Коктебельский дневник 1991 май-июнь

© Copyright Слободкина Ольга (slowboat@mail.ru)


      Часть Первая
      
      
      
      
      
      
      
      Маяться мятому городу небылью -
      Скрылися башен черты.
      В мае меня никогда еще не было
      Возле морской полноты.
      
      И выпрямляется мир перекошенный -
      Вечно-знакомая новь.
      И бесконечною жатвой не скошенной
      Сердце колышет Любовь.
      
      
      
      
      9 мая 1991
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      "И осуждающие взоры
      Спокойных загорелых баб".
      
      Анна Ахматова
      
      
      
      Бесконечные тени ложатся на сонные травы
      И хребет Кара-Дага шершавится бычьим крестцом.
      До свидания, День! Бесподобные скальные главы
      Так покорно померкнут пред млечным небесным лицом.
      
      
      
      Я спускаюсь в долину аллеей цветущей сирени.
      Коктебельские бабы так пристально в спину глядят.
      Здравствуй, Вечер! Как хочется встать на колени
      И слова благодарности всем говорит невпопад.
      
      
      
      
       * * *
      
      
      Звезды над морем нависли так низко,
      Словно сместилась вселенская ось.
      Вечности время далёко и близко.
      Время земное проводим поврозь.
      
      
      Духом нетленным когда-то повенчаны,
      Мы оттолкнули Небесную Новь.
      Выбрали мир - безотрадный, изменчивый.
      В сердце распяли Любовь.
      
      
      
      
      
      11 мая 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      Зеленые холмы так полно дышат
      Глубоким полднем, сочным дуновением,
      И лето поднимается все выше -
      К Просторам Океана Вдохновения.
      
      
      А здесь, в долине, сладость созревания
      Белейших яблонь, девственной сирени.
      Небесно-голубого упования
      Плывут по небу легкие олени.
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      Под яблоней, на Кара-Даге,
      Так сладко травами дышать.
      Лягушки квакают в овраге,
      Слова любви спешат сказать.
      
      Но я не променяю слова
      На миг глубокой тишины,
      Весны, невыразимо-новой,
      Молчания праздничные сны.
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      О, миг общения с Кара- Дагом!
      Многоголосие травы.
      Я невидимкой по оврагам
      Пройду сквозь стражу, за столбы.
      
      
      Здесь все нельзя, здесь даже мыслью
      Рискуешь этот мир сместить.
      Но у меня - Закон и Числа.
      Их нужно только повторить.
      
       * * *
      
      
      
      Бегемот* рассекает прозрачный залив
      И стремится на Запад, а может быть, Юг.
      Он плывет и плывет, на мгновение забыв,
      Что он - часть полуострова, вот его круг!
      
      
      Все же миг - это Вечность... И храбрый гребец,
      Оторвавшись от мира, парит в Вышине.
      Мне знаком его странный конец.
      Он живет и в мне.
      
      
      ___________________
      *Бегемотом я называю мыс Хамелеон
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      Май. Благоденствие Вечного Духа.
      Этот сонный поселок лениво разлегся на Солнце.
      Бегемот подставляет закату песчаное ухо,
      Отражением неба сверкают домишек оконца.
      
      
      Среди белого дня на каштанах - горящие свечи,
      Волны ластятся тихо к сокровищам гальки несметной
      И услужливый вечер ложится на круглые плечи
      Отдыхающих гор, забирая тепло незаметно.
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      К маю поспели и звезды высокие,
      Переполняют корзину небесную.
      Волны далекие, волны глубокие
      Вечную песню играют чудесную.
      
      
      
      Сыпется, сыпется крошка алмазная.
      В каждом падении - желание заветное.
      Я и во сне все рифмую бессвязное
      И бормочу несусветное.
      
      
      
      
      
      
      12 мая 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      Эчки-Даг раскрывает навстречу объятья.
      Ярких лютиков волны ложатся к ногам.
      Молчаливо плывут камнеглавые братья,*
      Неизменную радость неся небесам.
      
      
      Эти скалы, знакомые, словно ладони,
      И хранящие тот же неведомый мир.
      Я карабкаюсь вверх, человек посторонний,
      Заглянувший на майский полуденный пир.
      
      
      
      ____________________
      *Гора Эчки-Даг также имеет название Три Брата, благодаря трем своим вершинам
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      
      
      Дивно-дикий пион умирает в горячих руках.
      Так бы цвел-расцветал в высоченных горах,
      А теперь, отделенный от корня, от сочной земли -
      То за пояс заткнули, то в сумке зачем-то несли -
      
      
      Умирает, как мученик, дикий-предивный цветок,
      Не узнав отцветания, смерти и Вечности срок...
      
      
      
      
      13 мая 1991
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      Плавник винд-серфинга белеет над заливом.
      Распятый капитан, раб ветра и волны,
      Подставил спину Солнца переливам,
      Сверкают мускулы, как гладкий бок блесны.
      
      
      
      Так любит Солнце рассмеяться в ярком блеске
      И в каплях радужных разбиться, задрожать,
      И все равно Ему - что бок блесны на леске,
      Что спину капитана отражать.
      
      
      
      
      
      
      15 мая 1991
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      Вселенское нашествие сирени
      И звезды вперемешку с облаками.
      В камине прогоревшие поленья
      Попыхивают черными боками.
      
      
      
      Огонь сыграл в железном переплете
      Мелодию свободного движения
      И растворился в пустоте... на взлете
      Воображения.
      
