Дездемона Наивная

Простыня.
Она просыпается от запаха ароматного кофе… лениво потягивается и пытается развернуться, вечно спутанные махровые простыни. Каким образом он ее терпит все эти годы, для нее остается загадка. Каждую ночь она оборачивается как в кокон в две махровые простыни, а он мерзнет. Раньше была одна простыня, большая двуспальная, и поутру обнаруживая его замерзшего и прильнувшего к ней всем телом, она сжалилась и купила вторую, односпальную для него. Но ситуация ничуть не изменилась. Теперь она умудряется укутаться в них обе, и он продолжает мерзнуть. Выпутавшись из простыней она, полусонная ползет в ванную, умывается и чистит зубы, потом добирается до кухни.

Кухня.
На столе ее ждет очаровательная овсянка и чай… напротив сидит он улыбается и жует свой бутерброд, запивая кофе.
Она елозит ложкой по тарелки и кривиться.
- А что фрукты закончились? А изюм?
- Ешь так, так полезнее.
Она вздыхает и тянется за медом… поднимает крышечку своего заветного горшочка с медом и  обнаруживает пустоту.
- А что с медом?
- вчера приходил Борис.
- у. Борис. И что съел весь мой мед?
Он снова улыбается ей, но на этот раз виновато.
- Сахар закончился, пришлось Бориса поить чаем с медом.
Она впихивает в себя пол тарелки овсянки, вздыхая, запивает чаем, вопрошая:
- что Лиза еще спит? Ты отведешь ее в садик?
Он снова улыбается, кивает и протягивает ей бутерброды, аккуратно завернутые в фольгу и мисочку упакованные в пакетик.
- Твой, обед. Не переживай ты так! Подумаешь, отчетно-выборное собрание. Ну не выберут Вас с  Ариной Ивановной на второй срок, велика потеря. Больше будешь проводить с нами дома. Может и на второго решимся. А? – он подмигивает. Встает из-за стола и забирает ее тарелку с чашкой – несет посуду в мойку.
Она, наблюдая за ним, говорит с грустью в голосе:
- какой ты у меня…
Он оборачивается удивленный и растерянный.





Коридор.

Он подает ей пальто, аккуратно помогает одеть, поворачивает ее к себе и как маленькую застегивает пуговки. Хочет поцеловать, но не смеет. Помада, он помнит, что она терпеть не может целоваться с помадой.
Она смотрит на него пристально и печально. Поднимает руку и неожиданно гладит его по волосам, потом нежно проводит по щеке и говорит дрогнувшим голосом.
- Уже.

Он не понимает этой фразы и растерянно переспрашивает:
- что уже?
Она смущается и притягивает его к себе, неожиданно целует в губу и потом, дыша ему прямо в ухо сообщает:
- Мы ждем второго.

Он смутно начинает понимать… мозг его отказывается верить… он озабоченно и как-то не по-мужски вдавливает голову в плечи и переспрашивает, как буд-то не понял смысл сказанного:
- Ты уверена? Ты беременна? Ты на каком месяце???
Пристально смотрит ей в глаза. Почему они грустные? Как буд-то она знает что-то такое, чего не знает он.
Она улыбается,  своей улыбкой и немного печальной улыбкой.
- Уже пять недель.
Он от удивления теряется и не находит что ей сказать.
Она снова целует его. Разворачивается и уходит, уже в дверях не оборачиваясь говоря – я позвоню, когда все разрешится.
Он не может понять, что у нее разрешится … а потом вспоминает о ее отчетно-выборном.



