парадокс Алголя

                символ материнской любви -
                синдромом птицы сирИн,
                молитвами всех окраин
                яхонт горит на крови


  Нас кто-то защищает, о нас заботятся – дают подсказки, намеки, стрелки, указатели…
 А мы неблагодарные – смотрим и не видим, не внимаем, не догоняем.
 Гон. Гонг. Гонец. За этим гоном и разгоном, чтобы подальше прыгнуть, не замечаются такие пустопорожние детали, как цена, нет не стоимость допустим твоего билета, а цена, которую придётся заплатить тем, кто в твоем понимании нужен лишь для твоего разгона. Они а-приори сборошены со всех счетов. Это справедиво, что народ не благодарен, но ты видимо, считаешь, что никогда не наступит миг прозрения, когда тебе придётся столь же усердно извиваться перед кем-то уже там - перенесясь за черту твоего взлёта. Хорошо когда ты в этом последнем круге. Но те кто там - наш с тобой язык и не поймут, однозначно. Разные уровни. Вероятно, это и не плохо. если бы они на самом деле могли проникнуть в наше понимание сегодня, а так, пока им не особенно нужно - можешь чувствовать себя человеком. Даже больше скажу: Человеком.

 Лиля со своей свекровью не заладила с первых минут. Кто-то, то ли в шутку, то ли в назидание, перевел сложносочиненное слово «свекровь», как «своя кровь». Кому это она своя? С воя? Более похоже на приставку «сверх» - в понимании «вопреки чему-нибудь, не смотря на что-то».
 Сверхновая звезда – звезда, дающая внезапную  вспышку с ярчайшим блеском.
 Их неприязнь так и вспыхнула – во всей ярости и ничтожестве бессмысленного соприкосновения собственничества. Чем ниже уровень жизни, тем сложнее поддерживать в себе иллюзию красоты жизни. Кем-то наученные мы пытаемся подменить дело суррогатами, выдумать любовь, привязанность, а все заканчивается избитыми семейными драмами, где пытаются найти крупку вечных чувств и истин.
 Общечеловеческая тоска: по богу ли, по ангелу, по бессмертию, по нужности себя в этом мире раз уж ты есть. «Иже еси…» Иже – Сущий, которое уже звучит как заклинание: «услышь меня хотя бы раз в жизни!» некому плакаться…да и не зачем….
 Говорят неудачники…. А мы уже сегодня мечтали. И вчера мечтали, и даже позавчера... Надоело.
 Свекровь мечтала избавиться от невестки, а та увести мужа от ненавистной женщины.
 Верный сын и муж – сохранял нейтралитет. Попивал пиво под звуки домашней перебранки. Бабы… что с ними тягаться. Уничижать свое мужское достоинство?
 Когда родился сын Лили – долгожданный единственный внучок – борьба, наконец, дошла до апогея.
 - Ты отец или тряпка? Твой сын не должен жить в таких диких условиях: мат – перемат…
 Отец исполнился значительности своего имени. И молодая семья ушла из-под опостылевшего крова. Кровь вопреки крови. Кровь на крови. Подобное тянется к подобному.
 Крошечная комнатушка в малосемейном общежитии. С общей кухней и санузлом. Но Лиля – доказавшая неприкосновенность своего очага. Чтобы я одна. Что бы моё и, по-моему.
 Вы знаете силу материнской любви побеждающей всё на своем пути? Побеждающей в смысле сметающей всё-всё-всё.
 На коленях в церкви свекровь, взывающая к справедливости. К богородице (просто прожигая её глазами насквозь): «ты тоже мать – ты должна меня понять. ЭТО МОЙ СЫН, как и твой»
 Нам внемлют голоса небес. Невидимые очи смотрят на нас.
 Малыш начал уже ходить. Кто не знает этих шустрых смышленых первооткрывателей мира. Чуть зазеваешься – он уже перешел границу опасности, ибо страх ему еще не ведом. Это не есть врожденный инстинкт. Тогда взрослые как система обеспечения безопасности.
 Вы знаете, как торжествует справедливость. Только не книжная, не в виде возмездия, а в виде сведения счетов. За всё нужно платить.
 За вот это: «по-моему!»
 Сынишка Лили в один из таких дней, когда идет конечное сведение счетов у жизни и смерти, незамечено проскользнул на общую кухню, где у мамы вываривалось в баке белье. Кто-то там был, но не придал значения чужому ребенку. Любопытное дитя опрокинуло на себя кипяток. Ожоги не совместимые с жизнью.
 ПО-МОЕМУ.
 Он умирал еще несколько часов в районной больнице в полном сознании.
 Ребенок рано научился говорить и успокаивал плачущую маму: «Не плачь, а то и я буду плакать.»
 А слезы уже лились. Лилит. Неудавшаяся жена первого человека. Лили……

 Бывший муж вернулся в старый дом. Возвращенец.
 Нам внемлют голоса небес. Особенно если вы не остановились перед жертвой.

