Хэппи-энд

Хэппи-энд

Ко мне в гости приехал режиссер документальных фильмов Марек. Лучшая его картина о староверах взяла главный приз в своем разделе на Венецианском кинофестивале.
Мы сделали шашлык из курицы, попили немного пива, а потом пошли на близлежащий пруд с удочками. В пруду водились караси, карпы, толстолобики. Когда зимой был замор, по весне на берегу валялись семикилограммовые туши и вызывали у рыбаков скорбь.
То есть рыба в пруду была, но ловиться не хотела. Мы ее подкормили, закинули три удочки с червем, хлебом и манкой, но поплавки не двигались. Тогда мы допили пиво, и Марек пошел за добавкой.
Как только он ушел, мой поплавок рванул вниз, я, спотыкаясь, добежал до удочки и удачно подсек. Что-то необычайно тяжелое стало водить леску вправо-влево, но я помнил, что самое главное - дать рыбе глотнуть воздуха. Когда мне это удалось, я увидел морду здоровенного карпа. Он лихо шлепал плавниками и медленно жевал леску с крючком, торчащим из верхней губы. Он еще посопротивлялся и присмирел. Я спокойно довел карпа до берега, который был крутым, а подсачник мы забыли дома.
Я стоял и смотрел на рыбу, а рыба смотрела на меня. Отпустить удочку с натянутой леской я не мог, самостоятельно достать карпа из воды тоже. Марек ушел, никого на берегу не было, чтобы помочь.
Я думал, что делать, и решил дернуть со всей силы. Это была моя ошибка, потому что столь тяжелый карп сошел с крючка, оборвав верхнюю губу.
Я стоял на берегу и горевал, а когда пришел Марек, стал размахивать руками и кричать, жестами показывая, что здесь произошло.
Марек поправил бейсболку, затянулся Винстоном и произнес: «Настоящий хэппи-энд. Все живы, все здоровы, все радуются и смеются».

Кукурузная каша

Станицу бомбили два дня. Все это время баба Рая с дочерьми сидела в соседском погребе, у деда Гриши.
Когда канонада смолкла, то немцы не стали организовывать сопротивления, а собрались и уехали на тягачах. Тогда по станице прошли четыре оборванных, худющих, в серых обносках, в щетине и с грязными, синеватыми ногтями русских солдата. Они заходили в пустые хаты и молча и угрюмо шарились по полкам.
Баба Рая, завидев освободителей, вылезла из погреба, подошла к ним, а одного, Ивана Петровича, взяла за желтую больную ладонь и отвела на задний двор. За ним потянулись и его однополчане. 
Там баба Рая достала из хлева, из ямы, желтую бетонную кукурузу и сварила ведро кукурузной каши, добавив в нее немного подсолнечного масла.
Солдаты сели за стол и молча ели кукурузную кашу. Пилотку снял только Иван Петрович. После еды они вытерли руки о шинели и ушли на Запад.

Таможня

Наверное, у мужика был перевес, потому что он явился в августе на таможню в костюме, пуховике и с противогазом через плечо, набитым чесноком.
У таможенника веко задергалось, и он на чистом немецком языке спрашивает: «А что у вас во Владивостоке чеснока нет»?
Мужик меня за ремень тянет и говорит: «Переведи». И стал так медленно, с расстановкой слова из себя выдавливать: «У нас на Дальнем Востоке цинга. Чеснок китайский быстро гниет. То ли дело — немецкий».
Я стою и не знаю, как цинга будет по-немецки. Перевел «от всех болезней».
Тут таможенник заметил в карманах пиджака стеклянные бутылочки с вареньем, и стало у него колотить коленку: «А что в России варенья не бывает»?
«Переводи, — дергает меня мужик, — «я в Германии поиздержался, буду варенье в дороге есть».
«Ну, вы хотя бы хлеба купили», — сказал таможенник, а у него уже правая рука колбасится, но все-таки взял билет и печать поставил.
А я потом пригляделся, а у мужика в пуховике, в костюме какие-то пакеты с орешками, мешки с сухофруктами на веревочках, даже сок яппи на пять литров.

Тролли

Финны живут в гармонии с природой. Считается, если ты разрушаешь природный баланс, то нарушаешь конституцию страны.
Однажды меня остановили полицейские:
— А ну-ка, покажите лукошко, — а там подосиновики, подберезовики, белые.
Поддели белый красавец ножом и лопочут:
— Эти грибы едят тролли. Их собирать нельзя. Вы нарушаете природный баланс.
Оказывается вся Финляндия от мала до велика верит в троллей.

Десять сантиметров

В Германии нигде не видел пьяных, хотя пьют они  больше нашего. Каждую пятницу по три-четыре литра пива, да еще заполируют шнапсом. Сидят в кожаных шортах и песни поют, но между собой не обнимаются, потому что у них есть жизненное пространство – десять сантиметров.
Однажды моя дочка задела немку рукой. Та ничего не сказала, даже разулыбалась. Но потом отвела меня в сторонку и говорит: «У всех немцев есть жизненное пространство – десять сантиметров. Мы в очереди не толкаемся, в автобусе не мнемся, в метро чин-чинарем стоим».
Еще у немцев объявления висят: на этой стороне улицы не курить, собак не водить, не кричать сильно, а сигареты стоят четыре евро за семнадцать штук. Прежде, чем покурить, жаба душит.
Хотя вроде кругом объявления, а на своих октоберфестах они смолят, напьются пива и вдыхают в легкие никотин.


