И, всё-таки, родился он! Часть II

              ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ РЕЙТИНГУ ЗА ВДОХНОВЕНИЕ!


готов ли ты, читатель вредный,
неисправимый буквоед,
не осудить набросок бледный
моих несчастий, зол и бед?

как описать глухую бездну,
мой заглотнувшую удел,
в которой сгинули бесследно
движенья всех хороших дел?

мгновенья первые на льдине,
под шелест крыл полярных сов,
не помню я..но и поныне
снег выгребаю из трусов..

я рос один, хотя друзьями
пытался детство подсластить..
и мне, скажу вам, между нами,
лишь одного пришлось убить.

его родители сгорели,
не осознав причины той,
что никому нельзя, на деле,
назвать другого сиротой.

вы не подумайте, что мука
меня терзала с той поры:
ребенка видно - что он сука,
и будет гадить на миры.

я задержал в себе простуду,
с которой был зачат в пурге,
и страсти злую барракуду
пришпилил холодом к ноге.

я был умён, как два ашуга,
я был силён, как муравей..
но все равно хрустела вьюга
внутри застынувших кровей.

кто ощутил существованье
других людей со стороны -
искусно прячет дарованье
под дребезжание струны.

я так хотел найти собратьев
по вдохновленному перу,
но распростертые объятья
закостенели на ветру.

я по ночам писал картины,
всепроникающим, умом,
в которых призрачные льдины
несли медведей меж домов.

там восьмикрылые тюлени
сжирали собственных птенцов,
и саблезубые олени
пасли чешуйчатых песцов.

там мне махал рукою папа,
варила мама бешбармак..
и всякий раз медвежья лапа
отца тащила в черный мрак.

я воспевал природу летом —
драконов, леших и лосей,
за что прослыл природоведом
среди завистливых друзей.

зимой родимая стихия
тоской мои крутила сны,
я сознавал, что все плохие,
(но это только до весны).

весною мир казался чище,
как привокзальный туалет,
добро всегда найдёт, кто ищет,
в местах, где выключили свет.

другие врут напропалую,
а я ни разу не соврал,
и всё, что виделось, вживую,
в стихах своих живописал.

кто мне не верил — тех калечил,
страх нагонял на всех вокруг,
а кто писал про плечи-свечи,
тех относил в разряд подруг.

я изучал в подвалах сверстниц,
кого жалел-тех отпускал.
во внутрь колодезных отверстий
порочных самых опускал.

я их вытаскивал наружу,
готовых к жизненной стезе :
любить страну, быть верным мужу,
гасить компьютер при грозе.

нельзя сказать, что всё обрыдло...
но есть вопросы у луны:
как, посадив на шею быдло,
нам не остаться без страны?

я жил за гранью осязаний,
томясь неправильностью их,
но и до самоистязаний
не допускал стихов своих.

бывало тяжко — не скрываю,
и оптимизм — не мой конёк,
планета сломанным трамваем
щемилась мыслям поперёк.

я знал свое предназначенье
(не то, что Пушкин - ловелас) -
войти в могучее теченье,
надув украденный матрас.

поэту совесть не помеха,
таланту с детства виден путь,
и я прикармливал для смеха
любви стреноженную суть,

я наблюдал, как жрали дети
под оком пристальным мамаш,
и сознавал, что есть на свете
бумага, я и карандаш.

писал на взрослых эпиграммы,
плевал в колодцы и борщи,
и часто был — виновник драмы,
пугая чаек из пращи.

не говорю, что детство - плохо,
но всё равно, взглянув туда,
я вижу в нем исток подвоха,
на жизнь похожий, иногда.

и это -лишь одна из толик,
кусок мозаики живой,
которой добрый алкоголик
покрыл тяжелый путь земной.


Продолжение следует..