Когда я на скалу...

Когда я на скалу взбирался,
туман ещё в низине стлался
и скалы огибал; в местах
иных, как вата, на кустах
висел он. Шёл, ладонью потной
лоб вытирая («пот» блестел
и на камнях!), брусничный, плотный
лист под ногами шелестел…

Когда туман совсем сгустился,
я со скалы бегом пустился,
как будто некая волна
меня мгновенно подхватила,
и, как ни странно, сил хватило
скакать по мшистым валунам…

Боялся ли упасть?.. Упасть-то,
естественно, боялся, но,
увидев зайца, со всех ног
бегущего, сам по лобастым
камням тем бойко поскакал…
Когда я отбежал от скал
шагов на триста, то увидел,
что из тумана, будто идол
неведомый, встаёт утёс.
Мне показалось, что громада –
не камень, а исчадье Ада
живое (страх поправки внёс
свои в виденье, что предстало
сознанью, ибо перестало
сомненье мысли поправлять:
развеялись – пошли все прахом,
а чувства замерли от страза);
по коже пробежал мороз,
а я… как стал – так и прирос
к земле!.. Я думал: «Ищет встречи
со мною! Вишь, расправил плечи
гранитные и… сделал шаг!
Нет, у такого малыш,
как я, такому исполину,
как он, взять нечего: в былину
не попадёт, убив блоху,
а значит не бывать греху!»

Я знаю: страх рождает чувство
беспомощности; страшно мне
не в чаще и не средь камней,
а средь людей: планета густо
полита алой кровью, вся
удобрена – вся сплошь! – убитых
телами; а ведь знает всяк:
не только убивать нельзя,
умышленно чинить обиды
никто не вправе никому;
а если нанесут ему
обиду, с нею - не носиться,
но к ней стараться относиться
спокойно; ближнего - прощать,
а самому - не учинять
обид. (Увы, гораздо легче
так говорить, чем поступать
так! Впрочем, кто не искалечен?!
И странам не впервой копать
друг другу яму, что могилой
зовут! Остаться в стороне
и самой маленькой стране
не хочется! Ей, - что ни силой,
ни территориею взять
не может, у которой даже
ресурсов самых нужных нет,
которая сидит в говне,
но занимается продажей, -
так хочется великой стать,
что начинает закупать
оружие, вооружаться
и в бой, как говорится, рваться!
И юыль не нужно сочинять
о некоем сверхчеловеке,
хоть сочинили - в прошлом веке! -
и ей поверили; затем -
что б совесть, ум ни говорили! –
бить стали  в грудь себе, горилле
уподобляясь.)
                Красоте
ландшафта должное, как только
туман рассеялся, отдал.
Утёс меня уже нисколько,
само собою, не пугал.
Светило мандарина  долькой
смотрелось в сизой полутьме.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 
Порой хожу, с пути сбиваюсь,
но спрашиваю, не стесняясь,
себя: «В своём ли ты уме?!»

27 июля 2011