Терцины. Завоеватель и Мастер

 ЗАВОЕВАТЕЛЬ  И  МАСТЕР

        *терцины*

 
 Лишь мастерству
 Провозглашаю славу
 И поклоняюсь только мастерству,
 Владеющему истиной по праву.

 Любезное природе по родству,
 По красоте и силе устремлений,
 Оно не изменяло естеству.

 Хвала тебе, тот безымянный гений,
 Сказавший миру первые слова
 Для первых чувств Любви и вдохновений.

 Для первых злаков, что дала трава,
 Для плоти их, почти что неразварной,
 Ты первые придумал жернова.

 В той сумрачной поре первоначальной
 Для глины, взятой с илистого дна,
 Ты изощрился сделать круг гончарный.

 И в лебедином горле кувшина
 Заголготали поклики и клики
 Тогда ещё безгрешного вина.

 С ликующей душою ты, великий,
 Умом для мудромыслия воскрес,
 Листнув ещё страницу вечной книги.

 Тебе открылся новый мир чудес,
 Когда ты поднял на пустынном поле
 Кусок железа, брошенный с небес.

 Ты стал ковать мои земные боли
 И заострять страдание моё
 Уже тогда, хотя и поневоле.

 Ты отковал то самое копьё,
 Днесь ставшее ракетою крылатой,
 Как нам теперь остановить её?..

 И виноватых нет, хоть есть утраты,
 А виноват ли я, не живший всласть,
 За всё плативший горестною платой?

 А ты?.. Ты, напрягая ум и страсть,
 Науки породил в потёмках века,
 Но дал и разрушительную власть.

 Та власть, пробившись слабеньким побегом,
 Потом веками на крови росла,
 Чтоб человек взошёл над человеком.

 Та власть свои корысти вознесла,
 И стало ремесло твоё, кователь,
 Позорною прислужницею зла.

 Как первого оружия создатель,
 Ты, хитроумный мастер, виноват,
 Что вслед тебе пришёл завоеватель.

 Пришёл. Облёкся в царственный наряд,
 И вождь, и благодетель, и спаситель,
 Раздатчик наказаний и наград.

 А коли так, божественный Пракситель
 С небесною архитектурой лба
 Уже не чудотворец, а проситель.

 О, мастера печальная судьба,
 Когда он среди многих унижений
 Становится униженней раба,

 Когда вся красота его творений
 Дойдёт, низринутая с высоты,
 Обломками для поздних поколений.

 И как всегда, из праха красоты
 В окраске привлекательной и броской
 Восходят ядовитые цветы.

 Так в отблеске искусств, цветущий плотски,
 В сиянье шлема и дамасских лат
 На сцену мира вышел Македонский.

 Гордец, честолюбивый психопат,
 Проживший по тщеславному девизу:
 Для славы не жалеть чужих утрат,

 Друзей своих губивший по капризу,
 Индийские сжигавший города
 Для фона заполночному стриптизу.

 В нём не было ни чести, ни стыда,
 Но вот что странно, если строже вникнем
 В несправедливость позднего суда.

 Уж не за то ль, что был во гневе диким
 И безрассудным, этот сумасброд
 Молвою рабской наречён великим?

 Придумали, что он любил народ,
 Дань отдавал и мастерку и плугу,
 Не знал предела для своих щедрот,

 И даже Аристотеля в заслугу
 Ему поставят, как ученику,
 Любившему искусства и науку.

 Лишь к Диогену нежность сберегу
 За попросту отвергнутое счастье,
 Предложенное щедро бедняку:

 “Проси, получишь всё, что в царской власти!”
 Да славится мудрейший из людей,
 Ответивший владыке: “Свет не засти”.

 Черным-черно предательство царей,
 Но из предательств подлых и подлейших
 Предатель революции подлей.

 Не жаль мне честолюбием болевших,
 Людей толкнувших в нестерпимый ад,
 Огонь раздувших и в огне сгоревших.

 Наполеон откроет этот ряд,
 Что обагрил себя из-за короны
 Всей двусторонней кровью баррикад.

 Потом он будет сочинять законы
 Холодным стилем шпаги и пера,
 Раздаривать пустующие троны.

 Всё та же золотая мишура
 Смутила вас, искусные в работе,
 Художники, поэты-мастера.

 Не кто-нибудь, а седовласый Гёте,
 Мудрейший муж, сказать ему в укор,
 Стоял пред ним по собственной охоте.

 Обманчив был удачливый позёр,
 Ещё не битый палкою славянской
 За честь России и её разор.

 Лишь мать творца империи гигантской
 Всходила в златолепные дворцы
 В своей простой одежде корсиканской,

 Смотрела, как деляги и дельцы
 Выслуживались службою в бесчестье,
 И стягивала на груди концы

 Своей домашней шали козьей шерсти.
 К ней липла лесть, но, надо ей воздать,
 Летиция не поддавалась лести.

 Умевшая в семье повелевать,
 Суровая, она при всех соблазнах
 Не изменяла званью — просто Мать.

 О, сколько было их, дурных и разных,
 Сжигавших и топивших мир в крови,
 Порождено утробой жён прекрасных!

 Все гитлеры с девизом “жги и рви”
 Рождались и рождаются на свете,
 Зачатыми не по людской любви...

 Они чисты, пока всего лишь дети,
 Но в жизни, где порокам нет числа,
 В них пробуждаются пороки эти.

 Рождённые в любви не знают зла,
 И потому даются им не в сраме
 Дары искусств и тайны ремесла.

 За то и нарекли их мастерами,
 Творящими и крылья, и полёт
 По трассам с неизвестными мирами.

 Но почему в скрижалях жив и тот,
 Кто души растлевал и портил нравы,
 Кровь проливал, ужесточая гнёт.

 До сей поры историки неправы,
 Хваля их, околесицу несут
 И отравляют ядом ложной славы.

 Будь справедлив,
 Наш запоздалый суд!


 ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
 1983

 Ножки у рабочего стола
 Поэта Василия Фёдорова
 были поправлены
 в 2010... 2011 годах...