      
      
      
      15-16 мая
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      Сегодня день прозрачности и глади,
      Сверкание обесцветило предгорья.
      И облаков рассеянные пряди -
      На куполе искрящегося взморья.
      
      
      
      до 20 мая 1991
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      Запах моря мешается с запахом краски.
      Не дается мне цвет, исчезает мгновение,
      На кудлатое небо гляжу я с опаской,
      На измены его настроения.
      
      
      
      Облака проплывают в неспешном величии,
      Солнце в прятки играет с косматою свитой.
      Его прихоть в пространном, прозрачном обличии
      На холмы и пригорки излита.
      
      
      
      Что же мне остается? Сидеть любоваться.
      Сохнут краски от вольностей горного ветра.
      Мне ли, Боже, с тобой в красоте состязаться!
      В ускользающем таинстве света...
      
      
      
      
      
      24 мая 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      По лягушачьим бухтам
      
      
      
      
      Стальная синь залив зачаровала,
      Угрюмость скал зарылась в облака
      И непрозрачность гладкого овала
      Глядела в небо взглядом Таиах.*
      
      
      Гигантских жаб окаменелой лавы
      Застыл, как изваяние, мрачный дух.
      Терялись в небе з`амковые главы
      И тишина испытывала слух.
      
      
      Хозяйка Бухт... Отточенная, злая.
      В глазницах - лабиринты вечных мук.
      Вдруг разорвал пространство резкий звук
      Встревоженного чаячьего лая...
      
      
      И снова веки тишины дрожащей
      Сомкнулись над безмолвностью стальной.
      Лишь эхо горной памяти звенящей
      Скользило по зеркальности немой.
      
      
      ___________________
      * Египетская царевна
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      Прогулка по Легенеру
      
      
      
      
      Мы вверх карабкались по голым скальным плитам
      К неведомым, невиданным легенам.
      И тайны света были нам открыты
      На подступах к мистическим легендам.
      
      
      
      Легены поднимались по ступеням,
      Все время к Высоте, все время к Богу,
      И мы вставали молча на колени,
      Как будто в Небо видели Дорогу.
      
      
      
      Легена-сердце и легена-ванна...
      Кончаются огромные ступени...
      И в воздухе - весенняя лаванда
      И горечь отцветающей сирени.
      
      
      
      23 мая 1991
      
      
      
      ____________________________
      *Легенер - ступенчатая Скала в Кара-Даге (Черной Горе). "Легена" по-татарски - "лоханка, ванна", Легенер - Скала с ваннами. В самом деле, Легенер спускается к Нижним Оттузам гигантскими каменными ступенями, углубления в которых всегда заполнены дождевой водой.
      
      
       * * *
      
      
      Там, вдали, - холмы пирамидальные
      И изгибы скал.
      Здесь сады - цветущие, миндальные.
      Мир земной так мал.
      
      Там, в долине, перед Бухтой Мертвою
      Спящий Фараон
      Древней памятью своей истертою
      Видит странный сон.
      
      Вечность с неизбывностью космической
      Нижет день за днем
      Наши мысли в Храмине Таврической.
      Мы в нее уйдем.
      
      Будут Там холмы пирамидальные
      И изгибы скал,
      И сады - цветущие, миндальные...
      
      
      ФАРАОН ВОССТАЛ!!!
      
      
      25 мая 1991
      
      
       * * *
      
      
      Пестрым веером тетерев выпорхнул.
      Обернулась - туманный закат.
      Берег фалды в заливы повыпахнул,
      Предвечерний накинув наряд.
      
      
      Светло-розовый в хоре с салатовым,
      Сине-серым поют небеса,
      И сгущаются в зареве матовом
      Приглушенных цветов голоса.
      
      
      25-26 мая 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      Сочная грива нескошенных трав
      В ярком плюмаже цветов.
      Я, впечатлений вечерних набрав,
      Вниз ухожу, вдоль садов.
      
      Вечно готова идти и глядеть
      В этот пространный закат
      И просветленно однажды взлететь,
      Не обернувшись назад.
      
      
      25-26 мая 1991
      
      
      
       * * *
      
      
      To A. and R.
      
      
      Эти таинственно-бледные дети,
      Как лепестки распустившихся лилий.
      В Чистом, Нездешнем, Струящемся Свете
      Взглядов наивных, о Господи, Ты ли?
      
      Тельце - тростиночка, ручки - травинки.
      Хрупко хранилище Сущности Тонкой.
      Веки прозрачны, в лице - ни кровинки,
      Смех, как парение Ангелов, звонкий.
      
      Вечная голь, неизбывная слабость
      Душ первозданных, рожденных Вселенной.
      Здесь Бесконечноть вливается в малость.
      Здесь начинается круг неизменный.
      
      
      26 мая 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      Облака расходятся, как веер, -
      Млечный черепаховый узор.
      В Тихой Бухте тихо Ветер веет.
      Это - Вечер, вечный нежный вор.
      
      
      Соберет тепло с песка на пляже
      Под волны унылый метроном,
      Замотает нить закатной пряжи
      И уснет глубоким звездным сном.
      
      
      26 мая 1991
      
      
       * * *
      
      
      Белый Олень
      
      
      Белый воздушный Олень
      Неба мгновенных вершин.
      Я не могу Вас коснуться рукой.
      Вы превращаетесь в парус
      Бесконечно-изменчивых струй
      И растворяетесь в сини.
      