По дороге в детский сад.
- Лизавета, ты где?
Доча выпрыгивает из-за кустов с возгласом:
- Ку-ку! Это я!
Он машинально отвечает ей:
- УРА! И всплескивает руками. Она озорно смеется и просит:
- Папочка, давай споем!
Ей почти шесть, но она продолжает это вытворять с ним каждое утро и он с радостью  играть во все ее игры…
Они начинают петь давно забытую всеми старую детскую песенку «Крылатые качели», а потом переходят на более серьезный репертуарчик из группы его друзей, где он время от времени солирует.
Так весело и шумно они доходят до детского садика.
Отчетно-выборное.
Ее тошнит. Голова кружиться, она хватает за руку Арину Ивановну и говорит ей:
- Аришка, голубушка, и зачем нам это все надо? Хотя бы нас не выбрали на второй срок. Голубушка. Мой меня совсем не видит дома… только по ночам, когда я уставшая даже не могу его приласкать и приголубить, а просто кутаюсь в свою простыню и тут же засыпаю. А Лиза, я разучилась заплетать косы! Милая, Аришка, давай возьмем самоотвод? А?
- Нет. Строго и решительно заявляет Арина Ивановна, - ты видела список кандидатур на наше место. Ты что хочешь, чтобы наш  пятилетний труд был стерт и все было напрасно? – Нет. Возьми себя в руки. Тебе сегодня собрание вести, через полчаса жду тебя в зале и без опозданий.
Арина Ивановна разворачивается и уходит.
Ее глаза наполняются слезами. Тошнота уже превращается в навязчивую идею сблевать и… к ролу подкатывает и нахлынывает… она почти ничего не видя подрывается с места и несется из своего кабинета в уборную… рвет. Прополоскав рот, хочет умыться и понимает, что нельзя. Смоет макияж, и даже не смоет, а развезет по всему лицу и будет страшнее атомной войны… а надо быть в форме. Надо быть в форме. Она смотрит на себя в зеркало… плещет на зеркало водой, как буд-то мама умылась и идет обратно в кабинет. Сердце переполняется отчаяния.
Она достает помаду из ящика стола. Красит губы, репетирует улыбку. Перечитывает еще раз план собрание. Раздается звонок внутреннего телефона:
-  Зайдите.
Вздохнув и подумав про себя, ну что ему еще от меня надо она входит в кабинет начальника.
- Говорят вы решили взять самоотвод. Не вздумайте. У нас на вас планы. Через год Вы будете поступать на заочное отделение… через пять в перспективе, Вы должны занять это кресло… придется много потрудиться, так что никаких самоотводов. Вам все ясно?
Она тупо кивает головой.
- Идите.
Выйдя из кабинета, смотрит на часы и захватив все необходимые бумаги важно несет себя в зал заседаний.
Все проходит успешно для руководство и провально для Нее.
ЕЕ мечты быть более свободной и посвящать себя  любимым людям рушатся. Карьера берет ее в новые тиски.
Выйдя на свежий воздух из душного зала она набирает номер любимого и услышав его голос чуть ли не плача в трубку сообщает:
- Второй срок. Вот такие вот новости, родненький. Буду поздно. Банкет. Постараюсь сбежать, но не уверена, что мне это удастся. Ужинайте без меня.
Он мужественно все выслушивает и молчит в трубку. Ни единого слова не проронив отключается.
Она вздыхает и отворачивается от людей, выходящих из зала, старается скрыть свои слезы.

Вечерний город.
Уставшая она идет по сумеречному городу и ловит себя на мысли, что идет совершенно не туда. Вместо того чтобы идти домой, она идет в сторону моря.
- Чтож, - говорит она сама себе – море, значит море. И продолжает путь.
Море встречает ее соленым ветром и небольшим штормом. Она идет на пирс и стоит на кромке вдыхая свежесть морских волн и всматриваясь в чернеющий горизонт.
Вспоминает слова врача:
- Вам нельзя рожать второго. Организм может не справиться с такой нагрузкой. Вы понимаете, что рискуете своей жизнью?
Она все прекрасно понимает… да, понимает… но он ждет второго ребенка. Очень ждет, мечтает. Как она может ему отказать в исполнении его мечты? Как?
Она решает рожать. Находит другого врача, того кто прописывает ей все до мелочей – поддерживает безвредные витамины, составляет личную диету и она приступает к процессу выполнения всех предписаний со всей серьезностью. Единственное, что ей никак не удается, это не расстраиваться. Пять недель. Три из которых она живет уже в этом жутком сне… где все по минутам – прием пилюль на работе – чтобы дома ни одной таблетки, чтобы любимый ни о чем не догадался… да и таблетки ли это? Так – пищевые добавки наивысшего уровня… травяные сборы… иммуномоделирующие и поддерживающие… холодильник на работе забит соками, творогом, молоком, овощами и фруктами. Заместитель начальника ее союзница, пока все в тайне, но кое-кто уже начинает догадываться и придется скоро раскрыть карты и на работе.
Очередная волна усилившегося шторма внезапно обдает ее множеством брызг и она чувствует как по лицу ее стекает море и понимает, что промокла. Разворачивается и идет домой.