 «Мама, кто такой бог?»
 «Тот, кого замучили» – неужели этого мало, чтобы полюбить на всю жизнь? не сегоднешее действо, а того абсолютно реального человека, который прошёл свой путь. Да, многие прошли шляхами-дорогами, не всех вознесли, но будем справедивы, они уже мертвы - и почему нельзя полюбить того, чья жертва осталась в этих веках незамутнённой, хотя бы у какой-то части людей.
 Мария Федоровна всю свою жизнь посвятила богу и дочери. Любовь затмевала в ней недостаток мужского тепла, денег, неприкаянность быта.
 Но любимая дочь выросла и привела в дом чужого человека. Мир ничем не прошенный.
 Неблагодарно отметающий тихий домашний уют. И это мерзкое слово «тёща». Как утешение за отнятое сердце дочуры. Правда зятёк не употреблял это вульгарное обращение в отношении Марии Фёдоровны, но бессонными ночами теща молилась своему богу именно подсознательно уязвлённая своим новым статусом.
 Скромная убогая квартирка. Далёкая Лавра. Таким стал маршрут восстановления справедливости. Моя дщерь.
 Дочь и зять, не смотря, на все усилия развести мосты, свили своё гнёздышко в другой части города. И даже рождение симпатичных двойняшек – мальчика и девочки – не принесло мир в разлад. Материнская любовь, сметающая любые препятствия.
 Небеса замечают  приносящих жертву.
 Любимая дочь из-за утечки газа в квартире получила ожоги, кожа сгорела на  сорока процентах покрова. Лицо стало безобразным на столько, что она никогда больше не смотрелась в зеркала. Даже столовая посуда вызывала в ней ужас, если воспроизводила новое лицо. Дикий танец возмездий.
 Она не могла больше жить со своим мужем, ибо страшилась попадаться на глаза.
 Мария Фёдоровна забрала дочу и внучат к себе. Взвалила обузу на свои женские плечи.
 - А всё непослушание. Не уважение родителей. Ибо ещё в писании сказано: «Возлюби мать свою и отца, и продлятся дни твои».
 Мы беседуем в зале с моей учительницей – Марией Фёдоровной. А по сумрачному коридору иногда скользят тени её дочки и детишек, цепко держащихся за подол матери. Ни разу никто из них ни заглянул в комнату, ни издал ни звука.
 - А всё непослушание.
 Учительски монотонный голос убаюкивает моё сознание.
 - Бог не допустит неуважения к родителям.
 Боже, да светится Имя твоё, что бы ты мог разглядеть эту душу, обожжённую, искорёженную, получившую своё, и по заслугам, как вещает её мать. Боже, да святится!
 Я выхожу на проспект и чувствую, что Лили рядом.
 Та отвергнутая, чем-то пришедшаяся не по вкусу.
 Небеса нас слышат. Кто-то стоит над твоей душой и тебя торопит….
 Канун, который так никогда и не стал днём.

 По слякотной улочке несу ритуальный венок. сосновые ветки и искусственные цветы на деревянном каркасе. Почему-то вспоминается учительница русского языка, которая как мантру твердила нам периодически на уроках, в тему и так между делом: "искусство - удвоенное С во втором случае". Где теперь это искусство во втором случае? и чего их гнобить если это всего навсего культура?
 Незаметно подхожу к  Жукова. Вхожу в тесную хрущовку. В этих крохотулях не протолкнуться от людей. В зале, самой большой из комнатушек - гроб. Смотрю на убранную к переходу в другой мир покойницу и пугаюсь своих мыслей. Галина точная копия моей невестки Ирины. Как две капли воды. Если не знаешь которая из них сейчас в гробу - легко спутать. Себе не поверишь.
 В далёком Архангельске Галю сбила рано утром случайная машина. Она пролежала в нескольких метрах от остановки общественного транспорта пока не рассвело в кювете. Никто не обратил внимания. И за это время женщина совершенно истекла кровью.
 А тем временем всего в нескольких сотнях метров от умирающей мамы врач в детском саду спасала сынишку Гали – Павлика. Время ОНО, как ни странно,  одно на всех.
 Двухлетний малыш по неизвестным причинам примерно в момент проишествия посинел, потерял сознание, почти пропал пульс, дыхание видимым было только на зеркальной глади. Перепуганные воспитатели и вызвали скорую.  Потом, эту самую бригаду при выезде с территории детского сада  остановили случайные прохожие – подобрать бездыханное тело его матери.
 Галю привезли хоронить на родину. Благо муж Игорь был военным лётчиком и эти тысячи километров не стоили семье никаких денег в те времена.
 Галина мама стала упрашивать зятя Игоря отдать ей Павлушку. "Дело мужское, примешь внуку мачеху, куда ж это годится?" Игорь стоял на своем – "сына не отдам" - а бабушка на своём -"знаю я эту ****скую породу. Им дети до первой юбки".
 Куда ж идти за справедливостью как не в собор? Год Ивановна ставила свечи у всех икон в городе. И по святым местам не линилась съездить - дело-то благородное. "Услышь меня, Господи. Не для себя прошу, для внучка.!"
 Следующим летом Игорь утонул в северном море. В своем Архангельске...
 Его тоже похоронили на родине. Только на другом кладбище – неподалеку от жены.
 Лил дождь. Неживые цветы опускали свои намокшие лиловые головы
   Полный перелом хребта.
 Павлик получил пенсион за отца и сердобольную бабушку.
 Она пошла, благодарить бога. Бог-то ей теперь единственный помощник в воспитании ребенка. В нищете – не в обиде. У алтаря: «Как  же я теперь могу умереть, Господи? Он же сиротка, не дай дитё в  обиду. Мне никак нельзя умирать….» Ей никак нельзя!

 Вас слышат – но знаете ли вы, что вы сейчас сказали?
 Что это вообще было?
 Материнская любовь? Отеческая любовь?
 Где-то витает душа первой рожденной, а не сотворенной из ребра…
 Лилит…..
 Если ты будешь продолжать так дальше, то не только сама сгоришь – но и сожжешь дом… «Сверх» - это ещё и превышение меры или нормы…
 Рок. Рокада. Рокот…….