      
      Что может черный зрачок,
      Верный хрусталика раб!
      Лишь проследить за рождением,
       развитием,
       смертью
      Образов странного чуда.
      
      Память попробует их отложить
      В копилку незрелых этюдов...
      Время сотрет Вас, Прекрасный Олень!
      В Вечность уйдет создание Вечного Духа.
      
      
      26 мая 1991
      
      
      
       * * *
      
      Тихий Вечер.
      Бледный овал лица
       незнакомого человека.
      Он сидел, опустив глаза,
       словно давно уже знал...
      
      Так было всегда, много раз,
       с самого раннего детства,
       перебродило в душе.
      
      Я давно уже Сфинкс
       над Коктебельским Заливом -
       в закатную Вечность...
      
      Так откуда взялс`я этот Вечер
       и бледный овал лица
       назнакомого человека...
      
      
      27 мая 1991
      
      
      * * *
      
      
      Надувается белая куртка, как парус.
      Коктебель оглушает пространство ветров.
      Я сквозь стены стекла прохожу, не стараясь,
      Мимо моря и неба, долин и садов.
      
      
      Расплескался залив бирюзой океана.
      Бегемот* с Кара-Дагом регатой идут.
      Надувается куртка... И вверх, как ни странно,
      Поднимает меня мой смешной парашют.
      
      
      _________________________
      *Бегемотом я называю мыс Хамелеон
      
      
      
      * * *
      
      
      
      
      Я буду слушать тишину...
      Неодолимые пределы...
      И незаметно вечер белый
      Сознание поднесет ко сну.
      
      Воображение теней,
      Глубоководный цвет растений
      И Вечной Женственности Гений
      На дне мерцающих огней.
      
      Неизреченных звуков хор,
      Тягучесть бесконечных линий.
      Я - под гипнозом белых лилий
      И перевернутых озер.
      
      Хрустально-светлый голубой
      И фосфорический зеленый.
      И Некто, Духом наделенный,
      Так нежно управляет мной.
      
      
      31 мая 1991
      
      
      
      
      * * *
      
      
      
      В Кара-Даге
      
      
      Огромный полдень Каменного Рая
      И мысль летит - свободное парение.
      В долине Роза, лепестки рождая,
      Вверяет Ветру запахи цветенья.
      
      
      И Ветер, благовоньями играя,
      Летит, как мысль, - свободное парение.
      Огромный полдень каменного Рая.
      В кадилах - чайной розы вдохновение.
      
      
      май 1991
      
      
      
      * * *
      
      
      
      
      
      
      Сюрюк-Кая мне дарит вдохновение
      Высокого Пространства Высшей Воли.
      И Дух восстал из зимнего забвения
      На ветреном новорождённом поле.
      
      
      Он гонит вверх пушистые колосья
      И разделяет на вершине пряди,
      Как заново отросшие волосья.
      Играет волнами и гладит, гладит.
      
      
      И движет тучи медленные мимо,
      Повелевает плыть тенистым пятнам,
      Причастникам воздушной пантомимы
      В пространстве Высшей Воли непонятном.
      
      
      1 июня 1991
      
      
      
      
      * * *
      
      
      
      Эчки-Даг. Этюд
      
      
      Я не знаю, как мне рисовать
      Этих братьев трехглавую сущность.
      Иль не стоит и копи ломать
      О кустарника пышную кучность?!
      
      
      Иль не стоит мне сердце пилить
      О шершавые серые скалы?!
      Может, лучше совсем отложить?
      Переждать вдохновенья обвалы?
      
      
      И послушной волною стучать
      О покладистый галечный берег
      Или просто блаженно молчать
      В каменеющем сфинксовом теле?
      
      
      
      
      
      
      * * *
      
      
      
      Кара-Даг из Лисьей Бухты
      
      
      На бледном небе проступает
      Готический собор узорный
      И осторожно выплывает
      В залив - печальный и просторный.
      
      
      И распускает шлейф туманный
      На пиках стройных украшений.
      Мистический и филигранный
      Собор-Вулкан, Корабль-Гений...
      
      
      
      3 июня 1991
      
      
      
      
      * * *
      
      
      Сегодня Коктебель - пределы Ветра.
      Несется в море море колосков.
      И в этой разудалости рассветной
      Я слышу стоны предрассветных снов.
      
      
      Их Ветер распугал своею мощью,
      Понесся вслед, как Вездесущий Дух,
      А то, что снилось мне холодной ночью,
      Не стану я - при свете дня и вслух.
      
      
      
      
      
      * * *
      
      
      
      Новый Свет. Кушук-Кая*
      
      
      
      Кушук-Кая. Орел иль Сокол.
      Прекрасных линий кривизна.
      Из тонких непрозрачных стекол
      Взлетела в высоту стена.
      
      
      Причуды карликовых сосен.
      О, Боже! Как же я мала.
      Плывет без паруса, без весел,
      Полнеба застонив, скала.
      
      
      И, изменяя расстояниям,
      Японский серый гобелен
      Соткет мои воспоминаниям
      Нетленный плен.
      
      
      
      ___________________
      *Кушук-Кая - Скала Орел или Сокол.
      
      
      
      * * *
      
      
      
      
      Новый Свет. Кок-Гёз
      
      
      Горшки, посаженные н`а кол.
      В гортани сухо. Нету слёз.
      Мой глаз каштановый не плакал
      При виде синего - Кок Гёз.
      