Дверь.
Возясь у замочной скважины, она никак не может понять, почему ключ не подходит к замку??? Что случилось. Она внимательно смотрит на дверь. Дверь как буд-то ее. Ее дом, но открыть ее она не может. В недоумении она жмет плечами и не знает что делать, звонить… поздно… Лиза проснется… она набирает по мобильному его номер… в ответ – абонент вне зоны сети или отключен… Она удивляется. Что случилось? Постояв под дверью и уже решив нажать на кнопку звонка, вдруг вспоминает о своей собственной квартире в трех кварталах от сюда. Ключи. Где ж они? Она заглядывает в сумочку. Долго там копошится и находит ключи от другой своей квартиры. Разворачивается и уходит.
Утро.
Утро начинается с того что очень сильно болит голова. Она с трудом открывает глаза и не может понять, где она находится?
Постепенно проснувшись, узнает свою старенькую квартиру и то, как вчера вечером пришла сюда.
Встает, ежится от холода. Ищет в шкафу теплый халат – не находит. Кутается в одеяло и идет на кухню. Да… ничего не изменилось… только все покрыто слоем пыли… давно она сюда не заглядывала… хм, даже чаю не хочется. Она возвращается в комнату, обсматривает свою вчерашнюю одежду. Пальто и туфли не высохли. Одевать их нельзя. Опять погружается в шкаф, ища им замену. Находит, допотопную модель каких-то полусапожек и старый длинный, но вполне приличный и теплый пиджак - френч. Пойдет.   Мало-мальски приведя себя в порядок, она идет на работу.

Работа.
Суета-сует. Весь день какая-то суета. Разговоры, люди, встречи, решение различных вопросов… документы… подписи, печати… подшивки… жалобы, требования… люди… в промежутках она усиленно пытается дозвониться – ни один из номеров не отвечает. Она не понимает, что происходит? Муж. Дочь. Что с ними? Телефоны предательски молчат.
Она никак не может дождаться окончания рабочего дня. Спешит домой. Опять возиться у замка. Определенно кто-то сменил замок. В чем дело? Она, недоумевая, решается и звонит в дверной звонок. Настойчиво и нервно.
Тишина.
Она прикладывает ухо к двери. Внимательно слушает. Тишина. Ни шороха, ни звука.
Она звонит соседу. Старичок 70 лет открывает ей дверь и удивленно смотрит на нее, как на незнакомку.
- Я ваша соседка, жена Николая. Вы  видели его сегодня? А вчера?
- Я стар и никуда не хожу. Не видел. – Ворчит старик. _ НО вчера слышал какой-то шум и крики в его квартире. Дверь захлопывается, тем самым старик дает понять, что разговор закончен.
Она снова настырно звонит в свою дверь.
Тишина.
Она смотрит на часы. Уже  должны быть дома. Так, где же они и почему замок сменили?
Она спускается по лестнице – за восемь лет совместной жизни, она так и не смогла побороть страх клаустрофобии и продолжает ходить по лестнице на 4 этаж.
У подъезда пустующая лавочка как буд-то приглашает ее сесть и подождать. Она присаживается и терпеливо ждет. Проходит час, два, три… под конец четвертого часа ее терпеливого ожидания она видит свою награду… по аллеи несется ее Лиза и кричит ей весело и задорно
- Мама! Мамочка! Ты! Ку-ку!
Она подбегает и обнимает. Прижимается и смеется.
- Я соскучилась.
Она опускается на колени и, обняв дочь, вдыхает запах ее детского шампуня исходящего из растрепанных волос и отвечает тихо еле слышно:
- я тоже, родная.
Подняв глаза, она встречается взором с Ним, и не узнает его. Как буд-то перед ней стоит совершенно чужой, другой, иной человек. Холодные льдинки яростно впиваются в нее. Этот взгляд. Таким она его еще никогда не видела. Он дает ребенку ключ и говорит – поднимайся по лестнице сама, я сейчас приду. Жди.
Лиза послушно хватает ключи и деловито как буд-то совсем взрослая спешит в подъезд исполнить поручение отца.

