Разговор в жару

Подломился я сам, будто дерево.
Жара.
Не бежать, не идти, не стоять.
И в тени под черешней Есенина
Стану вместе с черешней читать.
Открываются чистые строчки,
 Поднимается светлая Русь,
И вот уже в белой сорочке
Рядом садится грусть.
Раскурив папиросу и сплюнув,
Улыбнувшись и подмигнув,
Закрывает рукою книгу
И читает кабатскую  Русь.
Я гляжу во все свои бельма
И дышу теперь через раз.
 Может, жара всё это навеяла?
 Может, болезнь, порча, сглаз?
А он смеётся заливисто
И треплет меня по плечу:
- Не робей!
И отрывисто читает свою Москву.
- А хочешь,  прочту тебе новое,
Прочту,  что ты не читал.
Ветер прошёлся по саду
И фигуру его покачал.
Дуй, ветер, дуй мне на голову,
Чтоб прошла эта блажь.
Я читаю книгу Есенина,
Читаю, а не слушаю,
Читаю её сам.
- Сергей, вы приведение,
Это, должно, летний зной.
- Слушай стихотворение,
Слушай, поэт, не ной.
Занималось зарёю утро,
У сарая пропел петух,
И туман киселём так мутно
Покрывал тополиный  пух.
Я сидел у реки и слушал,
Я смотрел в пелену и гадал,
Что такого при жизни я скушал?
Чем таким я при жизни страдал?
Я не очень-то разбираюсь
В бухгалтерии синих небес.
Отчего ж по земле я скитаюсь?
Или правду сказал мне бес?
Да, тот чёрный, в цилиндре,
С рогами, длинным крученым хвостом.
Он сказал мне:
- Парень,
- Божьей дудкой назвал себя ты,
Но совсем не заметил, увы,
Как пропил с чертями дар этот
И выменял у сатаны
Возможность болтаться и видеть
Теперь во все времена,
Как стадо твое, Россия,
Жалеет и любит  тебя.
Поэт поклонился угрюмо,
Растаял передо мной.
Я записал всё сумбурно,
Не успев крикнуть «стой».
Томик лежит закрытый.
Облако в  виде  козы
Спрятало солнце в зените,
Не оставив ему полосы.