      
      Воспоминания не душили.
      Тиха душа моя была.
      В июньской серой теплой пыли
      Мгновения Вечности ткала.
      
      
      Когда в зенит входило лето
      И море шаркало волной,
      Словно легенды Ново-Света
      Происходили не со мной.
      
      
      _______________________________________
      * Кок-Гёз - Синий Глаз
      
      
      
      
      * * *
      
      
      Возвращение в Коктебель
      
      
      Мы вышли к морю. Тонкий шелк лиловый
      С отливом нежно-розовым и белым
      Перебирал лениво Тихий Ветер.
      
      
      И горы желтоватою подковой
      Залив обняли своим теплым телом,
      Соединяясь с небом в этот Вечер.
      
      
      И дивные акации соцветья
      В аллеях сонных сладко набухали
      И, красоты стыдясь, смотрели в землю.
      
      
      И сердце загадало долголетье
      И помыслы его благоухали,
      Закатному мгновенью внемля.
      
      
      5-6 июня 1991
      
      
      
      * * *
      
      
      Облаков висит над морем арка.
      Коктебель. Июньский полдень. Жарко.
      
      
      июнь 1991
      
      
      
      
      
      
      * * *
      
      
      Июнь. Тишайшая вода.
      Голубизна. И гладь стеклянна.
      Я не уеду никогда.
      Скалой застыну безымянной.
      
      
      О, как мне хочется молчать,
      В небесную вселяясь радость.
      Рассветы божьих дней встречать
      И впитывать ночную благость.
      
      
      Нет, все не то. Мне в путь пора,
      В вериги шума городского.
      Я - женщина, я - не гора.
      И не было во мне иного.
      
      
      июнь 1991
      
      
      
      * * *
      
      Нине Владимировне Коноваловой (Некрасовой)
      
      
      В туманной благодати Коктебель,
      Как на картинах балгодатной Нины.
      И не понятно, кто писал картины,
      А кто на море вылил акварель.
      
      
      В пространстве длинном мягкие холмы
      Тончайшнй техники, изысканного тона
      Плывут неспешно, девственнно, бессонно,
      Дыханием Ангелов наделены...
      
      
      
      8 июня 1991
      
      
      
      * * *
      
      
      Наташе Воликовой
      
      
      Живописная мощь.
      А развороте - картон.
      Каменный хвощ -
      Хамелеон.
      
      
      Разноцветный обрыв
      Катится вниз.
      Словно тощу прорыв,
      Съехала рысь.
      
      
      Изогнулся залив
      И расплавилась медь.
      Запах диких олив
      И небесная твердь.
      
      
      июнь 1991
      
      
      * * *
      
      
      Плен сновидений предрассветных.
      Я ими весело играю.
      Кусочки галек разноцветных
      В безделице перебираю.
      
      И, отбирая сердолики,
      Я отделяю шлак и трасс.
      Сознания теневые блики
      И укоризну чьих-то глаз.
      
      
      6 июня 1991
      
      
      * * *
      
      
      Июнь, июнь. Волною легкой
      Выводит ритм: тяни - толкай.
      Белье качает на веревке,
      Как люльку с дочкой: Баю-бай.
      
      И разливает благоденство
      В открытой детской синеве.
      Как будто тишины блаженство
      Ему внове.
      
      
      начало июня 1991
      
      
      * * *
      
      
      В июне море обновилось
      От майских штормов - к синеве.
      И что-то новое открылось
      В его огромной глубине.
      
      
      Нет, тишина не вопрошает,
      Но сходит в мир. как Благодать.
      И Слово Божие витает
      Для тех, кто может услыхать.
      
      
      начало июня 1991
      
      
      * * *
      
      
      В Коктебеле
       каждое праздное слово -
       по сердцу удар.
      Здесь все так празднично-ново...
      Солнца оранжевый шар,
      Спелой Луны восходящей
       лик, леденящий лицо,
      Радуги век преходящий,
       задождевое кольцо.
      
      Тихо! Молчите! Не надо!
      Слышите? Ангелов Песнь...
      
      Да!
       О, земная награда!
      
      Нет...
       О, Небесная месть...
      
      
      июнь 1991
      
      
      * * *
      
      
      Серых туч нахлынувшая пена.
      Девство зеленеющих холмов.
      Лошади пасутся. Косят сено.
      Живописность маленьких домов.
      
      Заросли акации желанной
      Утопают в мареве огня.
      Кара-Даг, мистический и странный,
      Уплывает в море от меня.
      
      
      июнь 1991
      
      
      
      * * *
      
      
      Холмов леопардооблезлость.
      Внизу - стекло солнцепека.
      Шагаю - сама бесполезность.
      Взгляд мой блуждает далёко.
      
      
      Пустыни сознания угрюмы.
      Полет миражей от жажды.
      Где смерчь, протаранив дюны,
      Взовьется в небо однажды.
      
      
      июнь 1991
      
      
      * * *
      
      
      
      "На Васильевский остров
      я приду умирать"
      
      Иосиф Бродский
      
      
      
      Умирать я приду не на остров.
      Умирать я приду в Коктебель.
      Свой изжитый, изношенный остов
      Я оставлю у этих земель.
      
      
      И отправлюсь во Царствие Духа,
      За порог Его робко шагну.
      И коснется взлетевшего слуха,
      Все, что жизнь засчитала в вину.
      
      
      июнь 1991
      
      
      
      * * *
      
      
       Часть Вторая
      
      
      
      
      Два профиля*
      
      
      
       "Нам ли, брошенным в пространстве,
       Обреченным умереть,
       О прекрасном постоянстве
       и о верности жалеть..."
      
