По-ангельски оторва

Она сидела на мосту над Сеной. Каждую ночь оберегала покой города. Она, в обнимку с псом  и старым холстом, в свете фонаря вырисовывала чужие судьбы. Она хрупкая, едва уловимая. Пахнет лавандой и молоком. Одним штрихом напишет о нем, о городе  одиноких и вечно влюбленных. Она сорванец, первым делом спустившись с небес, разрисовала себе крылья в голубые, и немного розовые по краям. Рассказала встречным воробьям, пока летела, что там, где кончается Сена, зеленая трава и много корма. Она по-своему, по-ангельски, оторва, и не боится гнева Бога или его зама. Она, как телеграмма, от него посланная на землю в придачу к килограммам  людского хлама. Уже вечер, и она снова бредет сюда вдалеке. В узеньком  пиджаке,  с отворотами красными, в рюкзаке тот же холст и краски, рядом пес. На спине голубые кляксы от краски крыла. Ах, как же она хрупка и мала. Я смотрю на нее из-за угла. Достает кисть, брызгает в Сену, шепчет что-то собаке серьезно, и в реке после капель краски звезды отражаются, хотя даже на небе они редко появляются. Зачарованный, я поплелся домой, считая камни брусчатки. У двери на коврике кисть, холст и перчатки. Вбежал в дом, скорее к распахнутому окну, и там на соседней крыше лай собаки уже еле слышный, и перо на подоконник голубое ложится, немного розового по краям. Почему оно мне такое родное. Почему я еще не с тобою там.