- Ни… ее сердце учащенно бьется, предчувствую что-то неладное… дыхание прерывает голос.
- Шлюха. Внезапно как гром среди ясного неба слышит она его вырвавшуюся ярость. – Пошла вон от сюда. Ты мне больше не жена и дочери у тебя больше нет. Никогда, слышишь! Никогда не смей подходить к ребенку. Вали от сюда и забудь дорогу к нашему дому.
Она растерянная смотрит на него и перестает его видеть… слезы застилают ее глаза… как буд-то со стороны она видит себя рыдающаю и падающую перед ним на колени:
- Прости, прости меня. Я не хотела, чтобы меня избирали… я… она рыдает …
В ответ ледяным голосом он произносит:
- мне плевать на твои выборы, но чужого ребенка я не собираюсь воспитывать… от кого понесла к тому и иди. Пошла прочь и он грубо толкает ее… она падает… и ее накрывает тьма.

Больница.
Открыв глаза она тут же их зажмуривает. Свет. Очень яркий, режущи до боли. Боль. Боль во всем теле, в каждом ее члене отголоском отдается в ее воспаленном мозгу.
- где я? Еле слышно она задает вопрос и даже не знает услышит ли ответ.
- Очнулась. Вот и славно. Скоро придет доктор. Слышит она чей-то очень теплый, как буд-то родной голос. Ей хочется видеть, кто с ней заговорил она пытается открыть глаза и не может. Больно. Постепенно сквозь малюсенькую щелочку она начинает различать контуры предметов и видит чью-то шупленькую фигурку… медленно медленно она увеличивает щелочку, в которую рассматривает окружающий ее мир… и теперь уже видит и понимает, что она в больнице, а рядом как-то совершенно не знакомая старушка.
- Вы кто? С трудом произносит Она.
Старушка тепло улыбается.
- Милая, я тут работаю. А вот и врач, Александр Федорович.
- Пришла в себя, уже никто и не надеялся, кроме Вас, Алевтина Ивановна. Вы творите чудеса с нашими пациентами.
- Ну как вы себя чувствуете?
- Все болит…
- Да. Еще бы чуть-чуть … спите, Вам надо поспать. Поговорим завтра.

Завтра.
Александр Федорович говорит тихо, вроде бы хочет говорить теплее, но, то, что он говорит холодно и обжигает льдом душу.
- Вас нашли на улице. Кто-то из жильцов дома вызвал скорую. Документов при Вас не оказалось. Ребенка Вы потеряли. Больше детей у Вас не будет.  Мы установили Вашу личность совершенно случайно. Доктор, который вел Вашу сложную беременность, опознала Вас на обходе. Муж Ваш отказывается от Вас. Родных, как выяснилось у Вас нет. К Вам ходила сослуживица с работы, она все и оплатила. Впервые вижу, чтобы сердце мужчины так ожесточилось от какого-то наговора. Ему, видите ли, сказали, что ребенок не от него. Бред. Я сам лично ездил к Вам на работу – у Вас не было никаких романов… вы верная и честная женщина… даже не знаю, как можно вот так враз поверить оговору. Вам лучше с ним не встречаться, потому что он грозился Вас убить и, судя по ярости в его глазах, он не сколько не шутил.