       О. Мандельштам
      
      
      
      Я ухожу в предгорья Пирамиды
      Из скальных трещин с профилем поэта.
      Он не родился, а в горах Тавриды
      Давно уж сложены его приметы.
      
      Всё живопись - кусты, овраги, тропы...
      Другим поэтом сей предел исхожен.
      Растресканной земли босые стопы
      Касались мягко... В профиле, не схожем
      
      С поэтом первым - молча, терпеливо
      Он Солнца ждет, как Божество Вулкана.
      В нем воплотилась страсть земного взрыва.
      Он - Сфинкс, он - Изваяние Великана.
      
      
      А тот, чей взгляд так углубился в небо,
      Рисующее то углем, то мелом,
      При жизни-то ни разу здесь и не был,
      Лишь проплывал на паруснике белом.
      
      О, Боже! Дай мне подышать пространством...
      Акация, глициния, софора...
      Два профиля с прекрасным постоянством
      Глядят на мир - спокойно, без укора.
      
      
      __________________________________________
      * Волошин (Кара-Даг) и Пушкин (Сююрюк-Кая)
      
      
      
      10 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      Жара
      
      
      
      Спины диких холмов, словно шкуры облезлых гепардов.
      Солнце жжет человечье тело, гигантская лупа.
      Одурела жара, не жалеет ни хиппи, ни бардов.
      Раскаленное Время в Пространство уставилось тупо.
      
      
      Если сверху смотреть, словно пастбище катамаранов.
      По зеркально степи они носятся, как водомерки.
      Вязко сохнет во рту от желтеющей соли катранов.
      Легенер* возбуждает кипение в своей этажерке.
      
      
      Запотевшие скалы устроили в мареве давку.
      Ошарашены пеклом пригорки, лысеют до срока,
      И зали закрутило сверкание в шальную удавку.
      Вдохновение хлынуло во время - просто морока.
      
      Я вожу по картону измученной беличьей кистью,
      Но дробится осколками трещин Сююрю отражение.
      И не видно уже ни воды, ни деревьев, ни листьев -
      Все ослепло в стекле солнцеглазого воображения.
      
      Открываются поры источников, поры сознания.
      Я могу захлебнуться в расплавленной лаве полудня,
      Но еще отбывать и терпеть мне земное изгнание -
      Выплывает душа из миражного, жидкого студня.
      
      
      _______________________
      * скала на Кара-Даге
      
      
      
      
      
      12 июня 1991
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      В ритмах Айги
      
      
      
      
      Как серебрится вода...
       Вновь восходящее Солнце
       кладет на нее пирамиду сверкающих листьев
       вершиной на Запад.
      
      
      Как притихают поля
       в предчувствии раннего ветра,
       несущего радость шептания шуршащим колосьям.
      
      А небо все пишет, и пишет
       картины из света...
      
      
      
      
      
      16 июня 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      Вдоль Кара-Дага
      
      
      
      
      
      Мы плыли вдоль хребтов... Вулкана морды
      Дышали тяжко, черные драконы.
      Здесь память Времени хранила форты,
      Застылой огне-магии законы.
      
      
      Индийские слоны в попонах стертых
      Всходили на вершину Града Мертвых.
      И гроты с ревом сглатывали водоросли,
      Густую бахрому утесов стертых.
      
      
      Иван-Разбойник взял мешок заплечный
      И онемел, чуть отойдя от края.
      По грудь в воде, о Богатырь беспечный!
      Мечтал приблизиться к пределам Рая.
      
      Скала-Ворота, Скальный Парус гибкий,
      На страже Лев Морской, Маяк отвесный...
      И крики чаек, как щипки на скрипке,
      Пунктирный ритм мелодии чудесной.
      
      
      Всё схлопнулось, сошлось в единый профиль
      Поэта-Сфинкса, словно и забыто.
      Лишь Черт, от зависти, что он - не Мефистофель,
      Наружу выставил одно копыто.
      
      
      
      
      
      16-17 июня 1991
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      Львиная Бухта
      
      
      
      Я приблизилась к скалам соломенной куклой
      В одиноком пространстве - от края до края -
      И увидела храма облупленный купол,
      В Золотые Ворота на лодке вплывая.
      
      
      В молчаливом безлюдье парили утесы
      И глядели на Львов, охраняющих бухты,
      И органное эхо негромкого плёса
      Разбивалось о стены зазубренной муфты.
      
      
      И душа уносилась, и странно ей было
      В одиноком пространстве неспешных потоков.
      Только небо, как лодка, все плыло и плыло -
      Без любви и надежд, без угроз и упреков...
      
      
      
      
      
      
      
      17 июня 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      В Разбойничьей Бухте
      
      
      
      
      В здешних скалах, должно быть, селились монахи.
      Так спокойно пространство, как в храме пустынном,
      И поросшие водорослями черепахи
      Камнеглыбые панцири кажут картинно.
      
      
      Крокодил развернулся и, зубы оскалив,
      Замерла его ярость в усилии тщетном.
      Равнодушные волны и это ласкали,
      Ни на миг не дивясь чудесам несусветным.
      
      
      В ку-клукс-клановской шапке, немые глазницы,
      Ни тревоги, ни страха - Тюремная Башня.
      Распростертый огонь ей уж больше не снится,
      Только сыпятся сверху агаты и яшма.
      
