять,
он всё равно возродится опять,-
в этом мире бренном, как назло,
можно отнять навсегда лишь тепло.