Страшный суд

Мы сидели с Владимиром Ивановичем на подоконнике подъезда какого-то сталинского дома в центре Москвы и курили, сплевывая на бетонные плиты.
Последнее время нас просто задолбали кредиторы. Приходили с утра до вечера в офис и требовали деньги, которые мы вложили в государственные облигации, но по ним наступил дефолт, вот и растворилось всё.
Больше всего  доставалось Владимиру Ивановичу, президенту. Менты, у которых мы тоже брали деньги, сажали в КПЗ, а бандиты (мы их общак пускали в оборот) били бейсбольными битами по пальцам, отчего руки пухли и краснели, так что невозможно было сжимать ладонь и нести дипломат.
Меня, хоть я генеральный директор, никто не трогал. Мне  было двадцать три года, и  никто не верил, что в таком возрасте можно что-то своровать самостоятельно.
— Самое главное, — вдруг сказал ВИ, потирая красные руки, — сжечь все бумаги: договоры, сделки, контракты.
Повернулся в мою сторону и добавил:
— Выйдем, ты налево, а я направо. Пойдут за мной, а ты в офис.
Не знаю, пошел ли кто за нами, но я спокойно направился в офис: поднялся на третий этаж, открыл железную дверь тяжелым овальным ключом и приблизился к несгораемому шкафу с папками.
Казалось, что в офисе никого не было, но когда я стал складывать договоры в прихваченный в подсобке мешок, кто-то положил мне руку на плечо.
Это оказалась Тамара Ипатьевна в своей бордовой вязаной шали. Последний раз мы виделись перед дефолтом в тире, где главная бухгалтерша из мелкашки выбила больше всех. Теперь она стояла и смотрела на меня, потому что не хотела, чтобы я сжег бумаги. За утерю бухгалтерии уголовную ответственность несла она, а я не нес и ВИ не нес.
Когда я набил полный мешок, она загородила проход, и я попросил:
— Не загораживайте, пожалуйста, проход, Тамара Ипатьевна, — но она схватила мешок и стала вырывать его у меня, а я сопротивлялся.
Если бы пришел Владимир Иванович и трэйдер Андрюха, мы бы втроем сумели забрать у нее бумаги, а так мы сопели и пихались в проходе. Несмотря на свой шестидесятилетний возраст, Тамара Ипатьевна оказалась очень хваткая, и мне, молодому, только после четырех пинков удалось опрокинуть бухгалтершу на пол, к тому же Тамара Ипатьевна потеряла очки и близоруко шарила по полу, когда я победно вылетел к лифту.
Внизу оказался Андрюха на Шестерке. Он помог мне загрузить мешок с бумагами в багажник, и мы поехали на Люберецкую свалку.
Там мы все подожгли и философски наблюдали за огнем, курили Мальборо. Огонь весело скакал по бумагам и показывал нам своё «ку». Договоры, сделки, контракты мигом пожирались им, и нам всерьез казалось, что жизнь подошла к концу, мир подошел к концу, что завтра наступит Апокалипсис. Прискачет всадник на красном коне и затрубит в древний рог и всех брокеров, трэйдеров, генеральных директоров, президентов, фронт-офис, бэк-офис, ментов, бандитов и вкладчиков призовут на Страшный суд. Только Тамару Ипатьевну не призовут.
Она подошла к концу, попросила сигаретку, хотя сама не курила, села рядом с нами и стала наманикюренными пальчиками ковыряться в золе.

Радиозвонок-2

Взбесился радиозвонок. Он обычно полетом Валькирий звонит, а тут сошел с ума и стал в любое ему удобное время (в три ночи, в пять утра), без нажатия кнопки с той стороны долбить маршем Мендельсона.
Я сначала на жену подумал. Мол, скоро десятилетие свадьбы, надо бы крупный подарок сделать. Но она идет в отказку, ни в какую не сознается, типа здесь не причем. Я даже проверял, зарплату домой не носил, но жена только обиделась.
Стали разбираться с радиозвонком. Точно! Это он сам по себе звонит! Нажимали на клавиши, меняли режимы, писали письма в гарантию, но ответов никаких. В конце концов, привыкли: Мендельсон для души, а Вагнер – открывать.
Но через месяц заметили, что Мендельсон звонить перестал. Очень расстроились.

В Макдональдсе

Захожу в Макдональдс, как в храм. Гамбургер мой Рафаель, чизбургер мой Караваджо. Чикенмакнагетс (6 кусочков) – Тулуз-Лотрек, а девять кусочков – сам Ван Гог. Андрей Рублев конечно Биг Маг, а чудо и центр вселенной Микеланджело – овощной салат с майонезом.
И в Пушкинский ходить не надо.