      
      Тишина напитала расселины, щели,
      Тьму шершавых пещер, гротов скошенных пасти
      И уснула в глубокой своей колыбели,
      Как ушла на покой от докучливой страсти...
      
      
      
      
      
      
      17 июня 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      Вечером
      
      
      
      Море шелка открылось. Дневная усталость
      Пядь за пядью в него неустанно вплывала
      Одинокой фигурою, экая малость!
      И не двигался шелк, ни единого балла.
      
      
      В раскаленном пол`удне пространство сжималось,
      Разморенное тело немело от жажды
      И, казалось, до лавы оно разжиж`алось,
      Растеклось насовсем, показалось однажды.
      
      
      Пуд за пудом сходила усталость подспудно,
      И душа открывалась, а это немало,
      И на спину Верблюда в пространстве безлюдном
      Выливался закат светло-серо и ало.
      
      
      
      
      
      
      
      17 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
       В заповедно-недоступном Кара-Даге
      
      
      
      
      
      Так вот он, Профиль, вот они, Короны.
      Рукой подать - невероятно близко.
      В лощине - скумпий розовые кроны,
      Пушистые, как кисти тамариска.
      
      
      Тропинка пробирается сквозь травы,
      Огромных одуванчиков головки,
      А справа Кара-Даг возносит главы.
      Я над обрывом прохожу по тропке.
      
      
      О, Царство! Ты глумишься надо мною.
      Я здесь одна. Запретное лесничество.
      Ты отделяешь крепостной стеною
      Меня от Бесконечности Космической.
      
      
      Я - вверх, но там Огонь Окаменелый,
      А сзади - море. Не уйти отсюда.
      Душа, как ветка сломанной омелы,
      В тревоге ждет несбыточного чуда.
      
      
      
      
      19 июня 1991
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      В Восточной Сердоликовой Бухте
      
      
      
      
      1. Из моря выплыло чудовище,
      В утесы вглядываясь зорко.
      "Целёхонько мое сокровище.
      Парчовой яшмы т`олста корка.
      
      
      И сердоликовые стены
      На месте, где им д`олжно быть.
      Ох, не люблю я перемены.
      Ну, ладно. Можно дальше плыть".
      
      
      Я слушала, стесн`я дыхание,
      Выглядывая из-да глыбы.
      Не выдали меня создания
      Громады скальной, а могли бы...
      
      
      
      
      
      2. Игуана спускается с гор
      И ворочает брюхом в воде.
      Снисходительный каменный взор
      В непрозрачном покое... Мол, де
      - Что строчишь ты, зелена трава!
      Твоя жизнь - на реснице слеза.
      Я - Вулкановых Ливней Вдова.
      А тебе-то куда, бирюза!
      
      Я ведь знаю, как было, что есть
      И могу угадать наперед.
      Из неделей мне месяцы плесть,
      Лет и весен следить оборот.
      
      
      - Не сердись, Непонятная Мощь!
      Ты ведь тоже - сама не своя
      И не в силах себя превозмочь.
      Ты - рабыня, никак не Судья!
      
      
      Наступило молчание... Лишь Понт
      Тянет волны - вперед и назад.
      И уставился за горизонт
      Игуаны мутнеющий взгляд.
      
      
      
      
      
      
      
      3. Страх и тяжесть. Тяжесть и страх.
      Я к вам - из мира. Я - не монах.
      В душу запретную смотрит Аллах.
      Я - христианка в Бухте Барах...
      
      
      Мне разрешили! Я здесь не краду!
      В небе пустынном плывут какаду.
      
      
      Ссыпалось что-то. Бул-тых-х-х! И... ф-ф-ф-ах!
      Тяжесть какая! Помилуй, Аллах!
      
      
      
      Что это бросили скалы вниз?
      В гаммы плёса. Пожалуйста! Please!
      
      
      
      Чайка залаяла: Ах-ах-ах-ах-ах!!!
      Лучше уйти мне... Ведь я - не монах.
      Не мусульманка, как хочешь, Аллах!
      Не египтянка! Не Таиах!
      
      В мир возвратиться? О, ужас! О, страх!
      Чайка хохочет: Ах-ах-ах-ах-ах!!!
      
      
      
      
      19 июня 1991
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      В Гравийной бухте
      
      
      
      Я купалась нагая, как древний мой пращур,
      У подножья высокого Скального Града,
      А с вершины глядел притаившийся ящур,
      Как глядят на добычу и чают - награда.
      
      
      Я за глыбу ушла. Раскаленные камни
      Возжелали ожегов - ступить невозможно.
      Потерялся рюкзак. Не найти. Ох, тоска мне.
      Волны острую гальку кругл`ят осторожно.
      
      Тень от глыбы сползала все ниже и ниже...
      Вдруг я слышу, как хлопают каменно крылья.
      Бусы страха сознание униженно нижет.
      Не оставь меня, Боже! Спаси меня, Илия!
      
      
      Я над миром лечу - не сама, но несома.
      Глянул ужас в глаза издевательски-дико.
      Тяжесть мрака парила в душе невесомой.
      Бесконечное море так странно-безлико.
      
      
      Я проснулась. Одна. Ящур вытянул шею.
      Неподвижные крылья в немощи жалкой.
      И по скалам вокруг стаи чаек белеют.
      Разноцветие скумпий спускается балкой.
      
      
      Рядом - рыжий рюкзак, сандалеты и шорты.
      Солнце стало помягче, приблизился вечер.
      Покидать мне пора заповедные форты.
      Неба занавес тих, и печален, и светел.
      
