Последний Повстанец

Перевод с украинского.
Оригинальный текст: http://www.proza.ru/2011/05/22/846

Артур Сиренко


Последний Повстанец


«В такие ночи, как в старинных сагах,
Рыцарей сердца, что лежат в саркофагах,
Вдруг снова начинают клокотать…»
(Р. М. Рильке)
Всем погибшим за свободу Руси. Искренне.


Весть принёс нам паренёк. Малый, чумазый пастушок. Тот самый, что носил в горы хлеб. Весть, как набат - в селе каратели. Ищут нас - больше некого в этой пустыне искать. И, похоже, что они двинутся прочёсывать заросли этой ночью. Вряд ли кто-то мог предать - место нашей стоянки кроме нас не знает никто. Но это не тот случай, когда охотники идут искать берлогу спящего медведя. Мы тоже охотники. Так что, эта ночь будет - Великой Ночью Открытых Дверей. Дверей, за которыми Путь. Интересно, кому и куда...?

Знают ли эти проклятые «охотники в погонах», хотя бы приблизительно, между какими холмами ушёл под землю наш бункер – неизвестно. Тропинка в наше убежище одна - между горами, где старая скала нависает над ущельем. Если подняться на самую кручу – долина, как на ладони, а они будут идти именно там.

Наша боевая группа выдвинулась глубокой ночью – тьма хоть глаз выколи. Ещё и туман – густой, как питьё из Чёрного колодца. В такой темноте ноги идут сами, а глаза можно закрыть, что-то просыпается в глубинах естества и подсказывает - там пропасть, там камень. И идёшь, как летишь во сне. Во снах я часто летал. По крайней мере, до той ночи. Засыпал и вдруг отрывался от тела и летел над лесными тропами и горными долинами. Только ветер шумел и колыхал вершины елей. Сотник сказал, что эти сны у меня вещие. Как помру - так и полечу.

Под утро тьма стала не такой колючей, появились очертания деревьев - взошла луна, едва пробилась сквозь туман. Холод и сырость стали более ощутимыми – вероятно, сознание вернулось к реальности бытия. Пятеро повстанцев залегли на крутых горных склонах. Пятеро - всё, что осталось от сотни за двадцать лет боёв. Сотник посмотрел мне в глаза и сказал, что на мой пулемёт вся надежда, стрелять только по приказу - когда услышу крик совы. Я ещё подумал: почему сотника прозвали Метель? Мне он всегда напоминал не зимнюю вьюгу, а птицу - казалось, что взмахнёт руками и полетит. И в глазах его было что-то птичье. Когда-то дед мне сказку рассказывал о вещей птице. И говорил, что встречу когда-нибудь такую вещую птицу в лесу на дряхлом дереве, и навещает она мне про всю мою жизнь и про мою лёгкую смерть.

Я ждал. И то ли пулемёт принял тепло моих рук и не казался совсем холодным, то ли мне этот инструмент поединка отдал холод своего железа, и мы с ним стали единым целым. Я часто беседовал с пулемётом и воспринимал его, как живое существо, похожее на собаку или ежа. Ежи они всё понимают, даже могут говорить слова, которые никто не слышит, потому что никто не прислушивается к тихим шёпотам ночи.

Начало светать. Утренние сумерки этой холодной поры – они, как тоскливая песня. Я уже подумал, что напрасным было ожидание, как вдруг из мглы выплыли фигуры. Много. Выплывали одна за другой среди утреннего лесного молчания, входили тяжёлыми шагами на безлесную поляну. И, словно появилась толпа призраков, среди такой тишины, что аж звенело в ушах - шагов я не слышал, голосов тоже - шли молча.

Вдруг крикнула сова, и дёрнулся, затрепетал в безумной лихорадке мой пулемёт. Молчащий мир превратился в сплошной шум и рёв. Фигуры падали, падали и падали,  и огрызались вспышками огня. Вокруг всё свистело и ревело - так ветер врывается в листопад горных лесов и неистовствует, ломает деревья, они трещат как спички. Пулемёт клацнул и умолк - в диске кончились патроны.

Быстро меняя диск, я вдруг услышал тишину - показалось, что я просто потерял на мгновение слух от этой передряги. Но нет - тишина ощущалась существом, телом. В остатках тумана пропало даже эхо. Этого не могло быть - этот кусок мира был только что наполнен людьми и водоворотом их поединка. Не могло так внезапно всё затихнуть – может, я умер и это мой дух смотрит на затихшее ущелье? Но нет - я не лечу - я держу в руках почти раскалённый пулемёт. Не знаю, как долго я оставался в таком оцепенении, но потом пришёл в себя.

Вокруг и вправду стояла тишина. Тихое холодное утро. Я обошёл ущелье - в ложбине лежали тела карателей, скошенные очередями. На местах своей последней засады лежали повстанцы, глядя мёртвыми глазами в серое холодное небо. Партизаны последней боевой группы. Партизаны Бледной Луны, которым кедры горных вершин пели свои песни. Я похоронил их в огромной яме. Это ветер выдрал с корнем дряхлую трёхсотлетнюю ель и выкопал братскую могилу. Установил рядом обломок серой скалы и побрёл наугад, ступая окаменевшими ногами по мягкому ковру зелёного мха.


Я - последний повстанец на земле. Я буду бродить этими дикими горами и лесами из одной брошенной стоянки в другую. И буду нести на плечах кроме куска воинственного железа ещё и мечту о Воле. Буду оставлять на коре деревьев знак - знак партизана - след последнего повстанца. Буду искать в этих дремучих лесах врага - своего врага, который достоин моего поединка. И так блуждать буду вечно. И даже если кусок металла сделает моё тело неподвижным - полечу над этими горными тропами в своём вечном полёте.

(Фотография автора новеллы)
*29711