      
      
      
      19 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
       На Кара-Агаче
      
      
      Кара-Агач. Мистический рельеф.
      Душа вулкана - на горе отвесной.
      Куриные бога. Семь стройных дев
      Над безграничным полотном окрестным.
      
      
      Я увидала неба чистоту
      И образ крыльев, в воздухе распятый.
      Там Радость набирала высоту
      Над городом-музеем скальных статуй.
      
      
      
      
      
      
      19 июня 1991
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      В пляжной сумке, на дикой оливе,
      Я забыла бумагу, картон...
      И теперь, если чем хрусталик и полн,
      Так это - подсчетом потерь,
       сверканием волн
       и тональностью тем
       налетевших ветров,
      изменяющих полутон
       воды в Коктебельском заливе.
      
      
      
      
      21 июня 1991
      
      
      
      
      
      
      
      А ночью Кара-Даг иной -
      Картонный, вырезанный, плоский.
      Шершавая спина - дугой.
      У лап - сияние полоской.
      
      
      Не смеют звуки возмутить
      Его покой, его дыхание.
      И сердце укрепляет нить
      С нагой природой Мироздания.
      
      
      
      20-23 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
       Прогулка в Нанниково
      
      
      
      В полях Тавриды напряженность слуха
      Расщеплена трещотками цикад.
      Морской залив, словно большое ухо,
      Коль поворотишь голову назад.
      
      А по холмам после дождя ночного
      Сползают тени свежих облаков.
      Весь мир - рождение красочного слова.
      Озер осколки, лежбища быков.
      
      Квадраты виноградников так четки.
      И ленность лоз по рельсам лезет ввысь.
      Мои шаги - молитвенные четки.
      Сознание, как беличья кисть,
      
      
      Проводит взглядом по изгибам склона,
      Грунтованного твердою рукой,
      И пишет небо - ясно, озарённо,
      Как будто и не знается со мной.
      
      
      
      
      24 июня 1991
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      Огромность воздушного света
      Колышет пределы пространства,
      Готовя рождение лета,
      Осеннее непостоянство,
      
      
      
      Где `отцвет персидской сирени
      Сольется с расцветом акаций
      И лилий тигровые тени
      Мелькнут среди парковых граций
      
      
      И выжженность трав побуревших,
      Сезонная линька окраин,
      Зажжется огнем переспевшим
      Сентябрьских таин.
      
      
      
      26 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
      
       Н. в день отъезда
      
      
      
      
      Стены беленые, тонкая нить абажура,
      Чайная роза уснула в граненом стакане.
      Вещи укладывать - грустная процедура.
      И через сутки очнуться в московском капкане.
      
      
      В дождь отъезжаешь ты. Кажется, тоже примета.
      Нежно по комнате бродишь, о чем-то мечтая,
      И оставляешь два месяца жаркого лета,
      Осень и слякотность Средневекового Рая.
      
      
      Взгляд углубляется, но... выдает настроение
      Комнаты. Дочка в кроватке играет.
      Что не уложено? Палочки? Спички? Варенье?
      Дождь - по стеклу, как собака заливисто лает.
      
      
      Крым отправляется в Царствие Памяти странное,
      Где, что ни день, что ни час, - фаворит и опальный.
      Нечто в тебе созревает неясно-желанное.
      В воспоминаниях воздух - хрустальный.
      
      
      Шляпы - в пакеты, а мусору таять, сожженному.
      Мыслей мудреный узор, словно нить абажура.
      Все же глаза устремляются к Небу Бессонному.
      Вещи укладывать - грустная процедура.
      
      
      
      
      
      июнь 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      Порыжели склоны. Середина
      Лета незаметно подползает.
      Разлетелись облаков седины,
      Замерла душа, но чует, знает
      
      
      
      Узость всезатворнической схимы,
      Радость Покаяния и Причастия.
      Все земное кажется ей мнимым,
      Веры нет в болезни и несчастья.
      
      
      Остаются пути и зацепки,
      Прошлое - как мертвая колода.
      Разжимаются обид прищепки.
      Только запах зреющего меда.
      
      
      Запах клюквы, ладана и свечки,
      Запах чистоты Большого Храма.
      И душа - как у Христа на печке,
      И Небес Святая Панорама.
      
      
      Вот Он, Монастырь! Залив Молитвы!
      Мостик в Отчий Дом! Спасения Якорь!
      И стихи Ветхозаветной Битвы,
      С Ангелами борющийся Яков.
      
      
      Бесполезны с Ангелами войны...
      Старчества светильник не сгорает.
      Благодатию просторы полны.
      И Священный Трепет в Кущах Рая.
      
      
      
      
      27 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
       Здесь и Там
      
      
      Здесь небо чертит белые полоски
      И море так послушно Океану,
      А Там - сережки, талии, березки,
      Светлей и ниже Купол, как ни странно.
      
      
      Здесь Осень понаставила заплаток,
      А Там-то - полысело, посерело.
      И не видать ни тентов, ни палаток.
      Уж изморозь взялась за голо дело.
      
      
      Здесь начинаются декабрьские ливни
      И море рвется от тоски на части,
      А Там уж холод всаживает бивни
      В набухшие бока воздушной страсти.
      
      И снова в небе - белые полоски -
      Замкнулся Круг, послушный Океану.
      И новые сережки и березки.
      Все снова повторилось, как ни странно.
      
      
      
      30 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      Кара-Даг втянул голову в плечи.
      Мой последний, прощальный вечер.
      Запрокинешь - Звездное Вече,
      На воде - фонарей падь.
      
      
      Над обрывом - огонь в доме.
      У окна, словно лик на иконе,
      Человек... Оттого мне бездонней
      В одинокое море вступать.
      
      
      Я плыву фосфорической рыбой,
      Звезды в сердце спуститься могли бы,
      Но меж нами - Пространство глыбой.
      Видно, долго терпеть и ждать.
      
      
      Тень, непризнанный тела наследник.
      Выбираюсь на берег - ледник!
      И колеблется лунный медник.
      Уезжать! Уезжать! Уезжать!
      
      
      
      30 июня 1991
      
      
      
      
      
       * * *
      
      
      
      
      
      
       На теплоходе
      
      
      
       1.
      
      
      Бурлит шампанское в турбинах теплохода,
      И Солнце треугольностью блестящей
      Ложится н`а воду, и чаячая мода -
      Кружить над мачтою... Нет-нет, не настоящий
      
      Июльский полдень провожает память,
      Напитанную сотворением края,
      Чтоб очертания холмов меняя
      Своею красотой мне сердце ранить.
      
      
      
      
      
      
       2.
      
      
      
      Последний мыс съедает панораму
      Излома скал, раздробленных жарой.
      Я превращаюсь в каверзную даму.
      Пока я здесь, но путь лежит домой.
      
      
      Да, на холмах еще покоя складки
      И морем движет нужная Планета,
      Но в голове в московском беспорядке
      Снуют дела удушливого лета.
      
      Даруй мне, Боже, радость возвращения
      (Летит монета в винтовую пену)
      И скованного сердца воскрешение -
      Освобождение от плена.
      
      
      
      
      1 июля 1991
      
      
      
      
      
      
       Коктебелю, не прощаясь
      
      
      
      Variations
      
      Увидеть бы твой осенний изыск
       в затушеванных гравюрах средневековой Японии,
       сутулые фигуры роскошных гор
       и бесподобный коллаж сухих трав.
      
      
      Скитаться в горах, как само одиночество,
       где разгуливают разве что облезлые лисы да кабаны,
       и жить, словно Ветер,
       или отшельник...
      
      
      С покорностью вступить в моросящее пространство, в слякоть
       и в пеструю измену, великую линьку природы,
       и не променять Мир Сентябрьских Штормов
       на смерть души в городе...
      
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Увидеть бы осенний твой изыск
      В японской затушеванной гравюре,
      Роскошных гор сутулые фигуры
      И испытать внезапной встречи риск.
      
      
      Скитаться одиночеством в горах,
      В доисторических развалах Кара-Дага,
      И жить, словно сама отвага,
      Как будто ты отшельник иль монах.
      
      
      И в слякоть моросящую вступить,
      Приемля черно-белую измену.
      И мир ветров, как жизненную мену,
      Не променять на смерть.
      
      
      1 июля 1991
      
      
      
       * * *
      
       В поезде
      
      
      
       1.
      
      На Север мчались мы. Взбесившийся Закат
      На фоне черных крон, отточенности листьев
      Пронизывал глаза, рвал окна - все подряд
      Сознанием своекорыстья.
      
      
      
      Когда же схлынул шторм и бледное лицо
      На небе проступило ликом Савла,
      Сверкнуло лезвие, озерное кольцо,
      Прекрасно-одинокое, как сабля.
      
      
      
       2.
      
      
      "Не пилите опилки"
       Д. Корнеги
      
      (то есть не думайте о прошлом)
      
      Скорый поезд не пилит опилки.
      Он - Стрела. И несется стрелой.
      То грохочет, как камнедробилки,
      То взлетает зеленой змеёй.
      
      
      Извивается в смерчевом вихре -
      По степям, по полям, по лугам.
      Вечереет, цикады затихли,
      Домочадцы сидят по домам.
      
      
      Скорый поезд о прошлом не тужит.
      Где становится - там и покой.
      А в Москве уж готовится ужин -
      Возвращается дочка домой.
      
      
      Замелькали российские рощи
      И скворешни садовых заплат.
      Загорелые крымские мощи
      Возвращаются с моря назад.
      
      
      
      
      2 июля 1991
      
      
      
      
      
       Возвращение в город
      
      
      Синий город.
      Драный забор.
      Месяца ворот.
      Ночь, как шатер.
      
      
      В Небе - Ангела два крыла.
      В будках - волки. Глаз факела.
      
      
      Через дорогу шмыгнула смерть.
      Глазки-бусины, грязная шерсть.
      
      
      
      Спину разрезали фары глаз.
      Морщины - порезами. Пьяный сказ.
      
      
      Кто-то дерется за чей-то мозг.
      Взгляд из колодца - всплесками розг.
      
      
      Крыса - Смерть,
       Смерть - Дверь,
      в ней,
       поверь, -
      Лук Порей.
       Life is a tale...*
      
      
      Светлеет город.
      Немеет забор.
      Линяет ворот.
      Роняет шатер.
      
      Утро снится
      Спящим глазам.
      В руке - синица.
      Вам не отдам.
      
      
      _______________________
      *"Life is a tale
       told by an idiot
      full of sound and fury,
       signifying nothing"
      
      W. Shakespear
      
      июль 1991
      
      
      
      
       Конец
    © Copyright Слободкина Ольга (slowboat@mail.ru)